Полдень, XXI век (апрель 2011)
Шрифт:
– Что?
– Грусть. Печаль. Тоску. Ипохондрию. Депрессию. Как?
Реми пожимает плечами:
– Я музыкант. Правда, приходите вечером послушать.
Рози и Бланш пакуют в крошечные чемоданчики кукольные платья. Вернее, пакует Бланш, а Рози сидит на пуфике и ритмично шмыгает носом. Все говорят, что она больше сестры похожа на мать.
Маркиза тоже сидит неподвижно на краю широкой кровати, глядя в огромное панорамное окно. Время от времени спохватывается:
– Катрин, вы уложили шляпы?
– Вы узнали, во сколько
– Муж не звонил?
Свой мобильный она отключила, потому что нет никаких сил.
За окном – бухта и кипарисы, и скалы на берегу, и Лазурные братья. Очень дорогой вид. Суррогат, заменитель счастья, которого у нее нет и никогда не было. У которого вечно дела на фирме и недостоин доверия ни один управляющий. А вокруг только пошлость, разврат и ложь, и никакого просвета.
– Мадам, вы будете ужинать?
– Нет!!!
Хотя ей же вовсе не обязательно спускаться туда, в «Л'азур».
– Распорядитесь, чтобы принесли в номер.
Девочки с каштановыми косичками складывают в стопочки крохотные голубые и розовые платьица. Маркиза отводит глаза. Нет.
Счастья нет и не будет.
Профессору Арно дю Лису смешно: только что он не узнал себя в зеркале. Нацепил зачем-то смокинг, едва втиснув плечи в узкие рукава. А этот «Л'азур», оказывается, довольно демократичное местечко, если не обращать внимания на цены.
Профессор морщится. Он не любит переплачивать за что– либо. Где, черт возьми, этот Реми с его рожком?
Ага. Выходит пианист, единственный здесь, кроме профессора, обладатель смокинга, садится, взмахнув фалдами, за рояль. А вот и наш герой. Одет во что-то полуэтническое– полупедерастичное, в обтяжку и с бахромой. Рыжие кудри зализаны и собраны в хвостик. Профессор никогда не понимал, как такие хлюпики могут нравиться женщинам.
Или тоже – рожок?
Реми начинает играть. Ничего особенного. Но уровень. Уровень здесь, на Лазурных скалах, держат теперь во всем, будь он неладен.
Подходит официант. Арно дю Лис заказывает кофе.
И в этот момент – наверное, дело в чересчур зычном голосе, профессор не умеет сбавлять громкость, – его замечает Реми.
Замечает и продолжает играть.
– Как ты это делаешь?!
Арно дю Лис врывается к музыкантам, как бешеный, хорошо вышколенная охрана не сумела его остановить. У профессора мокрая лысина, и Реми сам видел, как только что он хватал за коленки девицу из-за соседнего столика.
В зале все целуются, обжимаются под столами и в танце, переходя всякую грань. Ладно, постепенно остынут.
– Я музыкант.
– Давай-ка выйдем.
Реми усмехается:
– Будете морду бить или опять тестировать?
– Нам надо с тобой поговорить. Серьезно поговорить, парень.
Профессор оправляет перекошенный смокинг, затем досадливо машет рукой и срывает его ко всем чертям. Переводит дыхание и уже спокойнее кивает Реми:
– Идем, идем. Я, кстати, узнал тебя.
– Я тоже вас узнал. С самого начала, профессор.
Над
– Я люблю эти места, понимаешь? – говорит Арно дю Лис. – Я не могу смотреть, как из Лазурных скал делают… такое.
– Какое? – равнодушно спрашивает Реми.
Надо объяснить. Надо, чтобы он понял.
– Помнишь, ты когда-то поймал мне бабочку для коллекции? Болыпекрылую альбину? Они тогда стаями здесь кружились, а в этом году я видел всего одну, и то не уверен.
– Да, – помедлив, соглашается Реми; хорошо, что он соглашается. – Бабочек стало меньше.
– Лазурные скалы уничтожают. Из каждой пяди земли выжимают максимум наживы, и земля постепенно умирает. Начиная с самого редкого, нежного, красивого: альбины, жуки– монахи…
Не надо все время о насекомых, спохватывается профессор.
– Все время вы о своих насекомых, – насмешливо роняет Реми.
– Наверное, мне так проще. Я о Лазурных скалах вообще. Ты сам видишь, Реми. Это же твоя земля.
Реми смотрит вдаль. Щуплый прилизанный юнец в бахроме и с хвостом на затылке, он выглядит как никто чужеродным и пришлым здесь. Несправедливо, что это и вправду его земля.
Поворачивает голову, обозначившись на фоне моря серебристой линией девичьего профиля. Искоса смотрит на профессора:
– Вам от меня что-то нужно? От меня лично?
Арно дю Лис кивает:
– Да.
– …за счастьем. А вовсе не ради солнца, отдыха в роскошном отеле, вида на бухту и Лазурных братьев. Только за счастьем. Для людей такого пошиба счастье имеет свою кругленькую цену и географическую привязку, они так устроены, Реми. Но стоит им единожды почувствовать здесь настоящую тоску, печаль, ипохондрию, грусть, депрессию – и они больше не приедут сюда. Ты ведь можешь, правда? Мы организуем тебе концерт в Скальном зале, они придут туда практически все, я знаю эту публику, и когда они услышат твой рожок…
Он всегда был с придурью, думает Реми. Мать так и говорила с иронической нежностью: наш придурковатый дю Лис. И заставляла ловить ему бабочек. Чтобы он на следующий год приехал еще раз и остановился именно у них. Чтоб было на что прожить зиму.
– Не знаю, как, но ты можешь это сделать. Ты музыкант.
– И что?
Придурковатый профессор глядит недоуменно.
– Что будет, если они больше не приедут? – уточняет Реми.
И продолжает, не дождавшись ответа:
– А я знаю, что. Будет, как раньше, в те времена, о которых вы так жалеете. Ни у кого на побережье не останется работы. Ни денег, ни будущего, ничего!.. Вы хоть помните, как мы жили тогда? Мы с матерью каждое лето переселялись в лодочный сарай, чтобы можно было сдать наш домик какому-нибудь… любителю природы, – Реми жалеет, что не выразился так, как ему хотелось. – Вот вы любите эти места, да, профессор? Так почему ж вы ни разу не приехали сюда зимой? Зимой, когда дохнут все ваши бабочки, а людям надо как-то дотянуть до весны? Вы знаете, какой здесь дует ветер?!