Полёт совы

Тарковский Михаил Александрович

Дед Мороз не топил печку. Потому что он весь изо льда и у него может растаять борода, поэтому он так не любит тёплые места, и даже огонь.

Вдруг кто-то за избой шевельнулся, и в одну секунду выскочили волки и напали на Деда Мороза. Собаки дремали очень крепко и не замечали, что к ним подбегает опасность. Волки хотели слегка полакомиться собаками. Дед Мороз стукнул своей палкой, и волки превратились в сосульки. Дед Мороз заморозил волков и помчался на собаках раздавать подарки детям.

Настала весна, и он улетел со Снегурочкой на Северной полюс. Там мимо них проходили белые медведицы. Они хотели напасть на собак и съесть их. Дед Мороз их заморозил, а потом приехали таёжные мужики и разморозили медведиц. Медведицы с ними ничего не сделали и ушли домой.

А волки весной оттаяли и пустились бежать во весь дух.

Потом

в конце осени Дед Мороз собрался опять в деревню и начал раздавать подарки, как и в прошлую Новогоднюю ночь. А волки, когда оттаяли, затеяли новую задачу обхитрить Деда Мороза. Они покрасились красной краской и залезли в сани. Потому что у Деда Мороза сани красные, и они решили замаскироваться. Дед Мороз со Снегурочкой поехали, а один неуклюжий волк нечаянно упал в багажник саней и всё там своротил. Дед Мороз не заметил волка и ехал дальше. Волки повалились и раскрыли подарки, и один волк увидел огромную коробку — там было пусто. Дед Мороз решил подарить одному ребёнку коробку, чтобы он там что-нибудь хранил. Волки все туда и попрыгали. Дед Мороз их не услышал, потому что он очень заслушался своих собак, и Снегурочка тоже. Потому что им очень нравилось, как шуршат лапы собак. И одному мальчику Дед Мороз подарил коробку с волками и коробку с самолётиками. Тот утром сперва открыл коробку с самолётиками, а потом с волками. Родители сказали: «Какие хорошие собачки!» Тут волки сами себя испугались и залезли на шкаф. А папа взял ружьё и тоже их напугал. С тех пор волки перестали гонять собак и нападать на Деда Мороза.

Сочинение насмешило Серёжу, а когда пришёл Костя, он спросил, действительно ли Лёня «сам всё сочинил». Костя объяснил, что Лёня придумал все слова и обороты, но Тоне приходилось их «как клещами вытаскивать», выпытывая, как выглядел лес, какие подарки лежали в нарте и почему волки покрасились красным. Коробку, оказалось, мальчишка приплёл, «чтоб смешно было», не подозревая в ней сюжетного хода и ключа к финалу, который сам уже напросился.

Костя притащил протёртой смородины («Тонька послала») и подколол Серёже дров. Перед уходом долго и смешно рассказывал, как они с Эдей выуживали аэросани и как их встретила Эдина жена.

На следующий день зашёл Коля:

— Болеете? Вот мать вам передать сказала! — И протянул банку малинового варенья, тёмного с белёсыми точками косточек.

Ещё Коля принёс сочинение и хотел было уйти.

— Ну погоди, не уходи. Оно же не длинное… — удержал его Серёжа. И открыл тетрадь:

За что я люблю свою собаку.

Мою собаку зовут Пират. Он хоть и воровитый по словам некоторых допотопных, не будем показывать пальцем, но зато помощник каких поискать. Зимой я запрягаю его в нарточку и вожу на нём воду и дрова. Пират хороший охотник. Однажды я пошёл в тайгу с ружьём моего деда. Иду, погода хмурая. Дует ветер. Туча аж за землю задеёт своими лохмотьями. Навстречу попался след соболя. Пират никогда не искал соболя и сначала погнал пятку. Но потом молодец вернулся и взял след. Вскоре я услышал его лай, слышный плохо из-за ветра. Я шёл по горельнику долго и думал, лишь бы он не замолчал! Он загнал соболя здорового кота на кедрину. Я выстрелил и попал в соболя, но он застрял в развилке. Топора у меня не было. Я бросил под кедру рукавицы, крикнул Пирату «жди сиди!» и побежал домой за топором. По дороге руки заколели как колотушки и я грел их за пазухой. Когда вернулся Пират сидел на месте и повизгивал на кедру. Наступили сумерки. Я срубил кедру и Пират бросился к соболю. Надо было чтоб он его потрепал хоть и стылого — иначе не затравится. Это был ево первый соболь. Пирата своего я ни на кого не променяю. Я на всю жизнь запомнил этот день. И с тех пор не хожу в тайгу без топора.

Серёжа поднял глаза, и по ним всё было понятно:

— Молодец… А что такое пятку погнал?

— Ну вот соболь, — начал объяснять Коля, показывая обеими руками, — вот он туда бежит, а Пират туда побежал, а не туда…

— А… ну в смысле в другую сторону.

— Ну, в другую сторону, ну, куда духан соболёвый слабже… Это в пяту значит. Ну, говорят так.

— Хм, — задумчиво усмехнулся Серёжа, — хорошее слово. Я тоже иногда пятку гоню. — А деда как звали?

