Поле мечей
Шрифт:
Он видел, что губы ее уже начинают распухать, и испугался собственной слабости. Женщина усмехнулась.
— Интересно, что тебе скажет мой сын, когда вы снова с ним встретитесь? — Глаза ее злобно сверкнули, и Цезарь грустно покачал головой.
— Я готов отдать тебе все, Сервилия. Все что пожелаешь, — едва слышно произнес он. Но любимая повернулась и ушла, оставив его в полном одиночестве.
Когда Юлий вышел в холл, Брут тут же вскочил с дивана. Рядом стояли Октавиан и Домиций. По выражению лиц товарищей Юлий понял, что они все слышали. Брут казался мертвенно-бледным, глаза его словно провалились, и друг внезапно испугался.
— Ты ударил ее? — бесцветным голосом спросил Брут.
Юлий непроизвольно дотронулся до окровавленной щеки.
— Не собираюсь объясняться даже с тобой, — коротко бросил он, направляясь к выходу.
Брут опустил руку на золотую рукоятку выигранного на турнире меча, но в тот же миг Домиций и Октавиан тоже схватились за оружие и встали между друзьями.
— Не смей! — почти крикнул Домиций. — Сейчас же отойди!
Брут медленно перевел взгляд с Юлия на тех двоих, что стояли перед ним с таким угрожающим видом.
— Вы действительно думаете, что способны меня остановить? — спросил он.
Домиций смотрел на него не отрываясь.
— Если это необходимо. Неужели ты считаешь, что меч сможет что-нибудь изменить? Все, что происходит между этими двоими, касается тебя не больше, чем меня самого. Так что остынь.
Брут разжал руку. Открыл рот, чтобы что-то ответить, но передумал и стремительно направился к лошадям. Вскочил в седло и, пришпорив своего жеребца, галопом помчался обратно к воротам.
Домиций вытер со лба холодный пот. Взглянул на Октавиана и ясно увидел волнение юноши, внезапно оказавшегося меж двух сил, которым он не мог противостоять.
— Он скоро успокоится, Октавиан, не сомневайся, — заверил воин друга.
— Поход вытрясет из него лишнее, — поддержал его Юлий, глядя вслед. Ему самому хотелось верить, что случится именно так. Снова дотронувшись до щеки, он сморщился от боли.
— Не самое лучшее напутствие, — пробормотал, словно разговаривая с самим собой. — В путь, ребята. Теперь уже я долго не соскучусь по этому городу. Как только выедем за ворота, сразу освободимся от всего лишнего.
— Хотелось бы верить, — вставил Домиций, однако Юлий замечания не услышал.
Когда трое подъехали к городским воротам, Брут уже стоял в их тени. Цезарь не мог не заметить, что глаза друга все еще полны ярости, а лицо не потеряло свирепого выражения. Собравшись с духом, он поравнялся с ним.
— Да, Брут, не надо было возвращаться. Я совершил ошибку, — произнес он, пристально следя за движениями товарища. Он любил Брута больше всех на свете, но если тому вдруг вздумалось бы снова схватиться за меч, то он готов был послать коня вперед, чтобы отбить атаку. А потому каждый его мускул мог моментально прийти в движение.
— Легионы готовы к маршу. Пора выступать, — в свою очередь заметил Брут. Глаза его смотрели холодно, и Юлий, не находя слов, лишь тихо вздохнул.
— Ну, так веди нас, — негромко предложил он.
Брут кивнул. Не произнеся больше ни слова и не оглядываясь, он выехал из ворот на Марсово поле. Юлий пришпорил коня и поехал следом.
— Консул! — вдруг окрикнул кто-то из толпы.
Юлий едва не застонал. Кончится ли все это когда-нибудь? Тень ворот казалась такой близкой, такой манящей! Всадник угрюмо смотрел, как к нему бегут несколько человек. В первом из них Цезарь узнал ростовщика Герминия и взглянул на ворота уже с настоящей тоской.
— Консул! Как я рад, что застал тебя! Ведь не может быть, чтобы ты покинул город, не расплатившись по кредитам? Правда? — задыхаясь от непривычно быстрого бега, заговорил ростовщик.
— Иди сюда, — позвал Юлий, махнув рукой. Он вывел коня за ворота на Марсово поле, а Герминий, ничего не подозревая, покорно последовал за ним.
Цезарь взглянул на несчастного сверху вниз.
— Видишь эту линию, тень от ворот на камне? — поинтересовался он.
Герминий тупо кивнул, и Юлий улыбнулся.
— Вот и хорошо. Значит, я могу сказать тебе, что уже истратил все, что мог занять или выпросить — до последней монетки, — на обмундирование и питание своих галльских легионов. Вооружение, а вместе с ним волы и ослы, на которых его повезут, — одно лишь это стоит целого состояния. А кроме того, соль, кожа, железо, свиньи, золото для подкупа и взяток, лошади, копья, седла, палатки, инструменты — перечислять можно бесконечно!
Герминий начал кое-что соображать.
— Так ты хочешь сказать, что…
— Именно то, что как только я вышел за городские ворота, все мои долги остались за ними — там, в Риме. Но слово Цезаря надежно, Герминий. Я расплачусь с тобой, когда вернусь, поверь. А сегодня, извини, ты не получишь от меня ни единой монетки.
Герминий замер в бессильной злобе. Взглянул на блестящие доспехи всадников, потом вздохнул и даже попытался улыбнуться.
— Ну что же, буду с нетерпением дожидаться твоего возвращения, консул!
— Конечно, конечно, Герминий! — ответил Юлий, склоняя голову в ироничном салюте.
Едва ростовщик скрылся из виду, Цезарь бросил последний взгляд в арку ворот. На какое-то время он удаляется от проблем родного города.
— Ну а теперь, — повернулся он к Домицию и Октавиану, — теперь мы отправимся на север.
Часть вторая
ГАЛЛИЯ
ГЛАВА 22
— Так почему же ты остаешься с ним? — поинтересовался Кабера.
Стоящий рядом грозный воин в серебряных доспехах лишь отдаленно напоминал прежнего юношу, и мало кто в лагере осмелился бы задать Бруту этот вопрос.