Покрышкин
Шрифт:
— Знаешь что? Бросай ты эту канитель! Наш полк перебазируется под Лисичанск, и скоро там будет очень горячая работа, — сказал Покрышкину прилетевший в штаб ВВС фронта В. П. Иванов.
То, что впереди «очень горячая работа», Александр Иванович понял, собирая в своих полетах информацию для штаба Южного фронта. О разведработе весной 1942 года Александр Иванович вспоминал:
«Март принес с собой яркое солнце, ясное небо. Полеты одиночных разведчиков в подобной воздушной обстановке изжили себя. Однако руководство дивизии не учло это... Между тем в Донбассе, где противник ускоренно сосредоточивал войска, появились сильные патрули истребителей, нарастала мощность зенитного огня.
В подобной
...Когда ты один во вражьем небе и за тобой охотится враг, психологическое состояние летчика крайне напряженное... Одиночный разведчик, как и минер, ошибается только раз.
...После перебазирования в Краснодон (в начале апреля) основные усилия полк сосредоточил на разведке противника в районах Горловки и Макеевки... Чувствовалось, противник наращивает здесь силы, готовит удар отсюда. Однажды, докладывая разведывательные данные, я не утерпел и высказал свое мнение о том, что, судя по всему, противник будет стремиться завязать барвенковский «мешок». Мне за это высказывание, как непатриотичное, пришлось позже даже давать объяснение. Для меня все обошлось благополучно, но тревога осталась. Мое еще довоенное увлечение военной историей, да и события прошлого года показали умение немцев устраивать окружения...»
16 марта вернулся из одиночного полета над Донбассом один из лучших разведчиков полка Карпович. Борт МиГа был разворочен зенитными снарядами «эрликонов», летчик тяжело ранен, потерял сознание сразу после посадки. На счету 28-летнего белоруса Викентия Карповича было 256 боевых вылетов. 6 июня ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Немцы к этому времени вместо выбитых нашими летчиками «Хеншелей-126» стали использовать «Фокке-вульф-189», двухфюзеляжный самолет-разведчик, который наши солдаты называли «рамой». С ее появлением ожидали бомбежки или артобстрела. Действительно, взаимодействие по радио разведчиков с ударными силами было отлажено у немцев четко. В кабине ФВ-189 продуманно размещалось связное, навигационное и фотооборудование. Высокоманевренный самолет с отличным обзором для экипажа имел на вооружении четыре пулемета. Как правило, разведчик прикрывался парой или четверкой истребителей.
5 мая погиб Даниил Евстигнеевич Никитин, ученик и друг Александра Ивановича. Покрышкин называет его в своих записях — Даня, Данила... 20-летний парень внешне напоминал «сталинского сокола» с плакатов и статуй. Высокий, статный блондин с волевым русским лицом, из крестьян Дубровинского района Смоленской области. Покрышкин видел в нем сложившегося истребителя, будущего аса. Они летали поочередно на одном из немногих оставшихся в полку МиГов. Последний бой Никитина видели все на переднем крае у Матвеева Кургана. «Соколиным ударом» летчик зажег проклятую пехотинцами «раму», а затем принял бой с четверкой «мессершмиттов». Сбил одного, во второго врезался на встречнопересекающемся курсе.
Наградой Герою стал скромный орден Красной Звезды...
Через два дня погиб ветеран полка Николай Лукашевич. В фюзеляже его самолета разгильдяй-ремонтник забыл инструмент. Фонарь на этом МиГе снять не успели. Покрышкин пишет: «Выброситься из падающего МиГа Лукашевич не смог — фонарь кабины на большой скорости не открылся. Летчик оказался как в капкане и живым врезался в землю... Его нелепая смерть и гибель Никитина сильно подействовали на меня. Я стал раздражительным».
