Покровитель
Шрифт:
Тишина, спокойствие и мрак вернулись.
Удивленные соседи появились на крыльце, на другой стороне улицы. Или, может быть, они были там все время, а он заметил их только теперь, когда его глаза привыкли к темноте. Несколько притихший снегопад позволил повнимательнее рассмотреть фонарный столб, железный наконечник которого наполовину расплавился. Соседи перекликнулись друг с другом и с Марквеллом, но он не ответил.
Ужасающее зрелище нисколько не отрезвило его. Испугавшись, что соседи определят его пьяное состояние, Марквелл повернулся и вошел в дом.
Кроме того, у него не было времени болтать о погоде. Он должен был побеспокоиться о беременной женщине и о ребенке, которого нужно принять. Пытаясь восстановить самоконтроль, он вынул из шкафа шерстяной шарф, обмотал его вокруг шеи и скрепил его концы на груди. Его руки тряслись, пальцы были скованы, но все-таки ему удалось застегнуть пуговицы своего пальто. Борясь с головокружением, он натянул пару галош.
Он был убежден, что эта молния имела для него какое-то особенное значение. Знак, предзнаменование. Ерунда. Это действовало виски. Предчувствие оставалось, когда он подошел к гаражу, поднял дверь и вывел машину. Зимние цепи на колесах мягко скрипели по снегу.
Когда он выехал на машине к воротам, намереваясь выйти и закрыть гараж, кто-то тяжело ударил по заднему стеклу. Удивленный Марквелл обернулся и увидел согнувшегося мужчину, который смотрел на него сквозь стекло.
Незнакомцу было примерно лет тридцать пять. Это был крепкий мужчина хорошего телосложения. Доже сквозь частично затуманенное стекло он выглядел поразительно. На нем был морской бушлат с поднятым воротником. На морозном воздухе из его ноздрей шел пар, а когда он говорил, слова превращались в густые клубы белого пара.
– Доктор Марквелл? Марквелл опустил стекло.
– Да.
– Доктор Марквелл?
– Да, да. Разве я не сказал это только что? Но сегодня я не принимаю, кроме этого, мне нужно ехать к пациенту в больницу.
У незнакомца были необычные голубые глаза, чей цвет ассоциировался у Марквелла с чистым зимним небом, отраженным в очень тонком льду только что замерзшего бассейна. Это были красивые глаза, но тут же он понял, что эти глаза принадлежали опасному человеку.
Прежде чем Марквелл успел включить передачу и выехать на улицу, где он мог найти помощь, незнакомец в бушлате сунул в открытое окно пистолет.
– Не делайте никаких глупостей.
Когда дуло уперлось в кадык, доктор с удивлением понял, что вовсе не хотел умирать. Раньше он так долго вынашивал идею о своей готовности встретить смерть. Теперь же, вместо того чтобы порадоваться такой возможности расстаться с жизнью, он испугался за нее. Хотя жизнь лишь оттягивала встречу с сыном, с которым он мог встретиться только в смерти.
– Погасите фары, доктор. Хорошо. Теперь выключите мотор.
Марквелл вытащил ключ из замка.
– Кто вы?
– Это неважно.
– Это важно для меня. Что вы хотите со мной делать?
– Подружиться. Я не причиню вам вреда. Но только попытайтесь шевельнуться, и я снесу вам к черту башку, потом разряжу магазин в ваше мертвое тело, чтобы отправить его в ад, – его тихий и приятный голос был весьма убедительным.– Дайте мне ключи.
Марквелл протянул их через открытое окно.
– Теперь выходите.
Медленно трезвея, Марквелл вылез из машины. Сильный ветер хлестал' в лицо. Ему пришлось прищуриться, так как сверкающий снег слепил глаза.
– Прежде чем закрыть дверь, закройте окно. Незнакомец шагнул в сторону, загородив улицу —
последнюю возможность бежать.
– О'кэй, очень хорошо. Теперь, доктор, пойдемте со мной в гараж.
– Это какое-то сумасшествие. Что…
– Вперед.
Незнакомец шел с боку от Марквелла, держа его за левую руку. Если кто-то и смотрел из соседних домов или с улицы, то мрак и падающий снег скрывали пистолет.
В гараже по указанию незнакомца Марквелл опустил дверь. Но несмазанные петли заскрипели.
– Если вам нужны деньги…
– Заткнись и иди в дом.
– Послушайте, моя пациентка в округе…
– Если ты не закроешь рот, то я выбью рукояткой все твои зубы и ты не сможешь больше разговаривать.
Марквелл поверил ему. Шести футов ростом и ста восьмидесяти фунтов весом, незнакомец был размером с Марквелла, но в нем было что-то пугающее. Его светлые волосы намокли от растаявшего снега, капли воды стекали по его бровям и вискам. Он, казалось, был лишен всякой человечности и напоминал ледяную фигуру из зимнего карнавала. Марквелл не сомневался, что в физической борьбе незнакомец одержал бы верх и над более сильным противником, особенно над пьяным доктором средних лет и в очень плохой форме.
Боб Шан чувствовал клаустрофобию в стесненной комнатушке для ожидающих отцов. В комнате был мнений белый потолок, однообразные зеленые стены и единственное окно, затянутое морозным узором. Шести стульев и двух миленьких столов было слишком много для такого узкого пространства. Он боролся со страстным желанием распахнуть качающиеся двери в коридор, пробежать до конца больницы, пересечь главную приемную комнату и вырваться в холодную ночь, где не пахло антисептиками и болезнями.
Однако он оставался в комнате отдыха, чтобы быть поблизости от Джэнет, которой он мог понадобиться. Что-то было не так. Схватки должны были быть болезненными, но не такими агонизирующими и зверскими, которые Джэнет не выдержит слишком долго. Врачи не допускали серьезных осложнений, но они были явно встревожены.
Боб понял источник своей клаустрофобии. На самом деле, он не боялся стен, которые, казалось, надвигались. Он боялся надвигающейся смерти его жены, его нерожденного ребенка – их обоих.