Покрась в черное
Шрифт:
Что лучше: сон или явь? В отношении Наташи этот вопрос был бессмысленным. Снятся кошмары, она просыпается в райском саду, снится свобода, а глаза открываешь — решетки на окнах. Вот так и сейчас. Видела она во сне своего сына взрослым, он катал ее на лодке по пруду, где цвели лилии, а проснулась в душной комнатенке без окон на циновке, расстеленной на земляном полу. С чего начали, к тому и пришли. Испуганная женщина вскочила. Сумки рядом с ней не оказалось. Все правильно. Дураков учить надо. Сквозь бамбуковые занавески в дверной полукруглой арке проглядывал теплый желтый свет и тянуло сладковатым дымом. Она подошла ближе и глянула сквозь штору. Трое мужчин среднего возраста сидели на ковре, что-то пили из пиал, курили кальян и играли в кости. Все были в европейской одежде. Наташа отодвинула гремящую занавеску и вышла. Тот, что сидел в середине, оценивающе взглянул на вошедшую даму и сказал соседу слева по-арабски:
— Три тысячи динар. Большего она не стоит.
— Ошибаетесь, уважаемый Сабри. Пять тысяч ей цена. Ссадины пройдут, волосы расчешутся, лицо отмоется. Я бы и не позвал вас, сначала довел бы товар до ума, а потом только выставил напоказ и получил втрое больше. Но вы же знаете, мне срочно нужны деньги, а потому я делаю для вас большую скидку.
— Не морочь мне голову, Омар. Она же больная и белая. Просто ты боишься держать у себя белых. Может найтись хозяин, и тебе будет плохо. Потому и меня позвал, что ко мне никто не посмеет лезть с претензиями. Все, что в моем доме, то мое.
— Кто же посмеет вам перечить, уважаемый Хафа. Но мне она дорого досталась. Нельзя же меня без бакшиша оставлять.
Сабри Хафа молчал, продолжая разглядывать женщину.
Наташа поняла из сказанного процентов восемьдесят, и то потому, что они, проявляя учтивость друг к другу, говорили медленно.
Хотела сказать, что все он врет, шакал безмозглый. Он только из ее сумки выкрал тысяч десять динар и тысяч пять долларов. Гнус поганый. Но инстинкт ей подсказывал, что лучше им не знать о том, что она понимает по-арабски. Эта тайна может стоить дороже любых денег. А потом, что это изменит?
— Вы понимаете по-английски?
— Понимаю.
— Вы русская?
— Почему вы так решили?
— Вы сбежали от Фар Харима? Не так ли? Он у нас главный поставщик русских красавиц. Можете говорить правду. Я с ним сумею договориться без особых проблем, и вы от этого только выиграете. У меня хорошие условия, и вам не захочется никуда бежать. Вы получите то, зачем сюда ехали. Сайд грубый человек, он женщин не ценит. Так как?
— Я попала в автокатастрофу и ничего не помню. Меня подобрали на дороге. Русского языка я не знаю.
— Печально. Вам не с кем будет общаться. Девушки, живущие у меня, не говорят по-английски. В лучшем случае знают десяток слов, связанных с уличной профессией. Но вы на шлюху не похожи. Не так ли?
— Бесполезно со мной разговаривать. Я ничего не помню. Может быть, потом ко мне вернется память…
— Хорошо. Ваша прошлая жизнь не столь важна для меня. Посмотрим, как вы себя будете вести, и все само по себе выяснится.
— Чего вы от меня хотите?
— Об этом мы еще успеем поговорить.
Он повернул голову к продавцу и коротко сказал по-арабски:
— Четыре тысячи. Я ее забираю.
Сабри похлопал в ладоши, и вошли двое молодцов в военной форме.
— Уведите ее в машину.
Солдаты руками к ней не прикасались, а она и не собиралась сопротивляться.
Тихий дворик с садом, высокие белые стены, большой лимузин у крыльца, занимающий половину двора, и заходящее солнце. Долго же она спала. Быстро выдохлась — вот и результат. Что ее ждет, девушка не знала, но, во всяком случае, не распятие на кресте, и это утешало.
Наташу усадили на заднее сиденье. Вскоре вышел ее новый хозяин и сел с ней рядом. Она догадалась, что этот тип какой-то крупный чиновник, а не хам из пустыни. Скорее всего, получил хорошее образование в Европе, по-английски говорит чисто и держится не так, как другие арабы. На вид ему лет пятьдесят, ухоженный, с маникюром, дезодорантом несет за версту. Лицо шаблонное, немного полноват, взгляд тяжелый, пронизывающий, долго не выдержишь. Она выдержала, потому, вероятно, и приглянулась ему. Значит, любит строптивых и сильных баб, шлюхи уже приелись. И все же странно. Она выглядела так, что на нее сейчас и бедуин смотреть не захочет, а этот деньги заплатил.
За воротами стоял военный открытый джип. Солдаты сели в него, и он двинулся перед лимузином. Ехали молча. Скоро оказались в городе. Яркие, освещенные неоном кварталы сменялись лачугами, потом вновь возникали шикарные отели и широкие проспекты. Одно из зданий привлекло ее внимание. Над входом светилось название «Галлиос».
— Что-то вспомнили? — спросил Сабри.
— Нет. Этот город мне не знаком.
— Вероятно. Это не туристический центр. Сюда приезжают только деловые иностранцы. Здесь очень много государственных учреждений и одна из лучших королевских резиденций. Попасть сюда так же трудно, как и выбраться отсюда. Одна-единственная дорога пересекает город, кругом горы и скалы. Похоже, вы сами себя затащили в западню. Но можете считать, что вам повезло. Этому олуху нужны были деньги, а владельцы притонов ему за вас дали бы гроши. Вы же больны, плохо выглядите и уже не молоды. В стриптизерши не годитесь, в бордель тоже. Только на улицу. А за уличных больше ста долларов не дадут.
— Ив этом случае он остался бы в выигрыше. В моей сумке лежало много денег. Несколько тысяч в валюте. Сумку, как видите, мне не вернули. На дороге меня подобрал молодой парень, и я потеряла сознание в его машине.
— К вам вернулась память?
— Я помню то, что случилось после аварии.
— Если на дороге случаются аварии с иностранцами, мне об этом докладывают.
— Машина сорвалась в реку и ушла на дно.
— Вот как? Я найду эту машину и по номерам определю, кому она принадлежит. Так мы восстановим ваше прошлое.
Наташа готова была прикусить свой длинный бабий язык. Что ни ляпнет, все невпопад. А с этим типом надо держать ухо востро. Он ничего мимо ушей не пропускает.
Шикарный дворец стоял на холме и был виден издалека, освещенный со всех сторон прожекторами. Машина поднялась по извилистой дороге, они приближались к шикарному творению рук человеческих. Такое могло быть разве что у султана.
Сабри словно читал ее мысли.
— Этот дом не принадлежит мне. Его хозяин — глубокий старец, и женщины его не интересуют. Но они интересуют его высокопоставленных гостей. Я лишь распоряжаюсь всем хозяйством и прислугой. Только не тешьте себя надеждой, что вам удастся поговорить с кем-нибудь из знатных гостей. У нас есть правило знакомить англичан с арабками или китаянками, а тех, кто говорит по-английски, с теми, кто его не понимает. Женщины нужны для удовольствия, а не для общения.