полёт «шмеля»
Шрифт:
– Как мне повезло оказывается! – засмеялась Леночка
– Так что идём чинить утюг? Я готов! – нетерпеливо произнёс Аркаша.
– Только не сегодня, – к его огорчению сказала Леночка. – Сегодня я занята. Завтра ты можешь?
– После работы я буду ждать тебя в скверике.
Предвкушая скорую встречу, он дал волю своему богатому воображению. Да так расфантазировался, что, вернувшись домой, вынужден был залезть под холодный душ, чтобы усмирить распалившуюся плоть.
Леночка жила в квартире недавно умершей бабушки, куда её предусмотрительные родители успели прописать дочку в качестве опекунши, пока ещё старушка
– Ну, где твой утюг? – бодренько произнёс Аркаша, едва переступив порог дома.
– Утюг? – с восхитительным удивлением спросила Леночка. – А зачем он тебе сейчас?
О романе Леночки Чиминой и Аркаши Шмелевского в институте никто не знал и даже не догадывался, настолько ловко они скрывали свою тайну. Однако примерно через полгода отношения эти пошли на убыль. Во всяком случае, со стороны Аркаши: прелести Леночки уже не действовали на него так, как в начале их знакомства.
Тщательно продумав пути отхода, чтобы не сильно ранить девушку разрывом, Аркаша наметил день решающего разговора, хорошо подготовился к нему. Но не тут-то было. Условия диктовал не он, а тихая, скромная Леночка, которая прервала красноречивого Аркашу и объявила своим тихим голоском, что у неё будет ребёнок.
– Твой, – добавила, мило улыбнувшись.
И пока Аркаша приходил в себя от услышанного, деловито продолжила:
– Нам нужно как можно скорее подать заявление в ЗАГС, ребёнок должен родиться в законном браке.
Обретя, наконец, дар речи, Аркаша принялся было жарко возражать против женитьбы. Об этом между ними никогда не было уговора, и он ничего не обещал ей никогда. И вообще, он ещё не готов обзаводиться семьёй, у него другие планы.
Леночка, спокойно выслушав разговорившегося жениха, тихонько сказала, что в противном случае она обратиться в партком предприятия: Аркадий Шмелевский был кандидатом в члены КПСС и кандидатский стаж его вскоре истекал. А если его не примут в партию, то о какой карьере может идти речь?
Появление на свет ребёнка не пробудило в Аркадии отцовские чувства. Он смотрел на этот сморщенный красный писклявый комочек и только плечами пожимал. Не то Леночка. Материнство, о котором она мечтала, захватило её сразу, как только она впервые покормила своего сынишку. С головой уйдя в заботу о сыне, она ничего и никого, кроме своего ненаглядного мальчика не замечала. Она умилялась тому, как он морщит свой носик-кнопку, как пускает слюни, как жадно сосёт её полную молока грудь, а, насытившись, смешно отрыгивает и закрывает глазки. Она ревностно относилась к попыткам понянчить внука не только родителями Аркадия, но и своими отцом с матерью тоже. Вдруг ненароком причинят боль её крошке – ведь мальчик такой хрупкий!
Особо не подпускала к ребёнку и Аркадия, хотя тот не слишком-то и настаивал на близком общении с сыном, появление которого рушило все его планы. И под разными предлогами избегала исполнения своих супружеских обязанностей. То она очень устала, то у неё болит голова, а то и вовсе категорично заявляла, что сегодня ей нельзя.
Впрочем, Аркадия это не смущало. После родов Леночка заметно раздобрела, от былой, завораживающей мужчин фигуры её остались одни воспоминания. Аркаша из-за капризов жены монахом жить не собирался, кругом было много молодых женщин и девушек.
Однажды в гости к его родителям пришла школьная подруга матери Роза Семёновна Стук, адвокат, заведующая
– Надеюсь, с вашего предприятия вам дадут положительную характеристику? – уточнила.
– Вроде бы претензий ко мне не предъявляли, а не так давно меня и в партию приняли.
– Партия это хорошо, конечно, – без особого вдохновения ответила Роза Семёновна. – Однако партийность у нас не обязательна.
О, боги, если бы эти слова он услышал от Розы Семёновны года полтора назад, когда понуро шёл под венец!
Через три месяца, уладив все необходимые формальности, Аркадий Михайлович Шмелевский стал адвокатом.
2
Худой высокий человек, не старый, но с заметной сединой в белобрысой голове, остановился неподалёку от бревенчатого дома, не решаясь, по-видимому, пересечь палисадник и войти в подъезд под железным, слегка покорёженным козырьком. На человеке этом был военного покроя френч со споротыми погонами, отчего узкие полоски на плечах выглядели темнее. Помявшись с минуту, он, опасливо оглянувшись по сторонам, всё-таки направился к подъезду, осторожно приоткрыл скрипучую дверь, державшуюся на ржавых петлях и юркнул в подъезд, прохладный, несмотря на царившую в природе июльскую жару. Прохладу подъезда разрезал до тошноты резкий кошачий запах и кошки, как показалось вошедшему, притаились где-то в темноте под деревянной лестницей, насторожено взирая на пришельца.
Уняв разволновавшееся сердце, он по-военному одёрнул свой френч и, взойдя по ступенькам, повернул к одной из двух дверей, расположенных на этаже справа от входа. Подошёл, ещё раз одёрнул френч, пригладил слегка вспотевшей от волнения пятернёй редкие волосы, осторожно постучал, почему-то вздрогнув от этого стука, и тут же укорил себя за то, что не нужно было приходить сюда.
…Макс фон Штайнер, капитан люфтваффе, попал в плен в 1943 году, когда его мессершмитт был сбит в воздушном бою на подступах к Сталинграду. Он, тяжело раненый в полубессознательном состоянии, успел вывалиться из горящей кабины самолёта, но приземлился на территории, занятой советскими войсками.
Полученные немецким лётчиком раны залатали в полевом госпитале и как только смог он самостоятельно передвигаться, отправили в лагерь для военнопленных. На этом война для Макса фон Штайнера и закончилась.
Условия в лагери были жёсткие, порой даже жестокие. И повинна в этом были не только охрана, люто ненавидевшая проклятых фашистов, но и те условия существования, сложившиеся в среде лагерного контингента. Небольшие пайки почти не утоляли голод, чтобы избежать смерти от истощения тот, у кого оставалось больше сил, нападал на какого-нибудь доходягу, отнимал пайку, а зачастую, если дело было зимой, раздевал донага и оставлял околевать на морозе, тем временем поспешно натягивая на себя обноски обречённого.