Покупатель пенопласта
Шрифт:
***
«Можно верить и в отсутствие веры». Полмира верит в отсутствие веры. Перевернутые кресты на школьных рюкзачках. Придя из школы, чадо заявит вам: «Мамочка, я правоверный сатанист». Общемировая религия будущего – латентный светский сатанизм.
***
Не люблю поэтов, которые без своей поэтиной мантии на улицу не выходят, которые, насупив брови, режут шагом пространство так, будто отрезают себе кусок жирного и заслуженного пирога, по сути, лишь циркулируя от кафешки к кафешке; которых не допросишься прочитать новое стихотворение, по понятным причинам не выскажешь критики; которые, нахохлившись сидят, закутанные в свою необъятную намоленную шубу из гордыни и комплексов. Люблю поэтов простых, с которыми можно
***
От одного старого торговца книгами в переходе на «Краснопресненской» я слышал упрек Платонову в том, что он слишком вычурный. Да, любой абзац Платонова годится для цитаты, и это не вычурность – это кишки смысла, внутренняя сторона любой сути, это песня песней и смыслы смыслов. «Сафронов знал, что социализм – это дело научное, и произносил слова так же логично и научно, давая им для прочности два смысла – основной и запасной, как всякому материалу».
Все диалоги Платонова вполне реальные, но пересказанные на свой лад. Ему вменяли в вину, что он заговорил языком, к которому они только стремились, быстрее их самих. Просто у одного него хватило мастерства изобразить во всем потенциале и так присутствовавшее в жизни и изображаемое другими по чуть-чуть – щипками. А он охватил абсурд в полном объеме.
***
Молодой человек, займите свое место… извините, – переменилась, – вы свободны сегодня вечером? В серванте отражалась она, в очках, в которых в свою очередь отражался свет лампы вечерней.
***
Водка пластилином все чувства скрепляет воедино.
***
Несмотря на всю сложность сценария, виртуозность операторской работы и прочих заслуг, которые заставляют получать истинное удовольствие от просмотра, – основной, центрирующей всю круговерть, идеей фильма Алексея Германа «Хрусталев, машину!» было то, что Сталин тоже какает, а генералов в воронках с надписью: «Советское шампанское» тоже ебут в жопу черенком от лопаты.
***
Цыгане в транспорте очень изобретательны, постоянно придумывают новые формы мошенничества. То славят русского бога во славу русского кошелька, то теперь ругают и бога, и священников, и просят помочь от чистого сердца или из-за атеистической солидарности. Держат лапу на пульсе тенденций.
***
Сегодня видел в метро наимоднейшего рыжего человека в пальто цвета табака, белых ботинках, с двумя коричневыми чемоданами советского образца. Он был ко мне спиной и стремительно убегал вглубь толпы. Вместо того, чтобы проявить бдительность, я подумал, что он очень похож на чистильщика из «Её звали Никита». И возрадовался.
***
Средний класс, я смотрю, борзеет все больше. Видимо, забыли, бляди, как горели усадьбы и рояли кверху ножками вылетали с карнизов. А потом будут жаловаться и проситься в эмиграцию, и писать оттуда мемуары о своих страданиях за рубежом. Впрочем, что писать, это раньше этот класс умел писать иногда, теперь это просто быдло подворовавшее где-то что-то.
***
Нет ничего проще вести паблик Платонова и Филонова, объединенных.
***
Когда я впервые услышал, о том, что Сталин написал на рукописи Платонова слово «подонок», то рассказчик обронил знатную деталь: «красным маркером». Сталин якобы написал это красным маркером. Я задумался, а были ли тогда маркеры? И сразу представил себе Сталина на горшке с набором разноцветных фломастеров, таким как в детстве.
***
Читать Платонова страшно и смешно.
***
Утренняя пробежка в сумерках рассвета под лекцию Аствацатурова о наркоманах-битниках выявила, что утки уже прилетели к прудику и, покрикивая, торопят клювами лед; выдалбливают дыры и, просунув утлую голову в прорубь, хлещут холодную воду, покрякивая от удовольствия и выставив наружу червивые жопки.
