Покой
Шрифт:
Я не мог понять, что именно он демонстрирует, поэтому рискнул заметить: «Почти ничего не видно».
«Напротив, на кожице отчетливый след от укола. Бдительный наблюдатель, ищущий его при ярком свете, вряд ли такое пропустит». Он начал чистить апельсин, но через минуту остановился (у него, казалось, были проблемы с пальцами) и попросил помочь. Когда я снял кожуру, он разломал плод на части и показал мне ту, в которую попала вода; на ней был маленький волдырь.
«Очевидно, не так ли? – сказал он с улыбкой. – Вы подсказали мне эту мысль, и, если вдуматься, есть другие плоды, с которыми дело обстоит схожим образом. А еще яйца. Я должен был подумать о них сам, как и об апельсинах. С яйцом, сваренным вкрутую, очень сложно что-нибудь учудить».
Разумеется, я спрашивал
Ночь была, вы уж мне поверьте, незабываемая. Вспомните: утром, приехав в город, я был на мели, без работы и даже не помышлял о том, чтобы ее получить. Теперь же устроился, и платили гораздо больше, чем я когда-либо надеялся получить, к тому же был уверен, даже в тот момент, что Мистер Т. – удивительный человек, фармацевт, у которого я смогу многому научиться. В то же время я думал о той женщине с торчащими из плеч кистями, которая прятала деньги в волосах, и об апельсине. Честное слово, я, должно быть, целый час размышлял об апельсине, прежде чем наконец заснул, и, что еще хуже, когда почти отправился в страну снов, в окно моей комнаты начала светить большая желтая луна, вылитый апельсин. Возможно, вы не поверите, но я все еще размышляю об апельсинах перед сном, и у меня есть по этому поводу идеи, которые однажды могут все изменить.
По-моему, я не рассказывал о расположении верхних комнат. Наверху было три спальни, точно так же, как и три комнаты внизу, а еще небольшой коридор, куда вели лестницы из гостиной и кухни. Он располагался с южной стороны дома и не тянулся во всю длину; просто в одном его конце была спальня Мистера Т., передняя, а в другом – моя, задняя. Дверь сбоку вела в третью спальню в северной части дома, если вы еще не запутались. Перед тем, как мы отправились спать, Мистер Т. объяснил, что там у него хранятся кое-какие вещи, которые он не хочет убирать ради меня, – и в любом случае, в той спальне жарче, чем в других комнатах, потому что окна только с одной стороны. Заднюю спальню отвели мне. Должен заметить, она была обставлена довольно скудно, и к тому же не очень хорошей мебелью. Мистер Т. как бы извинился за это и сказал, что не рассчитывал на появление жильца. «Она принадлежала кухарке, когда была жива жена, – сказал он. – Вторая спальня – с северной стороны – принадлежала моему сыну». Я сказал, что, как понимаю, он тоже покинул этот мир, и мне очень жаль об этом слышать.
«Уверен, вы думаете, что лучше бы занять ту комнату, и она должна быть обставлена как следует, – продолжил Мистер Т., – но на самом деле это не так, мистер Смарт. Я продал кровать и столик бедного Родни, когда он покинул нас. Я не мог вынести их присутствия. А сейчас комната набита хламом из аптеки, как я вам и говорил».
Итак, как вы уже знаете, моя комната находилась в задней части дома, она оказалась большой и довольно милой, но в ней не было ничего, кроме высокой кровати, шаткого стула, старого комода, хромолитографии на стене – кажется, это был «Загнанный олень» [50] – и меня. И да, я задремал, глядя на желтую луну и думая об апельсине Мистера Т., а потом проснулся.
50
Скорее всего, подразумевается репродукция картины «The Stag at Bay» Эдвина Генри Ландсира (1802–1873).
Луна не светила прямо в окно, как раньше, а сместилась так, что только маленькое пятнышко света падало на пол в углу. От этого остальная часть комнаты погрузилась во тьму более густую, чем обычно. Я сел, прислушиваясь и озираясь: в комнате появился кто-то еще, и я был в этом так же уверен, как в том, что сижу сейчас здесь, в гостиной мисс Оливии. До того я увидел… хорошо, можете называть это сном, и во сне я лежал в постели, как оно и было на самом деле, и
– Почему вы не зажгли свет? – спросила Элеонора Болд. – До чего простая вещь, но в подобных историях, кажется, никто про нее даже не думает.
