Полет Стрижа
Шрифт:
— Да нет, не надо! Ни на секунду. — Анатолий невольно вспомнил, как он так же вот перебрасывался опасными шуточками с Харлачевым. Интересно, довезли ли того до больницы, много крови потерял капитан.
— Ладно, ступай. Впрочем, погоди-ка…
Из надсадно загремевших ворот показалась тупорылая кабина ГАЗ-66.
— Эй, стой! — крикнул Жилин шоферу. — Ты в город за продуктами?
— Так точно, товарищ полковник! — вместо шофера ответил сидящий рядом молоденький рьяный лейтенантик.
— Возьмите попутчика. Давай, Стриж, лети домой!
Машина уехала. Жилин поднялся к себе в кабинет, набрал городской номер.
— Семенов? Здравствуй, дорогой! Да-да. Твоими молитвами. Я ведь тебе вот чего звоню-то. Подарочек приготовил. Да-да, не удивляйся. И не благодари заранее, еще наплачешься. — Он усмехнулся. — Стриж летит домой. Да, тот самый, которым ты так интересовался. Анатолий Стрижов собственной персоной. Кто-то очень уж не хочет его видеть…
И Жилин подробно рассказал об утреннем инциденте.
— Так что жди больших событий.
— Ну спасибо, Алексей Петрович. Подарок ваш, конечно, не подарок. — Собеседник полковника хохотнул над невольным каламбуром. — Ну, а как к нему подход-то найти, не подскажете?
— Подход? Вот это сложно. Я за два года ключик к нему так и не подобрал. Одно могу сказать — с ним надо по-честному. В темную с ним играть нельзя. Фальшь он за версту чувствует и не прощает. Так что ты это учти.
Собеседник Жилина был в звании небольшом — всего лишь старший лейтенант. Но Федеральной службы безопасности. Сам Семенов к новому названию своей организации привыкнуть никак не мог и не возражал, когда его по-старому звали комитетчиком. Не будем возражать и мы. С Жилиным он сошелся по общности незаурядных судеб и нестандартности мышления. Еще по ходу разговора он пододвинул к себе папку с личным делом, открыл ее. Листать не стал, только всмотрелся в фотографию.
Положив трубку, взглянул снова. "Типично русское лицо", — не в первый раз подумал Семенов. Он закрыл папку, сунул ее в стол. Заперев кабинет, зашел в другую комнату с кодовым замком. Окна в ней были наглухо зашторены, стеллажи и столы заставлены аппаратурой.
— Валера, — обратился Семенов к человеку в наушниках, несуетно читавшему книгу под мерное шуршание большого студийного магнитофона, — бросай слушать магазины и пиши только телефоны Арифулина и Муравьева, понял?
Тот кивнул головой, переключил что-то на пульте, сдвинул на уши наушники и снова уткнулся в книгу.
3
Анатолий стукнул по кабине грузовика около моста через Волгу, на повороте. Машина затормозила, он спрыгнул, махнул невольным попутчикам рукой и спустился вниз к реке.
— Ну, здравствуй! — дрогнувшим голосом произнес он. Предательски заблестели глаза, дрогнул рот.
Потрепаный мужичок, неторопливо смоливший бычок на перевернутой деревянной лодке, вытаращил глаза — приезжий стал раздеваться.
— Эй, паря! Рано еще купаться! Вода-то ледяная, талая!
— Зато своя, родная! — крикнул в ответ Стриж и, разбежавшись, ласточкой нырнул в воду.
"Конец парню", — подумал бич и двинулся было к оставленным на берегу вещам, но тут над водой показалась мокрая голова. Стриж резко крякнул — ледяная купель жестокой рукой сжала его легкие, и он еле вынырнул, чтобы с криком вытолкнуть застоявшийся воздух и набрать в легкие новый. Отдышавшись, он рванул вдоль берега саженками. Бич снова было прицелился к чужим вещам, но пловец быстро вернулся и уже выходил на берег, весь, с головы до пят, покрытый крупными мурашками. Стуча зубами, он открыл сумку, достал махровое полотенце, растерся и, продолжая зябнуть на холодном ветру, стал поспешно одеваться.
— Ну и какая тебе охота была туда лезть? Морж что ли? — вздохнув, поинтересовался мужик, героически борясь с похмельным синдромом.
— Тебе, дядя, не понять, — сказал Анатолий, быстро натягивая штаны. — Зарок я себе такой дал — как выйду, первым делом в Волге искупаюсь, грязь лагерную смою. И не морж я вовсе, а Стриж, запомни, дядя!
Он подхватил сумку и, чтобы согреться, бегом вдоль берега рванул к первым домам на берегу. А оттуда — к центру города.
4
Еще подходя к спортзалу, Стриж услышал знакомые глухие звуки ударов боксерских перчаток, грохот и звяканье штанги. Он заволновался — эти звуки снились ему годами, и сотни, тысячи раз видел он во сне невзрачное серое здание, канаты ринга, запах пота и талька. Первое, что он увидел, открыв дверь, — седой затылок Васильича. Тот обернулся, суровое лицо его дрогнуло, и Стриж понял, как сильно постарел «железный» тренер. Они молча обнялись. Васильич был на голову выше Анатолия, широкий, грузный. Со стороны казалось, что сын обнимается с отцом, да, собственно, так оно и было. Этот человек когда-то заменил ему отца.
Родители Анатолия Стрижова погибли во время взрыва на военном заводе, и с четырех лет его воспитывала бабушка. Но истинным наставником и отцом был он, «железный» Васильич, фанатик бокса и педагог от рождения и по призванию. Что он разглядел в щуплом восьмилетнем пацане, неизменно последнем во всех шеренгах? То ли врожденное упрямство в уголках большого рта, то ли стальной холодок воли в голубых глазах? Через этот спортзал прошли сотни парней, но только Стрижа он любил как сына — ведь своего ему бог не дал.
— Ну все-таки выжил? — спросил Васильич, в упор вглядываясь в лицо Анатолия.
— Цель была, Васильич, — глядя ему в глаза ответил Стриж.
— Трудно пришлось? — спросил тренер.
Анатолий кивнул, на секунду прикрыв глаза. Васильич снова обнял его. Стрижу нестерпимо захотелось разрыдаться на груди этого столь дорогого для него человека. Но мужское самолюбие заставило сдержаться, только ком в горле, да глаза заблестели.
— Ну а у тебя как? Вере Семеновне скоро уже будет год?