Покойник
Шрифт:
Спасое. Больше ничего!
Любомир. Если я все же вам понадоблюсь, я буду там, у своей невесты. (Уходит.)
Спасое, Софья.
Спасое опускается в кресло; глубоко задумывается.
Софья (входит). Вас спрашивает господин.
Спасое (вскакивает, и на лице его появляется надежда). Ах, это он! (Торопливо.) Пусть войдет! Веди его немедленно, пусть войдет!
Софья
Спасое, Джурич.
Джурич. Добрый день!
Спасое (расплывшись в блаженной улыбке). Добрый день, господин Джурич! Вы пришли как раз вовремя, в добрый час! Пожалуйста, прошу вас, садитесь!
Джурич (садясь). Ну, мне очень интересно, достигли вы чего-нибудь?
Спасое. Ничего. С этим человеком по-хорошему никак не договоришься.
Джурич. А вы разговаривали?
Спасое. Да, он был здесь; пришел, как по заказу, и мы говорили подробно и совершенно откровенно.
Джурич. Что же он говорит?
Спасое. Он не только не идет ни на какое соглашение, но еще и усиливает свои агрессивные намерения.
Джурич. Угрожает?
Спасое. То, что он угрожает отнять у меня имущество, уж известно, но теперь он угрожает и моему зятю.
Джурич. А ему чем?
Спасое. Вы просто не поверите! Он говорит: «Уничтожу его, отниму у него кафедру в университете! Разоблачу его как лжеученого!» Скажите пожалуйста этот человек утверждает, что ту научную работу написал он, а мой зять только издал ее под своим именем.
Джурич. О, это тяжелое обвинение, и притом в самый неподходящий момент! Дело «Иллирии» в настоящее время находится на утверждении Совета министров. Каждая секунда может принести нам концессию, а концессия представляет собой миллионы… миллионы!..
Спасое (в восторге). Миллионы!
Джурич. И в тот момент, когда мы уже видим эти миллионы…
Спасое (продолжает). …приходит разбойник, отнимает все мое состояние, служащее залогом, выбрасывает с кафедры зятя, собственно не зятя, а директора предприятия.
Джурич. Надо об этом как следует и серьезно подумать.
Спасое. Прошу вас, подумайте и за меня! Поверьте, я уже больше не в состоянии что-либо соображать.
Джурич. Видите ли, нельзя рассматривать все это с узколичной точки зрения, как делаете вы. Дело это требует, чтобы на него смотрели с более широкой, так сказать, государственной точки зрения. Разве вы не видите во всем этом явлении известную систему, систему с вредительскими тенденциями? Этот человек забрался куда-то там, в какой-то таинственный уголь Европы, как он говорит, на какую-то фабрику, а я сказал бы, в некую диверсионную ячейку Коминтерна. Кто знает, чему он там научился? Кто знает, какие идеи затуманили его здравый ум? Разве вы не видите, по чему он наносит удар? По всему, что есть святого! Разве вы не видите, что он грозит уничтожить именно то, на чем зиждется общество! Проследите, пожалуйста, все по порядку, и увидите, почему он наносит удар. Он стремится разбить семью этого человека.
Спасое. Причем счастливую семью!
Джурич. А семья, сударь, –
Спасое. Причем мое имущество.
Джурич. И, наконец, он хочет подорвать, уничтожить, растоптать авторитет. В своем яростном желании навредить он хочет скинуть известного ученого с заслуженной им высоты.
Спасое. Господи боже, у меня только теперь раскрылись глаза! Только теперь я вижу подлинные намерения этого человека!
Джурич. Да, да, сударь, только так и надо рассматривать это дело. И когда вы посмотрите с этой точки зрения, вы, несомненно, ясно увидите, что это явление содержит в себе опасность большего масштаба.
Спасое. Опасность, разумеется, опасность!
Джурич. И дело, которое в данный момент угнетает вас, не может и не должно оставаться только вашим. Это дело всего общества, это дело самого государства, если хотите!
Спасое. Конечно, хочу! Пусть государство возьмет это дело на себя.
Пауза.
Джурич (размышляя). А теперь скажите мне, не нужно ли в таких случаях предоставить слово закону? Способен ли закон усмотреть ту большую опасность, которая скрывается за подрывными намерениями, облаченными в законные формы?
Спасое. Нет!
Джурич. Ведь что может сделать закон? А вот что! Предположим, это моя балка, и я прошу закон мне ее вернуть. Закон есть закон, ему деваться некуда, и он предписывает: твоя балка, возьми ее! Но что может произойти, если на этой балке держится дом? Разве только ради того, чтоб ты взял свою балку, можно допустить, чтобы развалился весь дом? Что больше, что важнее, спрашиваю я вас? Дом или балка?
Спасое. Дом!
Джурич. Правильно! И теперь представьте себе, «Иллирия» – это дом, так как эта организация создана на широких основах, и вдруг кто-то приходит и говорит: «Отдайте мне мою балку». Да, балку, но, если мы вытащим балку, нам на голову рухнет вся «Иллирия»!
Спасое. Ужасно!
Джурич. Если еще… у вас случайно нет телефона?
Спасое. Вот он, у вас под рукой.
Джурич (подходит к телефону и набирает номер). Алло, алло! Это господин шеф кабинета? Это вы, господин Маркович? Говорит Джурич. Значит?… (Слушает, лицо его озаряется радостью.) Спасибо! Большое спасибо! (Кладет трубку и идет к Спасое с распростертыми объятиями, восклицая.) «Иллирия», «Иллирия»! (Крепко его обнимает.)
Спасое. «Иллирия!»
Джурич. Да!
Спасое. Свершилось?
Джурич. Да!
Спасое (бросается ему в объятия). «Иллирия»! Миллионы! (Вдруг отпрянув.) А балка?
Джурич. Какая балка?
Спасое. Та, которую если вытащить – рухнет дом?
Джурич. Не беспокойтесь, теперь мы на коне. Сделаем и это. Сегодня же заходите ко мне! Я должен только зайти в министерство, хочу собственными глазами увидеть подписи министров. Заходите сегодня же, к тому времени я уж придумаю, вернее сказать, у меня уже есть кое-какой план; не беспокойтесь! До свидания! (Уходит.)