— Дед Афонча. Афанасий Никифорович.

— А Дед Афонча какой был? Расскажи про него… — попросил Серёжа. — Может, фотографию принесёшь? Он воевал?

— Конечно!

— У

нас тема будет к Дню Победы. Конкурс сочинений. Сможешь написать?

— Ну чо, можно.

— Дед много рассказывал?

— Ну рассказывал.

— Чо-нибудь необычное рассказывал?

— Хм… — улыбнулся воспоминанию Коля, и эта восторженная улыбка так и не сходила с лица, пока он говорил. — Эта… мужики раз рыбачили весной на Долевых озёрах — сети, короче, ставили… И тут вихорь налетел. Дед так и говорил — «вихорь», ага. А один мужик на ветке едет, она рыбы полная, по борта аж сидит, а вихорь прямо на него прёт в лоб, короче, капец, утопит щас. И он тогда нож из ножней достаёт и в него ка-а-к кинет — с-с-и-и-и-у! — Коля изобразил, как тот метнул нож. — Тот фюить — и убрался под облако. — Коля показал рукой, как он подобрался. — А после этот мужик зимой в зимовье… ну, на охоте… сидит, соболя обдирает, слышит — пришёл кто-то, скрипит, юксы снимает. Выходит. Двое мужиков стоят. В куржаке все, аж сседа. У одного глаз завязан. «Вы чо, мужики?» Ну, этот, и у которого глаз, нож протягиват: «На вот нож твой». А тот стоит, как язык проглотил. Те мужики обули лыжи, пошли — и тут как заморочает, шквал такой ка-ак даст, и снежина как закрутит, загудит, и дед говорит — подхватило их, и всё, забрало с концами… А утром мужик вышел, солнышко светит — и ни следушка.

— А собаки что? Или он без собак был? — подотошничал Серёжа.

— Дак в том и дело, что собаки вопшэ ни гугу, ни носом, ни ухом, как сидели в кутухах, так и сидят. Токо посапывают. Хоть бы пошевелились, тварюги!

— Ну вот. А я тебе двойку поставил… — сказал Серёжа. — Ты, когда будешь сочинения писать, ты пиши, как ты говоришь, не выдумывай ничего, чтобы там красивей, как в книжке, у тебя и так выходит всё. Ты потому что живёшь… взрослее, чем пишешь.

— Сергей Иваныч, а как вы догадались, что я списал?

— Ты бы никогда не сказал «хрюшка»!

— Ну. Ха-ха!

— Я зашёл в мастерскую проверить, почему свет горит, и слышал, как ты про Каштанку… задвигал, что у «клоуна пахать надо, а столяр так накормит». Если б ты так написал в сочинении, то я тебе бы за одну эту фразу пятак вкатил. Понял?

— Понял, — чётко сказал Коля. — Чо, я пойду? Выздоравливайте…

Серёжа лежал и думал о Лёнином сочинении, совсем ещё детском, но богатом по фантазии и уже развлекательном по взрослому счёту, и про Колино, из которого целый рассказ сделал бы Пришвин или Астафьев. Как по-взрослому заботился Коля о том, чтобы затравился Пират на соболя, и переживал, что из-за его разгильдяйства пёс не получит собачьей награды, не потреплет тёплого зверька, не высидит под кедрой, убежит за хозяином следом. И вся наука насмарку…

Ещё думал о том, что Коле обязательно надо написать про деда Афончу. И про этот смерч, вихорь, уносящий в такую даль — и жизненную, и временную. Сюжет известный, конечно, но как можно красиво сказку развернуть, разметать снежной сетью, объять именно здешние места, чтобы каждая кочка ожила, пошевелила нечёсаной травяной макушкой… Серёжа начал засыпать, и дед Афонча явился-заговорил… голосом Концевого Деда: «А Тоньку она возмёт. Возьмё-ё-ёт. Я сра-азу понял…» И стал стучать топориком по кедрине…

Это стучал Эдя. И вошёл, не дождавшись ответа.

— Здорово, утопленник! Я тебя лечить пришёл. Карлос в клюкве. Само то от простуды!

Серёжа пошевелился, привстал на койке, проскрипел:

— Заходи. Там стопку возьми. Я не буду. Не полезет.

— Да я сам не буду. Я не в фазе.

— ?!

— Заземлился в ноль. Всё напряженье в грунт ушло. Подполье копал: у моей перегруз сети с вылетом пробок. И тарелок. Хожу пригнувшись. Это я тебе. — Он бумкнул Карлоса на стол. — Ну ты даёшь! Ты чо это решил — Мотьку переиграть? По водному полу. Народ говорит — всё из-за Лидки. Говорят, сватался к ней, а она поворот дала! Двойной тулуп с пинком под гузку. — Эдя хитро глянул кедровочьим глазом. — Я грю, не на того напали, станет он из-за этой кряквы нетеребляной… в озеро кидаться на зимь глядючи. Он сам селезень, ему жить да жир нагуливать. А я сра-а-а-зу почувствовал, что неладно, когда гляжу — кобель твой бегает. Думаю, чо такое: то сидел-сидел. А тут забегал.