Поле заживо сожженных.
Шрифт:
М. Исаковский, отвечая в периодике всем своим критикам, отмечал, что он следует принципу отражения в поэзии подлинной жизни, а не умозрительных схем и кабинетных представлений о ней.
Со временем сорокастрочная баллада стала любимой народной песней. Евгений Долматовский, «вновь и вновь вспоминая мучительно тяжелый путь» к ней, зафиксировал такой любопытный факт в биографии этой лирической вещи: «Михаил Васильевич поведал мне, что Твардовский, прослушав “Враги сожгли родную хату”, удивился, говорит: “Ты в двадцать строк вкладываешь столько, что мне в поэму не вложить!”». Получается, вся баллада стоит двух поэм Твардовского – лучшего советского мастера в этом жанре.
Александр
Предисловие к юбилейной – в честь 100-летия поэта – книге Михаила Исаковского Чужая земля не нужна». М.: изд-во «Русский мир», 2000.
Бывшая деревня – безлюдное «поле»
Смоленская земля – малая родина нашего великого лирического поэта Михаила Исаковского. Поэт фронтового поколения, он не мог не знать о чудовищных преступлениях гитлеровцев, не мог промолчать об огненной оккупационной лавинне, сметавшей все и вся на родной земле. Стихотворение, ставшее песней, – «Враги сожгли родную хату», написано под впечатлением этих страшных событий, считает Владимир Фомичев, поэт, публицист, лауреат премии «Прохоровское поле», уроженец той же смоленской земли. И доказывает это.
Враги сожгли родную хату,Сгубили всю его семью.В этих строках бездна подлинного исторического содержания. Можно догадаться, что речь идёт о массовом предании огню детей, женщин, стариков.
Пошел солдат в глубоком гореНа перекресток двух дорог.Нашёл солдат в широком полеТравой заросший бугорок.Солдат пришел на место, где стояла его деревня, которой нет. Потому что каждое селение – это «перекресток двух дорог», обращенный ко всем четырем сторонам света, то есть неограниченный выход отсюда в мир для любого человека. В населенных пунктах могил практически не бывало, кладбища (погосты) всегда находились в стороне. Они появились там, где столетиями жили люди, лишь в период оккупации, после массовых убийств населения немецко-фашистскими завоевателями. Причем это – почерк захватчиков ХХ века. Ни при татаро-монголах, ни при французах, побывавших на нашей земле, такого не наблюдалось. За этими наспех сделанными захоронениями некому ухаживать – поэтому:
Травой заросший бугорокДеревня стала безлюдным «широким полем», в котором…
…теплый летний ветерТраву могильную качалВ лесных деревушках, например, в родном М. Исаковскому районе на Смоленщине, больших полей вообще не бывало. Откуда же «широкое» появилось? Это – пространство сметенной с лица земли деревни вместе с усадьбами, огородами, колхозными фермой, конюшней, овчарней, пасекой, ригой и т. п.
Часто жители сожжённых деревень возвращались на свои пепелища и рыли землянки, в которых продолжали жить. Здесь же никого не осталось в живых. Солдату не с кем даже помянуть сгубленную врагами «всю его семью», не с кем поделиться безысходным горем:
Кому нести печаль свою?И его Прасковья, и односельчане умолкли навеки: ни принять его, ни поговорить с ним не могут:
Никто солдату не ответил,Никто его не повстречал.В песне-шедевре – величайшая народная боль, ответ на ужасающую жестокость, проявленную к беззащитным людям, со стороны западноевропейских извергов, осуждённых потом как военные преступники международным Нюрнбергским трибуналом; главные из них были повешены.
Сайт литературно-исторического творческого объединения в Строгине
Комментарий. В этом районе столицы имеются улицы русских советских поэтов Великой Отечественнной войны, произведения которых вошли во все посвященные ей антологии и хрестоматии, – Михаила Исаковского и Александра Твардовского.
Главный поэт эпохи
В 2007 году я выпустил роман «Север Северище», где, наверное, впервые в художественной литературе присутствует тема так называемого «ленинградского («русского») дела». Там я называю число только физически уничтоженных по нему – 200 человек, что шокировало мое писательское окружение, конечно же, достаточно грамотное. Но и оно такой информацией не обладало. Почему? Потому что о злодейски уничтоженных собратьями по партии, как и о русских Хатынях, – молчок! В моей же статье, написанной к столетию А. Т. Твардовского (2010), которую представляю здесь извлечениями, количество по идеологическим причинам расстрелянных в 1949–1953 представителей фронтового поколения выросло до 2000. Это произошло в результате уточнения одного честного эрудита, подтвержденного другим авторитетом.
А сейчас я держу в руках интервью с известным историком, профессором МГУ Александром Вдовиным, опубликованное «Литературной газетой» 12 февраля 2014 года, и читаю следующее: «Ленинградское дело», в котором был усмотрен великорусский национализм, закончилось расстрелами 32 тысяч человек». Смотрите, что получается: в сущности абсолютная закрытость неслыханной народной трагедии! Меньше, чем за десятилетие, у прикоснувшегося к ней частным образом человека цифра изменилась 160-кратно! За это же время и количество жертв фашистского геноцида на моих глазах увеличилось с 16 миллионов до 19 миллионов! Спрашивается, если обратиться только к этим фактам, есть у нас наука, именуемая Отечественной историей, или нет? Полагаю, теперь любому читателю моего сочинения понятно, что в нашем времени переворотчиков девальвируется память о всех главных национальных трагедиях, не только об ужасе Борьбы и тысячах «сестер прнскорбной».