Полдень, XXI век (август 2011)

Коллектив авторов

Она тронула Лаврентьева за рукав, повернулась и пошла прочь. Он провожал ее взглядом, пока она не перешла дорогу и не направилась в еще занесенное снегом поле, – бывшие сельхозугодья, с которых осенью собрали последний урожай картошки. Идти ей было трудно, ноги то по колено проваливались в пропитанный влагой снег, то запинались о земляные валки, но она шла все дальше и дальше. Потом остановилась и сделала то, что он ждал – сорвала с себя тесный голубой комбинезон и сбросила унты. Тогда он отвернулся и шагнул за лопатой.

– Михалыч! – очнулся, наконец, его водитель. Он был единственным,

кто оставался на месте в ожидании приказа. – А ты чего это? Зачем тогда мороки столько: бетон ночью, девка эта?

– О, черт! – разогнулся Лаврентьев с лопатой в руках. – Слышь, Петрович, валил бы ты отсюда подобру-поздорову! Забирай шмутье свое из машины и вали! Только ключи не забудь оставить, а то мне не по чину на «японце» за тобой гоняться!

– Вы что, Сергей Михайлович! – сжался водитель. – Я-то в чем провинился?

– Ты, если еще раз вякнешь – прям лопатой зашибу и лично в бетон закатаю! – заорал Лаврентьев. – На хер пошел отсюда, иуда сраная! Ты думаешь, я брата своего не знаю, Лаврентьева Алексея Михалыча? Да даже если бы я сам зассал ему позвонить и все точки расставить – он бы ни хрена не зассал! Вчера вечером мы с ним разговаривали, лично заезжал, на прием напросился. Ни хрена он не знал о Русалке, ни сном, ни духом! А бумажки, которые ты сам наваял, я сейчас Шмаку отдам с пояснением: от кого получил и с какой целью! Ты после этого не только ездить никогда не будешь, тебя посрать на руках придется носить, понял!

Петрович понял все настолько хорошо, что рванул пулей. «Лэндкрузер» обогнул с другой стороны, чтоб ненароком не встретиться с поджидавшими его охранниками, кое-что разобравшими в крике Лаврентьева. У самого «БМВ» чуть не упал, но чудом удержался на разъехавшихся ногах.

Дальше можно было не смотреть, и Лаврентьев натянул перчатки. Вообще легко стало на душе – воистину, крик иногда помогает. Он со скрежетом всадил лопату под бетонную кучу и перевалил ее в яму – раз. Обалдеть, думал он, два куба одной лопаткой перекидывать! Взмокну – куда там сауна! – и вонять буду, как солдатская портянка. Придется заехать домой, помыться. Впрочем, все равно нужно заехать – не попрешься же в офис в грязных башмаках!

На его десятой лопате к ней присоединилась еще одна – подошел Чихоткин. На восемнадцатой отстранили его самого – Голубенко попросил подвинуться, и он пошел утрамбовывать бетон в перерывах между взмахами лопат. Да, яма ему никогда не нравилась, а ребята всегда казались «ничего». Они и оказались «ничего».

– Сергей Михайлович! – окликнул его Мартынов.

– А?

– Я схожу, принесу комбинезон? Ей он не нужен, а на баксы тысячи две стоит!

Лаврентьев кивнул, поправив.

– Три!

Три дня спустя Сергей Михайлович Лаврентьев, вдребезги разругавшись с собственным тестем, забрал жену и уехал в Прагу.

Майк Гелприн, Александр Габриэль

Виршители

Рассказ

Утро было сырым, промозглым и серым. Город, закутавшись в туман, досыпал, досматривал последние сны, дрожал крышами домов под осенней слякотной моросью. Ещё не вышли на мощённые булыжником улицы первые молочницы, ещё не менялась гвардейская стража у городских

ворот, а виршитель Элоим был уже на ногах.

Ежедневный двухчасовой путь до мрачного, серого камня, строения, отведённого под нужды Ордена, Элоим проделывал пешком. Он разменял уже шестой десяток, и утренний моцион для поддержания здоровья был необходим. Кроме того, самые лучшие, самые сильные вирши Элоим сложил именно в утренние часы. Впрочем, это было давно, ещё при жизни виршителя Эдгара. Тогда Элоим был всего лишь молодым виршетворцем, он и мечтать не смел, что займёт после смерти Эдгара его место, возглавит Орден и станет вторым лицом в стране после короля.

Элоим, преодолев с десяток кривых узких переулков, вышел, наконец, к городскому парку, углубился в него и вскоре достиг заросшего лилиями и кувшинками пруда. Виршитель остановился, он всегда останавливался на этом месте. Пруд был его свиршением, проделанным в одночасье, экспромтом, сам король рукоплескал ему тогда и пожаловал орден Дактиля, первый из пятёрки орденов Размера.

Пару минут Элоим постоял, любуясь на свиршение, затем двинулся дальше. До здания Ордена он добрался, когда утренний туман уже рассеялся и сошёл на нет, а Город пробудился и вовсю перекликался людскими голосами.

У входа в здание Элоим остановился и склонил голову. Здесь в стену была вмурована латунная табличка с начертанным на ней эдгаровским виршем. Тем самым, знаменитым, отвратившим поразивший страну мор.

Когда чумной неотвратимый мори в каждый дом, и в каждое подворьеявился нежеланным, словно вор,неся с собой неслыханное горе…Когда беда, страшней которой нет,в дома проникла сквозь дверные щели,и всё тусклей привычный звездный свет,всё глуше и печальней птичьи трели…Когда летят, нахмурясь, облакаи небо предзакатное багрово,и смерти равнодушная рукавыхватывает каждого второго…Когда, смирясь, к земле прильнула высьи замолчали скрипки и валторны…Я приказал беде: «Остановись!»,черпнув душою силы виршетворной.И я пою конец чумных времён,конец беде под каждым нашим кровом.Любой больной да будет исцелен,Здоровый же – останется здоровым! —

в который раз прочитал Элоим, хотя и знал вирш наизусть.

Он распахнул тяжёлую резную дверь, вошёл и по винтовой лестнице поднялся на второй этаж, к кабинету.

Виршетворец Эрмил, поджарый, подтянутый смуглый красавец с чёрными вьющимися волосами, падающими на высокий лоб, был уже на месте.

– К нам пришёл человек, виршитель, – доложил Эрмил, – дожидается со вчерашнего дня. Имя ему Элам.

– Что же этот Элам от нас хочет?

– Я задал ему тот же вопрос, виршитель.