Полдень, XXI век (февраль 2012)
Шрифт:
Полли печально подумала о том, как беспощадно время. Как оно бессердечно. Как оно жестоко обошлось с ней. Больше нет той весёлой, жизнерадостной хохотушки в летнем платьице в синий горошек. Нет популярной красавицы журналистки, которую одаривали комплиментами известные писатели. Нет светской дамы, подруги знаменитого богача-гитариста, которой завидовали окружающие.
А есть прокисшая лондонская богадельня. Есть высохшая больная старуха. Есть муж, проигравший в казино и прокутивший в дорогих ресторанах гигантское состояние. Есть дети, которым больше не нужны их родители.
Снег падал и падал. И вчера ещё грязная улочка становилась девственно чистой. Полли подумала, что такой день, наверное, хорош для похорон. В такой день, наверное, хорошо лежать в могиле, зная, что снег укроет тебя своим тёплым белоснежным покрывалом. А ещё лучше лежать вместе с Джилмором, потому что с ним не так одиноко. И пусть он лысый и толстый, пусть у него большой живот и слуховой аппарат. Пусть ему уже девяносто один, а ей всего лишь семьдесят четыре. Пусть он слабый человек. Но всё же, несмотря ни на что, она до сих пор испытывает к нему нежные чувства. И ей будет чертовски тоскливо в земле без него.
Ей приснились её и Джилмора похороны. Она была вся в белом. А он, естественно, в чёрном. Их дети и внуки плакали. Оркестр играл музыку мужа. Шёл снег. Торжественная и величественная картина.
А под утро, когда её разбудила сильная боль в коленях, и она, встав с кресла-качалки, собралась принять обезболивающую пилюлю, Полли машинально посмотрела в окно. И чуть было не свалилась в обморок от увиденного. Стоявшая бог знает сколько лет на тихой Лэндсиар-роуд телефонная будка вдруг куда-то за ночь исчезла, а вместо неё остался лишь тёмный след, черный квадрат Малевича посреди белого поля.
8
Сашка Немец, как оказалось, не попал ни в какую тюрьму, а просто довольно длительное время пребывал в «загранкомандировке». Сашка Немец был «чёрным археологом», хотя в трудовой книжке у него было написано «музыкант». Что же касается фамилии, то я не помнил, какая у него была фамилия. Все и всегда звали его Немцем. Потому что любил Сашка немецкую атрибутику времён Второй мировой войны, собирал книги по истории Третьего рейха, коллекционировал фашистские песни и фильмы.
Нет, Сашка Немец не состоял ни в каких скинхедских организациях, в последнее время особо модных в России. Ни в каких группировках не числился. А объяснял своё хобби чистым любопытством и желанием детально изучить прошлое, приводя в качестве примеров или образцов для подражания таких общеизвестных во всём мире личностей, как Дэвид Боуи и Лемми Килмистер. И тот, и другой, по словам Сашки, обладали солидными архивами антикварных вещей, относящихся к Германии периода 1933–1945 годов, и почему-то никто их за это не осуждал, несмотря на то, что их родина воевала с Гитлером.
А ещё Сашка Немец любил юмор. Его «фирменным блюдом» были крылатые выражения и поговорки, переделанные им на шутливым манер. Ну, например, фраза «Голь на выдумки хитра» в Сашкиной интерпретации звучала так: «Голая на выдумки хитра». Он и меня заразил этим своим хохмачеством.
Я был безмерно рад его появлению. К тому же Сашка пришёл не с пустыми руками. Трёхлитровая бутыль свежайшего бочкового пива и увесистый шмат вяленого балыка служили тому доказательством. Мы пили пиво, слушали Classic Rock FM и разговаривали.
Надо сказать, что, войдя в моё опустошённое жилище, Сашка Немец не изрёк ни одного слова удивления, не издал ни единого возгласа разочарования и уж тем более не стал с ходу банально наезжать на меня. И за это я ему был очень благодарен. Сашка вёл себя, как настоящий дипломат, делая вид, что он не видит у меня никаких изменений, и обстановка в моей квартире осталась той же, какой она и была, когда он тут находился в последний раз. Я, разумеется, заметил, что лицо его сделалось чуточку унылым, но Сашка Немец сразу же пустился рассказывать о своих весёлых приключениях, и тень печали быстро слетела с его загорелой физиономии.
В Крыму, под Керчью, они откопали большое количество хорошо сохранившегося оружия как немецкого, так и нашего, плюс нашли семь железных крестов, столько же эсэсовских финок и даже золотой перстень, принадлежавший якобы какому-то фашистскому бонзе. Будучи рок-музыкантами, Сашкина банда с наглым видом расхаживала по городу, спрятав и металлоискатели, и найденное в кофры из-под гитар, пока не реализовала основную часть раритетов одному местному знатоку-перекупщику.
По ходу авантюры подпольным старателям пришлось столкнуться как с нарядами полиции, так и с эфэсбэшниками, но всегда они выходили сухими из воды, поскольку мэр города выдал им бумажку с печатью, удостоверяющую, что они являются главной группой, приглашённой им на День города. Что полностью соответствовало действительности. Потому что Сашкина банда ночью занималась незаконными раскопками, а днём вполне легально исполняла популярную среди молодёжи музыку. Весь прошедший год они подобным образом «гастролировали» по полуострову.
Излагая свою историю, Сашка вставлял в повествование следующие выражения: «Обделались лёгким испугом», «Лучше синица в руках, чем утка под кроватью», «Сколько тебе дать денег, чтобы ты, наконец, сдох?», «Береги челюсть смолоду».
9
На бейджике было написано: «Michael Douglas. Security». Но в действительности охранника звали по-другому. Секьюрити, конечно же, не был в прошлом известным голливудским артистом. А был он мексиканцем и просто сменил свои имя и фамилию, когда получал американское гражданство. Он стал Майклом Дугласом, чтобы, как ему казалось, лучше вписаться в свою новую жизнь, ну а фильмы с участием именно этого актёра были его любимыми фильмами, и поэтому ничего более подходящего ему в голову не пришло.