Сколько раз Александр Иванович, знавший наизусть «Песню о Соколе», вспоминал эти строки: «О, смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью... Но будет время — и капли крови твоей горячей, как искры вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгутся безумной жаждой
«Воздавая дань погибшим, летчики сохраняли в памяти друзей, мстили за них. Мысленно они были с ними, умножая нашу силу, наши боевые возможности», — пишет А. И. Покрышкин.
...Александр Иванович всегда чувствовал себя тягостно в отрыве от родного полка. Преданность боевому братству пронизывает воспоминания летчика. Товариществом, общиной держался в веках русский северный крестьянский мир. Еще крепче эта основа укоренилась в характерах сибиряков.
Александр Иванович пишет: «Как хорошо возвращаться в родную часть... Счастье и беда в бою ходят рядом. С другом счастлив вдвойне, а беду делишь пополам... Я всегда был сторонником устойчивых боевых групп, в которых все воздушные бойцы хорошо знают и любят друг друга... Вера в то, что в самом тяжелом бою никто не спрячет голову, прикроет, если надо, окрыляет... Без этого не может быть победы».
Знал А. И. Покрышкин и стихи Федора Ивановича Тютчева, ответившего в XIX веке «железному канцлеру» Бисмарку:
«Единство, — возвестил оракул наших дней, — Быть может спаяно железом лишь и кровью...» Но мы попробуем спаять его любовью, — А там увидим, что прочней......На 1942 год немецкое командование планировало, «сохраняя положение на центральном участке», взять Ленинград, а на юге — прорваться на Кавказ. Бакинский район давал почти три четверти нефти, добывавшейся в Советском Союзе.
Чтобы скрыть направление главного удара, немцы провели, и довольно успешно, дезинформационную операцию «Кремль». Был даже выпущен приказ о наступлении на Москву, подписанный командующим группой армий «Центр» фельдмаршалом Г. фон Клюге.
И. В. Сталин и его маршалы были настроены оптимистически. Главное разведуправление вновь ошиблось: по его данным, потери вермахта к марту 1942-го якобы составили 5,8 миллиона человек... Советское командование планировало к концу года выйти на западную границу и только после этого перейти к обороне.
12 мая началось наше наступление на Харьковском направлении... Немецкое командование срезало «барвенковский выступ». Войска Юго-Западного фронта были разгромлены. Южному фронту нанесено страшное поражение. Перед этим потерпел катастрофу Крымский фронт. Трагически завершилась попытка деблокады Ленинграда. Неудача постигла Северо-Западный фронт.
Самое жуткое творилось на юге. Оборона Красной Армии была прорвана. Над всем югом страны нависла смертельная угроза. Развернулись Сталинградская битва и битва за Кавказ.
А. И. Покрышкин вспоминал один из тех дней: «Он дышал жаром, дымом и пылью Молдавии. Словно бы на этих рубежах война снова вздымала свой девятый вал. Немцы наводили переправы на Северском Донце, как год тому назад на Пруте...»
Вместо наступления, победных воздушных боев на новой технике — снова кошмар отступления и дезорганизации, изнурительная жара, пыль, скрипящая на зубах. Переутомление такое, что «не держали ноги». Гимнастерки выгорели добела. Снова штурмовки, снова «пляска смерти». «Опять приходится воевать на нервах и крови... Непрерывное отступление без надежды на скорую стабилизацию фронта угнетало до предела...
Летишь, окидываешь взглядом правобережье Дона. И как будто снова повторяется картина, которую пришлось наблюдать в прошлом году на Днепре... Враг стремился сорвать организованный переход через реку, растерзав беженцев...»
Когда Покрышкин вернулся в полк после полетов на «мессершмитте», командиром 1-й эскадрильи был уже утвержден Анатолий Комоса, участник боев на Халхин-Голе, 25-летний опытный летчик (в 1945 г. ему присвоено звание Героя Советского Союза за 383 боевых вылета, лично сбитые 19 самолетов и четыре в составе группы).