Покрась в черное
Шрифт:
Возле беседки в глубине сада стоял летний столик, пара кресел, качалка под ветвистым кленом, загораживающим полнеба. На толстом суку висела капроновая веревка с петлей. Усадив безвольную тяжеленную куклу в кресло, девушка села напротив и стала ждать, когда Карим придет в себя. Он очнулся, попытался встать, но не почувствовал ни рук, ни ног, будто их не было. Ни страстей, ни желаний — один только страх. Перед ним сидела рыжеволосая красавица, а над головой болталась петля.
— Твое дело, Карим, отвечать на мои вопросы. Как только я услышу неправильный ответ, твою шею затянет петля, и ты с высот седьмого неба провалишься в тартарары. Твое место в аду, где тебя с нетерпением ждут!
Наташа перегнула палку своим угрожающим тоном. Штаны героя-любовника намокли, образовав огромное пятно. Карим не мог произнести ни слова.
— Мне все известно, господин Рамазанов. Вы получали заказ познакомиться с женщиной, завоевать ее доверие, чтобы вывезти в Иорданию под предлогом знакомства с вашими родителями. Подложный загранпаспорт вы получили четыре года назад на имя Александра Наумовича Маркина. Кто вам сделал предложение заниматься этим бизнесом?
— Сергей Пекарев, — вяло произнес Карим. — Мы оба получили одинаковые письма во время симпозиума в Калуге. Я не хотел, но он меня убедил. Я тут ни при чем.
— Вы помните имена женщин, которых вывозили из страны? Одно лживое слово — и вам конец.
— Не убивайте меня. Я все скажу. — Рамазанов едва шевелил языком. — Всего восемь. Я часто болел и не мог много работать.
— Имена?
— Катя Воробьева, Люба Суворова, Катя Крупнова, Кира Скобцева, Вера Грач, Нонна Кручинина, Алла Скрипка, Рада Вихрова. Отчеств я не помню.
— Все с детьми?
— Да. Их я не запомнил.
— Письма сохранили?
— Я все сжигал.
— Фотографии женщин?
— Две или три есть.
— На камеру снимали?
— Снимал.
Наташа боялась, что Рамазанов может умереть, как Зибиров, он с трудом шевелил губами. В его взгляде был страх, а скорее обреченность больного, ждущего смерти.
— Кто с вами еще работал на эстафете?
— Юра Бродяжников. Я встретил его в аэропорту Тель-Авива случайно. Мы летели в Москву одним рейсом. Его потом убили. Хулиганы. Убийцу поймали и посадили.
— Где он жил?
— В Москве. Адреса я не знаю. Мы вместе учились. Вызовите мне врача. У меня астма, я могу умереть. Очень тяжело дышать. Может случиться приступ.
— Покойникам врачи не нужны.
Лицо его покраснело, он начал ловить ртом воздух, глаза выкатились из орбит. Карим дернулся в предсмертных судорогах и затих.
Опять Наташа не довела дела до конца.
Шорох травы за спиной заставил ее вздрогнуть. Она резко обернулась и увидела идущего по саду
Толстикова. Подойдя ближе, Гриша покачал головой:
— Хлипкий нынче мужик пошел.
— Лекарство слишком сильное. Придется нам перед встречей с каждым кандидатом на экзекуцию изучать его историю болезни. Рамазанов страдал астмой в тяжелой форме, поэтому сделал только восемь ездок.
— Ты успела что-то узнать?
— Имена женщин. Этот хлыщ своих подружек не забыл. Ты все привез?
Гриша подал Наташе паспорта.
— Положи их ему в карман и давай сунем подонка в петлю.
— Смахивает на Нюрнбергский процесс. Тогда Геринг покончил жизнь самоубийством, но его все равно повесили вместе с остальными.
Рамазанов был повешен.
Наташа положила в карман казненного фотографию Александра Маркина, вырезанную из газеты.
— Даешь наводку следствию? — спросил Толстиков.
— Эта «наводка», как ты ее называешь, их никуда не приведет, но они будут знать причину, по которой парня повесили.
— Пойдем отсюда.
— Ты пленки нашел?
— В машине лежат. Четырнадцать штук формата «DV». Пришлось прихватить его видеокамеру, иначе мы не сможем просмотреть кассеты.
— Поехали, только надо забрать сумки с террасы, подмести пол и закрыть дом.
Весь вечер они просматривали кассеты. Рамазанов любил снимать женщин. Некоторые были с детьми. Наташа записала имена, названные Рамазановым во время допроса. На видеозаписи прозвучало только одно имя — Катя.
— И как мы узнаем, кто из них кто? — поинтересовался Толстиков.
— Ты не внимательно смотришь пленки. Все очень просто, Гриша. Рамазанов не приглашал к себе жертв, он сам ходил к ним. Не забывай, что они его знали как Сашу Маркина. — Наташа перемотала небольшой кусок. — Что ты здесь видишь?
— Ну что? Красивая молодая мамаша сидит на лавочке, рядом двое детей. Все довольны, все улыбаются. Погода хорошая.
— Правильно. Мамочка вышла погулять во двор с ребятишками. Ну а еще что?
— Да ничего.
— За ее спиной дом. Смотри на угол. Видишь?
— Нахимова, восемь.
— Вот именно. Улица Нахимова, дом восемь. С этого кадра надо сделать отпечаток. Возьмешь фотографию, поедешь в тот дворик, и старушки тебе расскажут об этой мамочке и ее детях все в подробностях. Мы просмотрели пять пленок. Уже по трем можно установить, где жили жертвы. С четвертой заминка, потребуется время.
Судя по всему, они гуляли в Удельном парке. Сквозь деревья просматривается станция метро «Удельная» и железная дорога. Не так много там домов.
— Не много? Жилой район, — возразил Гриша.
— Я говорю о кирпичных девятиэтажках. Смотри, они выходят из парадного. Очевидно, Рамазанов ждал во дворе.
— И все равно, прочесать весь район…
— Не надо. Проще найти поликлинику или женскую консультацию. Она рожала дважды. Список женщин у нас есть. Сто рублей, шоколадку в регистратуру — и ты получаешь ответы на все вопросы.
— Послушай, Наташа, почему ты не пошла в следователи, а стала адвокатом?
— По причине престижности профессии. На разведку пошлешь своего приятеля, тебе самому светиться незачем. Он парень толковый, сыскное агентство поднял на уши.