Полдень, XXI век (апрель 2011)
Шрифт:
– И с ними же гувернантка. Не волнуйтесь так, маркиза.
– Ах, Реми, они у меня такие шалуньи!
– Идемте на площадку. Оттуда открывается прекрасный вид.
На нем модная в этом сезоне сорочка-сетка, сквозь которую пробиваются рыжие завитки на юношеской груди, тоже сильно опаленной солнцем. На шее висят несколько шнурков: мобилка, бэйдж, какой-то странный металлический амулет – и еще рожок, на котором Реми играет по вечерам в ресторане «Л'азур», где она обычно ужинает. Странно, думает маркиза, почему меня так волнует этот рожок.
Они всходят на смотровую площадку. Впереди и вокруг опрокидывается
Близняшки уже здесь, и, конечно, пока гувернантка что-то объясняет Рози, Бланш успела влезть на парапет и бросает вниз кипарисовые шишки. Маркиза подходит ближе, обнимает узкие плечики. Удовлетворенно отмечает в который раз: девочки – вылитая она в детстве. Ничего общего с мужем.
Он, разумеется, не смог приехать. Столько дел на фирме, и ни в чем нельзя довериться управляющему. Маркиза давно привыкла.
– Реми, – говорит небрежно, через плечо. – А почему бы вам не сыграть мне что-нибудь на обратном пути? На вашем рожке?
Профессор Арно дю Лис – фанат Лазурных скал. Вот уже сорок лет он не ездит отдыхать никуда больше.
Конечно, Лазурные скалы теперь не те, что раньше. Один отель-гигант на берегу – преступление, ради него вырубили и залили бетоном полкилометра лесистого побережья, и жуков– монахов профессор с тех пор в этих местах не видел. А ведь еще понастроили массу мелких пансионатов и отельчиков, ресторанов и кафе, закатали и выложили плиткой широкую набережную на месте когдатошней скальной тропы. В сквозном гроте между бухтами стоит теперь чугунная решетка – после того, как там какому-то идиоту упал на голову камень, – и ничего, туристам нравится. Ведутся даже разговоры о том, чтобы соединить мостом Лазурных братьев и на одном из них, на старшем, построить ресторан. Профессор организовал сбор подписей под петицией в защиту скал; правда, толку с нее.
Профессор идет по осыпающейся тропе, опасной и мало кому известной здесь. Далеко внизу – ровные белые дорожки, ступеньки, смотровая площадка. Там какие-то люди, немного, трое взрослых и двое детей. Единственное, что радует профессора: по нынешним временам Лазурные скалы стали очень дороги, сюда ездит только состоятельная публика. Страшно подумать, что будет, если здесь начнут строить жилье эконом-класса.
Арно дю Лис наводит бинокль. Женщина в белом забирает с площадки двух маленьких девочек, одна из них упирается у парапета, но затем отлепляется от перил и мчится по дорожке наперегонки с сестрой. Двое, мужчина и женщина, отстают. Мужчина подносит к губам какой-то музыкальный инструмент, и профессор узнает: этот парень как-то выходил из дорогого ресторана и еще показался знакомым. Кажется, он играет там на рожке. Дамы любят местную экзотику.
Музыки, понятно, не слышно.
Женская фигура, идущая рядом, вдруг приостанавливается, теряет равновесие, взмахивает руками и, будто подсеченная в коленях, падает на белый песок.
Сверху она выглядит очень красиво. Профессор опускает бинокль и проводит ладонью по горячей
Это же «Лунная соната», разочарованно думает маркиза. Обещал сыграть что-то свое, а сам играет «Лунную сонату». Или, может быть, просто такое вступление, похожее, с вариациями?
Рожок у губ Реми ритмично двигается вверх и вниз. Волнует, возбуждает.
Внезапно Лазурные скалы впереди становятся нестерпимо– синими, искры на море безжалостно слепят глаза.
Боже мой, что я здесь делаю? Зачем я здесь вообще?
Прокручиваются в хороводе ряды кипарисов, и зубцы Лазурных скал, как птицы, взмывают в небо.
– Я врач. Пропустите меня.
На женщине большие зеркальные очки, никто не догадался их с нее снять. Профессор снимает сам: ее глаза полузакрыты, подрагивают веки, подведенные водостойкой косметикой. Ухоженная женщина, у которой еще много лет не будет возраста. Они здесь все такие.
Рядом жмутся друг к дружке две одинаковые девочки в розовом и голубом одинаковых платьицах. Одна беззвучно плачет.
– Уведите детей.
Профессору подчиняются. В маловажных вещах ему подчиняются всегда. Если б так было во всем.
Четкими движениями – куда более грубыми, чем у профессионального врача, но тем более убедительными для публики – он прощупывает ей пульс и меряет ладонью температуру, прослушивает ужом грудную клетку. Приподняв веко, смотрит на склеры.
Она открывает глаза.
– Вы в порядке, – отрывисто сообщает он.
– Мне стало нехорошо, – говорит женщина, словно оправдывается.
Да, понимает Арно дю Лис, она совершила серьезный проступок перед собой и себе подобными: на курорте всем должно быть хорошо. Все обязаны быть здесь здоровы и счастливы.
– С детьми все в порядке, маркиза, – вступает другая женщина, видимо, гувернантка, которую никто не просил ничего говорить. – Может быть, позвать вашего спутника, Реми?
Ухоженное лицо маркизы становится больным, усталым, старым, страшным:
– Нет!.. Я не хочу его видеть.
– Назови синоним к слову «грусть».
– Печаль.
– Еще.
– Тоска… ну, горе…
– Горе – мимо. Еще, не останавливайся.
– Ипохондрия, депрессия… зачем это все?
– Я тебя тестирую, дурачок, – говорит профессор. – Молодец, знаешь ушные слова.
У профессора дю Лиса широкие бугристые плечи, большая голова без единого волоска, горбатый нос. Все это цвета глубокого, самое малое двухнедельного загара. Реми не любит людей, которых любит солнце.
– Я могу идти?
– Сиди. Что ты ей играл, умник?
Вот оно что. Он знает. Он видел.
Он все равно ничего не сможет доказать.
– «Лунную сонату», – усмехнувшись, говорит Реми.
– На рожке?
– Я играю только на рожке. Приходите вечером в ресторан «Л'азур», профессор.
– Она больше не хочет тебя видеть. Она ничего больше не хочет. Как ты это делаешь?
Реми взмахивает длинными золотыми ресницами, дамам всегда это нравится. Профессор не дама, но не выдумывать же ради него чего-то еще.