Покушение на крейсер
Шрифт:
– Кто?!
– рявкнул Грессер.
– Подполковник Уманцев. Час назад застрелился в своем кабинете.
Сердце у Грессера тоскливо сжалось. Он хорошо знал этого офицера из отдела морской авиации. Боевой летчик, кавалер золотого Георгиевского оружия за храбрость, он, как и Грессер, служил в Генморе недавно. Еще вчера Уманцев заходил к нему за справочником по кайзеровским субмаринам, и они остроумно пикировались, сравнивая возможности самолета и подводной лодки в морских войнах будущего, потом весело сошлись на том, что самолеты в грядущих сражениях будут взлетать с подводных лодок.
Кавторанг не стал спрашивать Дитерихса - в последние дни выстрелы в кабинетах Адмиралтейства раздавались нередко, - но тот словоохотливо пояснил, что час назад Уманцев получил из Ораниенбаума, где базировалась Петроградская школа морской авиации, убийственное сообщение. Группа летчиков-инструкторов, которая тайно готовилась к воздушному налету на Смольный и на "Аврору", была кем-то выдана и арестована матросами. Не ушел ни один из семидесяти летчиков-офицеров. Уманцев, как выяснилось из его посмертной записки, был главным разработчиком и вдохновителем операции.
– Вот так уходят от нас лучшие люди!
– патетически заключил кадровик.
– Так уходят настоящие офицеры!
– Кавторанг со значением произнес слово "настоящие" и поспешил отделаться от антипатичного ему лейтенанта. Грессер, в душе считавший себя викингом, недолюбливал немцев, особенно тех, кто воевал против немцев же. Он подумал, что, если его удар по "Авроре" сорвется, ему придется последовать примеру подполковника Уманцева.
"К черту, к черту!
– отогнал он мрачные мысли.
– Покойника встретить - к удаче. Все будет хорошо. Снова будут восклицать в коридорах: "Не перевелись еще на флоте настоящие герои!" - повторил он про себя слова Дитерихса.
– Ты обедал?
– спросил он Вадима, удрученно шагавшего рядом.
– Нет, папа.
– Ничего. Ужинать будем на "Ерше". На Ерше Ершовиче, у Петра Петровича!
– деланно взбодрился Грессер.
Они шли полутемными коридорами. Электричество отключили, и всюду - на коридорных перекрестках, лестничных площадках, в рабочих комнатах - горели свечи и керосиновые лампы. Их красноватый колеблющийся свет сгущал и без того тревожную атмосферу под сводами Адмиралтейства. В пустом кабинете Уманцева, куда по пути к себе заглянул Грессер, тоже оплывала толстая непогашенная свеча. Из-под тумбы стола торчала черная рукоять упавшего на пол револьвера. Кавторанг подобрал его. По старым флотским поверьям, вещи мертвецов приносили счастье. Он постоял еще немного, отдавая долг памяти. Вот еще один, кто попытался выиграть партию века.
Грессер с болезненным любопытством выглянул в окно. Что видел в свой последний миг Уманцев? С большим трудом Грессер рассмотрел в ночной темени Медного всадника. За Николаевским мостом вспыхнул огненный зрак "Авроры". Голубоватый луч как бы прощупывал снарядные трассы будущих залпов.
Надо спешить!
День славы близился к концу.
Свой второй - запасной - наган Грессер извлек из служебного сейфа и вручил сыну.
– Стрелять умеешь?
– Папа!
– обиженно воскликнул сын.
– Ну, ну... Я пошутил. Держи. Это мой подарок тебе по случаю начала новой флотской жизни. Андрей Павлович, у вас оружие с собой?
Павлов обескураженно похлопал себя по карманам:
– Вы знаете... С тех пор, как я сдал свое оружие в Кронштадте... По распоряжению судового комитета... С тех пор безоружен. Да и на что механику пистолет?
"Голубчик, - хотел было возразить Грессер, - сначала вы офицер, а уж потом - механик".
Но укором характера не исправишь. Да и к лучшему, если у Павлова не будет револьвера. Как-то он еще поведет себя, узнав, что "Ерш" идет топить "Аврору". И потопит! Грессер не позволял себе сомневаться в удачном исходе дела. Главное, чтобы Павлов запустил дизель-моторы. А уж убрать какого-нибудь Митюху-часового - если, конечно, распропагандированная команда сочла нужным его выставить - он, капитан 2-го ранга Грессер, сможет сам: приказом ли, пулей ли.
Вдруг осветилось все - вспыхнули люстры, рожки и настольные лампы. И тут же под старинными сводами поплыло, грохоча, ломаясь, множась, эхо выстрелов.
Грессер, а за ним Вадим и Павлов выскочили в коридор, но чей-то окрик заставил их замереть на месте.
– Из кабинетов не выходить! Всем оставаться на местах! Оружие на пол!
В Адмиралтейство ломились матросы с винтовками. Они врывались в святая святых российского флота, где с петровских времен решались судьбы сотен кораблей и сотен тысяч нижних чинов. Бурная кровь ударила в думную адмиральскую голову. Генмор шел ко дну, как цусимский броненосец.
Грессер затравленно оглянулся - из глубины коридора уже смотрело вдоль кабинетных дверей тупое рыло "максима". Пулеметчик в бескозырке зычно гаркнул:
– Полундра! Кому говорю! По местам!
Оба офицера и кадет нехотя повиновались. Щека у кавторанга отчаянно дергалась. Кронштадт повторялся в самом худшем варианте - он настиг его вместе с Вадимом. Мысль Грессера работала с удвоенной энергией - за себя и за сына. В соседних кабинетах громко хлопали двери, их обитателей уводили.
Вадим снял бескозырку, чтобы вернуть ленту на прежнее место. Он не хотел быть инкогнито перед лицом опасности.
– Стоп!
– остановил его отец.
– Достань наган и выводи нас с Андреем Павловичем под прицелом. Ты понял? Мы - арестованные, ты - конвойный.
Глаза юноши загорелись. Ну, конечно же, для него начиналась увлекательнейшая игра. Будет о чем рассказать в корпусе!
Так они вышли в коридор и пошли прочь от пулемета. Их не окликнули, не остановили. Грессер шел впереди, заложив руки за спину. Кавторанг выбирал дорогу, ибо только он один знал, что за ближайшим поворотом - ход на боковую лестницу. Сердце гулко отбивало шаги. И кавторанг томительно считал не то удары в груди, не то шаги по ковровой дорожке: "...Двадцать семь, двадцать восемь... Господи, пронеси! Двадцать девять... Если выберемся - закажу молебен. Тридцать... Тридцать один..."
На сорок втором шаге-ударе кавторанг свернул за угол и... столкнулся с Чумышом. Процессия сбилась, смешалась.
– С нами иди, с нами, Зосимыч!
– сквозь зубы прошипел Грессер. Но кондуктор с круглыми от страха глазами не мог взять в толк, зачем ему присоединяться к арестованным.
Их заминку заметили.
– Эй, с наганом, веди сюда!
– распорядился чей-то начальственный голос. Грессер навскидку выстрелил между мраморных колонн, откуда раздался приказ, и бросился, увлекая всех за собой на боковую лестницу. Он только на секунду оглянулся - где Вадим? Вадим бежал, отмахиваясь бескозыркой. Вслед за ним несся Чумыш. Последним скатывался по ступенькам Павлов.