– Я подумал. Потому именно так и сделал – тотчас же вскочил с кровати и зажег свет; но, естественно, в незнакомой комнате пришлось сперва передвигаться на ощупь. Вы знаете, как это бывает.
Дверь была открыта, это я заметил сразу – и у меня не возникло сомнений, что я закрыл ее перед тем, как лечь спать. Влажное пятно, о котором я рассказал, было настоящим, хотя быстро высыхало. Слишком быстро для воды, подумал я, тем более в такую душную и влажную ночь, когда с трудом заставляешь себя надеть ночную рубашку, ложась в постель. Там, где пятно совсем высохло, ткань не стала сухой и чистой – на ней появилось что-то вроде липкой грязи.
Сами понимаете, мне не хотелось сразу же возвращаться в постель, поэтому я сначала притворился, что обыскиваю комнату, хотя знал, что теперь в ней никого нет, кроме меня. Спрятаться все равно было негде, но я заглянул под кровать и за старый комод. Затем решил взять чистую простыню, вспомнив, что Мистер Т. достал ту, на которой я лежал, из бельевого шкафа в коридоре прямо снаружи. Я вышел – и что увидел? Мистера Т. собственной персоной, он стоял в другом конце коридора со свечой в руке. Не хочу вас оскорбить, дамы, но правда в том, что на нем не было ничего, кроме исподнего, что будет важно через минуту, и еще скажу вам, что он был с виду форменный скелет, высоченный и без грамма лишней плоти. «Здрасте», – сказал я, и он откликнулся, как эхо, а потом спросил, не слышал ли я чего-нибудь. Я увильнул от прямого ответа и промямлил что-то невнятное.
«Должен признать, – сказал он, – безобидные звуки во сне часто усиливаются. И все же, вы точно не слышали, как по дому кто-то ходит?»
Я сказал, что если и слышал, это неважно, поскольку я мог слышать его, а он – меня. И, естественно, мне не хотелось вести беседу из другого конца коридора, поэтому я подошел ближе.
«Я знаю ваш шаг, – вот что он тогда сказал, – и думаю, теперь и вы знаете мой. То, что вы слышали – если вы действительно ее слышали, – звучало совсем иначе».
Ну, на это я ничего не ответил, так как, пока он говорил, заметил кое-что, занявшее все мои мысли. На правом боку Мистера Т. – как раз там, где находятся нижние ребра – виднелось обширное пятно неестественно выглядящей плоти; теперь, увидев его плечи, я понял, что тот же неведомый недуг поразил обе руки – казалось, Мистер Т. натянул пару грубых чешуйчатых перчаток грязно-белого цвета.
«Похоже, вам интересно», – проговорил он.
Я сказал: «Да», решив, видите ли, взять быка за рога. Потом добавил, что не подозревал о его болезни, и спросил, пробовал ли он масло какао.
«Потрогайте», – сказал Мистер Т., и не успел я воспротивиться, как он схватил мою левую руку и поднес к своему боку, так что я ощутил его плоть кончиками пальцев. Представьте: вы выходите на прогулку вечером, когда немного сыро и холодно; надеваете что-нибудь теплое и думаете о том, как выпьете чашечку хорошего кофе или какао после того, как вернетесь домой; а потом наклоняетесь, чтобы пощупать тропинку. Вот таким и был бок бедного аптекаря – холодным, шершавым и слегка влажным.
– Думаю, я бы закричала, – сказала тетя Оливия.
Однако я видел, что это было сказано лишь ради того, чтобы продемонстрировать волнение. На самом деле она бы взяла нож и отрезала кусочек, чтобы рассмотреть окаменелую плоть через маленький микроскоп в оранжерее.
«Теперь вы знаете о моей болезни, мистер Смарт, – сказал Мистер Т. – Если не поняли до сего момента. Я умираю, мистер Смарт. Моя живая плоть превращается в камень».
«Это невозможно, сэр», – возразил я.