***
Некто в маске Бафомета насилует женщину, приговаривает перед тем, как войти в нее, возбуждая себя: вот какая загогулина. Мясное лицо его по углам зала освещено свечами, содомское благочестие кругом, кривым членом метит он в лоно девственницы связанной. В углу забитый палками поп бубнит молитву. Ельцин играет ложками на голых ляжках, и голые девки пляшут с бесами вкруг стола.
Много голографических ельцинов танцуют твист, в третьей зале Сюткин. Приглашается на каждую годовщину исправно. Угол залы украшает фонтан в виде трапа самолета, с которого писает восковой Ельцин. Все огромное семейство поднимает бокалы: «Да будем мы прокляты в вечности!»
Бляди в вечерних платьях. В центре стола русский младенец в яблоках, гости подходят, и горбатый слуга отрезает тонкими слоями человечинку.
Здесь идут поминки по Ельцину.
***
Полдевятого утра. Все несутся в ущелье метрополитена, стекают в него отработанной водой. Возле спуска на «Бульвар Рокоссовского» чувачело в костюме плющевого зверя, потряхивая патлами, херачит на гитарке с легким приплясом.
Абсолютно не денежное место.
***
С этим самым языком, кроме которого у Платонова якобы ничего для внимания нет, дается в «Котловане» весь расклад революции, как оно и было в преломленном зрении гения. Бродский высказался умно, но слишком самонадеянно. По сути, его мнение лишь конструктивная фраза, выявляющая больше собственный ум и начитанность Бродского, нежели глубинность Платонова; касательно языка, впрочем, все сказано верно. Но что тогда все эти ученые тома и труды о Платонове: о тексте, подтексте, контекстуальных связях, философских концепциях, библейских отсылках, проиллюстрированных творчеством Платонова? Все это, хочет сказать Бродский, несерьезно, все это паразитирование на творчестве или высасывание из пальца? И это говорит легкий, как пух, Бродский, о котором можно судить по его гимну импотенции: «Не выходи из комнаты». Бродский, написавший мешок звенящих милых стишков-игрушек-безделушек, среди которых есть и увесистые звезды и пики, которыми можно бы украсить, как елку, вершину творчества Бродского; но в целом по жизни он прошел изящной походкой талантливого всезнайки – эстета. Изящные гонения, изящная эмиграция; изящными бабами всю жизнь облепленный, он безусловно счастливчик и выдающийся поэт; но никак не столп, как Платонов. А уж весь этот похоронный марш в СМИ вокруг его гонений, ссылок ни что иное как нелепая ангажированная мистификация, работающая только на убыль образа поэта. По сути, мнение Бродского не более чем изящная эрудированная фраза, поскольку ее можно отнести не к одному Платонову, а к любому писателю или поэту, окунувшемуся в бездны языка и вынесшему из них свою стилистику. Бродский – любитель баб и дорого алкоголя.
***
В аду, наверно, тоже смешно и страшно, как в «Котловане» Платонова. Дантов ад; найти статью полностью.
***
Надо беречь себя для Коммунизма, чтобы в Коммунизм войти в безбрачии – небракованным.
***
Пользуясь обеденным перерывом, смотрю по ящику в столовой сериалы про ментов и врачей, которые наравне с другими оперируют бомжей; на деле же эти бомжи каждый день слоняются в центре города, циркулируя от помойки к помойке, по ходу движения оставляя от себя гнилые отвалившиеся куски.
***
Судил о Бродском по отрывку из предисловия (или послесловия, с Платоновым вечная в этом смысле путаница) к «Котловану», когда был еще совсем не подготовлен; тогда точно решил, что отзыв вражеский. Спустя время, перечитывая «Котлован» и тот же отрывок в конце, решил, что он не вражеский, но Бродский все же сильно кичиться фразой. Прочитав нынче статейку полностью, понял, что Бродский не только не ругает Платонова и не кичиться, а, в общем-то, поет ему осанну в обход Кафки и Джойса.