Полет Стрижа

Сартинов Евгений Петрович

— «Узи» и «Макаров».

— Говорил я тебе, не бери эту израильскую дрянь! Патронов нет, а засветишься — шухер подымут до небес:

откуда, кто поставил. Всучил тебе этот толстый узбек фуфло, а ты и доволен.

— Ой, ну хватит поучать! Хуже матушки родимой! Так поможешь или нет?

— Ладно, так и быть. Но ящик за тобой. Сорт знаешь.

— Черт с тобой, будет. Да, слушай, у меня какая загвоздка. Половина моих орлов — молодняк, Стрижа и в глаза не видели. У тебя должны быть его фотографии, сделай нам штук десять.

— Будут к обеду. Ну давай, не кашляй.

В

неприметном домике в глубине старого сада Семенов еще несколько секунд слушал тишину, потом снял наушники и обратился к дежурному оператору:

— Валера, выпиши мне этот разговор на отдельную кассету. И продолжай слушать линию.

Между тем начальник городской милиции нажал клавишу селектора и спросил дежурного:

— Кто у нас сегодня патрулирует?

Выслушав ответ, он удовлетворенно кивнул головой — кто надо.

— Всех старших ко мне. Да, там Голома по отделу шляется, если он еще здесь, пусть зайдет тоже.

Встав из-за стола Арифулин, достал из сейфа личное дело, открыл, начал читать. Хмыкнул с недоумением, еще раз перечитал, уже вслух:

— Рост сто семьдесят три, вес шестьдесят три. — Всмотрелся в скуластое лицо Стрижа на десятилетней давности фотокарточке. — Чего Мурай так психует? Натуральный Стриж, невелика птичка.

В кабинет между тем вошли четверо старших патрульных машин и Голома.

Арифулин поднялся из-за стола и, стараясь говорить официально, произнес небольшую речь:

— Товарищи офицеры, получены оперативные данные о том, что вернувшийся из мест заключения матерый уголовник Стрижов Анатолий Васильевич принялся за старое. Есть уже два пострадавших, кроме того, преступник вооружен! Задача — обезвредить его любой ценой.

При этом начальник горотдела многозначительно посмотрел на Голому. Весь этот спектакль предназначался только для него. Не будь Голомы, Арифулин просто сказал бы остальным четверым: вот этого надо убрать. На них он полагался целиком и полностью. Это была его гвардия, преданная лично ему и повязанная кровью. Всех четверых он спас в свое время от тюрьмы, и они в долгу не оставались. Ну а Голома? Арифулин знал, что лейтенант ненавидит Стрижа, и решил сыграть на этом. Но глядя сейчас в выпученные от усердия и напряжения глаза «вечного» лейтенанта, он вдруг засомневался. "Боже, какой осел! Неужели он и здесь дров наломает?"

— Все ясно?

Четверо просто кивнули, Голома же щелкнул каблуками и рявкнул:

— Так тошно! Разресите итти?

— Идите! — отослал его подполковник. Участковый, круто развернувшись и, как на плацу, печатая шаг, двинулся к двери. Оставшиеся милиционеры давились от смеха. Это "так тошно" давно вошло в местный фольклор и не переставало веселить публику.

— Как он мне надоел! — пожаловался Арифулин своим подручным и нажал клавишу вызова дежурного.

— Зыков? Тормозни там Голому, дай ему в подчинение двух орлов и пусть пешком, да-да, не ослышался, пешком патрулирует свой участок. Все!

— Ей-богу, если Стриж его грохнет, я буду только рад. Ну вы-то все поняли? — снова обратился он к подчиненным.

Те дружно закивали головами. Арифулин протянул им пачку «Мальборо» и, пока старшие машин разбирали

сигареты, добавил:

— Не чикайтесь там. Как увидите, обойму всадите, а там уж и протоколы писать можно. Кто его грохнет, в отпуск пойдет в июле.

У каждого свои стимулы и поощрения.

Он вытащил из дела фото Стрижа.

— По ходу отдайте в лабораторию, пусть размножат и десять штук принесут мне, срочно.

Оставшись один, Арифулин подошел к большому зеркалу, критически оглядел себя, вытащил из кармана расческу и стал аккуратно, волосок к волоску, укладывать волнистые волосы. Закончив с этим, еще раз изучил отражение и остался очень доволен. Начальник милиции был моложав, строен, даже сухощав. Роскошные усы под Боярского, виски с благородной проседью, черные выразительные глаза. Хорош был собой милицейский бог, на слабый пол производил неизгладимое впечатление. Один только недостаток: желал, чтобы, звали его полковником. Не хотел слышать маленькую приставочку «под», хотя и имел на погонах всего по две звездочки.

Честолюбив был Арифулин, высоко метил. Когда четыре года назад его пнули из областного центра сюда, в захолустье, он подумал, что все, карьере его конец. Но, оглядевшись на новом месте, с удивлением вдруг понял, что как раз здесь у него власти больше, чем было там, под большим начальством. Да и кому он нужен, этот городишко в трех часах езды от центра? И Арифулин быстро освоился здесь, вошел, как патрон, в дьявольскую обойму местной мафии.

14

Если бы инструктаж в милиции слышал Стриж, он не стал бы так легкомысленно насвистывать, собираясь на прогулку по родному городу. Анатолий оделся, разыскал небрежно брошенную вчера сумку, вытащил оружие, оглядел его. Еще раз подивился непривычным формам «узи», вскинул его на вытянутую руку. Потом вышел в сени, нашел какую-то старую тряпку, завернул в нее обе железяки. Долго искал, куда все сунуть, исследовал и дровяник, и баню. В конце концов заинтересовался собачьей будкой. Сработал ее Витька как все, что он делал, добротно и на совесть. Конура была с двойными стенками, засыпная, с настоящим, как у обычного дома, чердачком. Оторвав от крыши одну из планок, Стриж сунул в пустое пространство оружие и кулаком забил планку на место. Потрепав крутившегося рядом Шарика, сказал ему строго:

— Смотри, не отдавай никому!

Вернувшись в дом, сунул в карман пачку денег, остальные вместе с сумкой запихнул ногой под кровать.

Закрыв дом и спрятав ключ в тайничок под перилами, он так же, как и пришел, огородами, выбрался к

Волге. С минуту постоял на берегу, полюбовался рекой. Потом пробежался по берегу, и для души, и для тела.

Провел небольшой, но яростный бой с тенью и уже совсем бодрый и веселый переулками свернул в город.

Испортить настроение ему решили немедленно, едва он только вышел на асфальт. И сделал это его старый друг Голома с двумя толстыми сержантами. Встретились они, что называется, нос к носу, и лейтенант даже вскрикнул от радости, лихорадочно шаря рукой по кобуре.