полёт «шмеля»
Шрифт:
Не редко на разносчиков пищи нападали, избивали в кровь, если те сопротивлялись, и всё это – чтобы влить в себя лишнюю миску жиденького супа или пососать беззубым ртом с потрескавшимися дёснами чёрствую корку хлеба.
Чуть лучше было положение тех, кто не принадлежал к «высшей расе» – итальянцев, финнов, румын с хорватами… Теперь они поглядывали с некоторым превосходством на «чистокровных арийцев» и иногда, забавы ряди бросали этим Гансам или Фрицам подмороженный капустный лист или шелуху от картошки.
К концу войны положение военнопленных немного улучшилось, особенно после того, как было принято решение использовать их на работах по восстановлению народного
Макс фон Штайнер перенёс холод и голод лагерей, отбивался от тех, кто хотел продлить свою жизнь за счёт его, работал на стройках в разных городах Советского Союза, овладел несколькими рабочими профессиями прежде чем судьба не забросила его в Москву, в один из новых районов города под названием Измайлово. Здесь он строил жилые дома, куда должны были переселиться люди, жившие в бараках или в землянках.
Проходя мимо пахнувших ещё мокрой штукатуркой и краской домов, напоминавших маленькие дворцы с неизменными палисадниками, расположенными за невысокими железными заборчиками, люди завидовали тем, кто в них будет жить. Мечтала поселиться в таком доме и Надя Говорук, молодая женщина, вдова не вдова, но и не мужняя жена.
В 1939 году Надя Малькова, за плечами которой уже была семилетка, поступила в школу рабочей молодёжи, где желающих, в основном девушек, знакомили с азами медицины. Это так увлекло Надю, что она решила после школы обязательно поступать на курсы медсестёр, организованных при Первом Московском медицинском институте что на Пироговке. И поступила.
Учиться ей нравилось, училась она легко, мечтала в будущем поступить в институт и стать врачом, может быть даже хирургом. Но с поступлением в институт пришлось повременить. Однажды на танцах в Парке Горького познакомилась с парнем и влюбилась в него по уши с первого взгляда. Его звали Иван Говорук, он был шестью годами старше Нади и успел уже закончить МИИГАиК – Московский институт инженеров геодезии, аэрофотосъёмки и картографии. Парень он был видный, во всём положительный, основательный ни на какие лёгкие отношения с девушками согласен не был и потому сразу предложил понравившейся ему Наде выйти за него замуж. Себя не помнившая от радости, она тут же дала своё согласия, решив, что институт от неё никуда не убежит.
Однако миловаться влюблённым суждено было не долго, через три месяца после свадьбы началась война, а ещё через полгода Надя получила повестку, в которой значилось, что её муж Иван Степанович Говорук пропал без вести.
Как пропал, где, что это значит – без вести? Но кто ж ответит? Может, в плен угодил, может, снаряд саданул прямым попаданием да разорвал в клочья – какие уж тут вести!
Всю войну Надя ждала Ивана, не верила, не могла представить себе, что его больше нет. А вдруг объявится, вдруг хотя бы весточку пришёл с оказией? Пороги военкомата все оббила, да – зря, ответ был один: пропал без вести.
Военные годы Надя трудилась в госпитально-хирургической клинике при Первом медицинском институте. С какими только страшными ранами, порой не совместимыми с жизнью, не привозили в госпиталь наших бойцов! В грудь, в голову, в живот, с жуткими ожогами, когда человек был похож на обуглившуюся головешку. Один обгоревший танкист, у которого вместо глаз
– Почему так темно кругом? Почему темно? Включите свет!
И в каждом раненом бойце, неумело, наспех перевязанном какими-то тряпками, Надя пыталась угадать Ивана: а вдруг? Пусть обожжённый, покалеченный, пусть без ноги или руки, но – живой! Она его выходит, вынянчит, лишь бы жив был! Лишь бы свидится довелось! Однако столь желанная Наде встреча так и не случилось за всё военное лихолетье.
К концу войны надежда на то, что может быть теперь Иван весточку о себе подаст, встрепенулась было опять. Может в плену томился горемычный, а теперь, когда гада фашистского добивали в его проклятом логове, Иван и объявится. Но знающие люди украдкой говорили, что путь из немецкого лагеря в советский гораздо ближе, чем до дома…
Когда уж и год послевоенный минул, поняла Надя, что не свидятся они с Иваном на этом свете никогда.
Она по-прежнему трудилась в госпитале и там сошлась с бравым майором, кавалером двух орденов «Красной Звезды» и множества медалей. Молодое, охочее до почти забытой мужской ласки женское тело не выдержало, сдалось под неистовым напором бравого майора, обещавшего к тому же жениться. Конечно, домогаясь женщины, мужчина обещаний надаёт с три короба. Надя не повелась на них, зная им цену. Однако и сопротивляться не стала, мужики нынче после такой страшной войны в большом дефиците были. И на женитьбе не настаивала.
Окончательно излечившись от ран, бравый майор убыл к себе в Саратов, обещая, что как устроится, непременно вызовет и Надю. Устроится-то он, наверно, устроился, но Надю не вызвал. В сумбурном письме извинялся, просил простить, мол, встретил другую. Надя и раньше не питавшая никаких иллюзий на счёт серьёзности их отношений, не расстроилась, не рассердилась на майора, зла на него не затаила. Но и не написала ему, что ждёт ребёнка.
Мальчик родился крепеньким, здоровеньким, Надя назвала его Иваном.
… Робкий стук в дверь едва долетел до слуха Нади, зашивавшей порванный рукав пиджака. Она поднялась с кровати, вышла из комнаты. Она легко догадывалась, кого сейчас увидит на пороге своей комнаты.
3
Худой высокий военнопленный в потемневшем от пота вылинявшем френче со споротыми погонами оступился на краю скользкой после дождя канавки, всплеснул руками, чтобы удержать равновесие и выронил папиросу. Она упала в небольшую лужицу, зашипела и тотчас погасла. И такая боль отразилась на бледном лице его, что проходившая мимо молодая женщина с сумкой в руке приостановилась и с сочувствием посмотрела на неудачника. И тут же достала из кармана мужского пиджака, что был на ней, пачку папирос и протянула военнопленному. Находившийся неподалёку охранник посмотрел на это сквозь пальцы.
– Спасибо, – принимая из рук женщины неожиданный подарок, сказал военнопленный на чистом русском языке.
– Вы русский? – слегка растерялась женщина.
– Немец, – ответил, опуская глаза тот.
Так случай впервые свёл простую русскую женщину Надежду Говорук и субтильного потомка немецких аристократов Макса фон Штайнера.
Была весна 1948 года. Среди немецких военнопленных во всю заговорили о скорой отправке на родину, о том, что многие уже вернулись в Германию. Эти оптимистические настроения разделяли, впрочем, далеко не все. Кто-то прослышал, что военнопленных, а особенно немцев, не отпустят до тех пор, пока они не восстановят всё порушенное ими во время войны. А в такой огромной стране, как Россия на это могли уйти годы и годы!