Полет дракона
Шрифт:
В этом своеобразном «похищении» ученого участвовали самые преданные Советнику люди, в том числе и Ильхан. Молодой чиновник уже не раз доказывал свою преданность делами и, по мнению Советника, был человеком надежным и во многом незаменимым.
Итак, приказ об освобождении историка застал Главного Советника врасплох. Сыма Цяня следовало немедленно вернуть в столицу, и доставить во дворец.
В монастырь со срочной депешей вихрем полетел Ян-ши.
Не дождавшись историка, Император недовольно приказал доставить его на следующий день и отправился почивать.
Юань с Ильханом добрались до условленного места и расположились в тени большого дерева, у подножия пологого холма.
За разговорами время шло быстро. Ближе к вечеру, в сопровождении двух всадников появился тот, кого они ждали. Сыма Цянь был сильно измучен. Лицо историка хранило отпечаток незаслуженно перенесенных страданий.
Юань с Ильханом склонились перед ним в глубоком уважительном поклоне.
– Мы свою часть работы выполнили! – Сказал Ильхану один из сопровождающих. – Вам предстоит доставить нашего спутника в монастырь, что у селения Цзюйе. Должен сказать, что за нами следили. Во всяком случае, нам так показалось. Прежде, чем прийти сюда, мы некоторое время кружили, и кажется, сумели сбить преследователей с пути. Нам также велено отдать вам лошадей. Торопитесь!
– Осталось совсем немного. – Мягко сказал Ильхан историку. – Вы выдержите, господин?
Сыма Цянь молча кивнул головой.
Путь пролегал в неглубокой, зеленой лощине, скрытой от посторонних глаз. День был хорош своим теплом, и первозданной чистотой воздуха. Птицам не было дела до людских забот, и они самозабвенно славили весну и свою, вольную и суетную жизнь.
Друзья все чаще обращали беспокойные взоры к ученому, чей измученный вид их очень беспокоил.
– Может быть, мы все же передохнем? – Нерешительно спросил Ильхан.
Историк отрицательно покачал головой и, глядя вдаль, спросил:
– Вы знакомы с поэзией Цюй Юаня? {290}
И, не дожидаясь ответа, прочитал:
Так торопись,
Покамест не возникнет
Последних дней
Томительный закат,
Покамест утром
Пеликан не крикнет -
И травы
Потеряют аромат.
Как ты хорош
В нефритовых одеждах!
Но зависть гложет
290
Цюй Юань (около 340 - около 278 до н. э.), - первый великий поэт Китая.
Недругов опять –
И я боюсь,
Что злобные невежды
Все украшенья
Смогут поломать.
Да, время улетает
Холодея,
Пока я здесь
У каменных дверей.
Уже совсем
Не пахнет орхидея
И шпажник
Превращается в порей {291} .
Историк помолчал некоторое время, и продолжил свою беседу о Цюй Юане то ли со своими спутниками, то ли с небом, камнями и травами.
291
Лисао. (перевод А.И.Гитовича)
– Вглубь древности восходит он…. Он выяснил нам всю ширь, высоту пути бесконечного Дао, стезю безупречного Дэ {292} , статьи и подробности мира, порядка и благоустройства, а также той смуты, которая им обратна. Все это теперь нам стало понятно и ясно вполне. Его поэтический стиль отличается сжатой формой, слова его речи тонки и едва уловимы; его настроенье души отлично своей чистотою, его поведенье, поступки его безупречно чисты. То, что в стихах говорит он, по форме невелико, но по значенью огромно, превыше всех мер. Им взятое в образ нам близко, но мысль, идеал далеки. Его стремления чисты: поэтому все, что он хвалит в природе – прекрасно. В стезе своей жизни он был благочестен, и вот даже в смерти своей не позволил себе отойти от нее. Он погрязал, тонул в грязи и тине, но, как цикада, выходил из смрада грязи преображенный; освобождался, плыл, носился далеко за страною праха, за гранью всех сквернот земли. Не принял тот мир с его жидкою, топкою грязью; белейше был бел, не мараясь от грязи его. И если взять его душу, соперницей сделав ее и солнца и месяца, то нет невозможного в этом {293} .
292
Дэ – добродетель.
293
Подлинные слова Сыма Цяня.
Юань с Ильханом переглянулись. Дух пожилого, изможденного человека, которого они сопровождали, не был сломлен. Пройдя тюрьму, пытку и издевательства, он читал стихи, и оценивал свою судьбу жизненным путем древнего поэта. «Он погрязал, тонул в грязи и тине, но, как цикада, выходил из смрада грязи преображенный». – Эти слова великого ученого друзья не раз потом будут вспоминать, столкнувшись на своем пути с людской мерзостью.
Они приехали в монастырь вечером следующего дня. Их ждали. Двое служителей буквально сняли с коня измученного историка.
– Сейчас мы дадим ему питье из трав, которое поднимет его силы. – Тихо сказал один из них, обращаясь к обоим друзьям. – Вы тоже можете отдохнуть. Для вас приготовлена еда и ночлег.
Рано утром следующего дня Юань с Ильханом покинули монастырь.
На полпути к столице Ильхан указал рукой на еле идущего по краю поля и, по-видимому, тяжело раненого человека.
– Кажется, ему нужна помощь. – Сказал Юань.
Повернув коней, друзья приблизились к незнакомцу.
Вглядевшись, Ильхан издал возглас удивления: в тяжело раненом, испачканном землей, человеке он узнал Ян-ши – верного слугу Главного Советника.
Почти теряя сознание, Ян-ши рассказал им, что спешил в монастырь. Ему надо было вернуть Сыма Цяня в столицу прежде, чем Император узнает, что Главный Советник фактически, похитил его из тюрьмы.
– Сейчас я понимаю, что за мной следили с самого начала. – Слабым голосом рассказывал Ян-ши.
– В десяти ли отсюда на меня напали. Я сопротивлялся, но их было более десяти человек. Меня тяжело ранили, бросили в какую-то яму, и засыпали землей. Я был заживо похоронен. Не знаю, сколько я пролежал так, задыхаясь под тяжестью земли, и вдыхая лишь чудом, попавшие в эту могилу, частицы воздуха. Потом, с надеждой на то, что мои мучители уже ушли, я начал выбираться наружу. Как крот рвался я из-под земли к воздуху, и мне это удалось. Моего коня забрали, и вот я бреду в монастырь…. Чтобы…чтобы…
Ян-ши стал заговариваться, закашлялся, и изо рта у него, вместе с кровавой пеной вырывался хрип.
Юань оказал бедняге первую помощь, перевязал глубокую рану в груди, и посмотрел на Ильхана.
– Он не умрет. Хотя, болеть ему придется долго.
– Сказал он. – Вот что, Ильхан…. До монастыря мы его не довезем. Видишь вон то селение. Мы оставим его там, а сами вернемся в монастырь.
Взвалив раненого Ян-ши на лошадь, друзья добрались до деревни, и постучали в первый же, стоящий с краю дом. Им оказался дом старосты, который, к счастью, оказался на месте.