Полет ворона
Шрифт:
Здесь, на берегу, ему довелось услышать первое слово, произнесенное Нюточкой. Он сидел и по заведенной привычке что-то напевал ей, и тут она перевернулась на спинку и, глядя на него, совершенно отчетливо произнесла:
— Написяу.
— Что-что? — переспросил Павел и от неожиданности и в самом деле полез проверять одеяло, на котором лежала Нюточка. Сухо.
— Ах ты, врушка! — рассмеялся Павел и погрозил ей пальцем.
Она улыбнулась совершенно по-женски и даже, как показалось Павлу, подмигнула.
И как тут можно было думать о том, что будет, когда с юга возвратится Таня?
Вариант переезда к родителям исключался, равно как и вариант обращения за помощью к отцу. Оставался вариант снять с осени жилье. Он навел справки — самая дешевая однокомнатная квартира стоила рублей пятьдесят-шестьдесят в месяц. Если учесть, что Нине Артемьевне нужно было платить сто двадцать рублей, а на одни только фрукты с базара для Нюточки понадобится не меньше шестидесяти в месяц, то оставшегося впритирочку хватит на питание для двоих взрослых и младенца и, пожалуй, на проездной — машину-то придется оставить Тане, она ведь ей принадлежит. А одежда — Нюточке на зиму нужна шубка, рейтузики, валенки, теплые носки... В общем, надо было что-то придумать, но ничего не придумывалось.
И вот, когда до приезда Тани оставалось меньше недели и у Павла уже от безысходности созрел диковатый план — упросить хозяйку огоньковской дачи оставить им ее на осень и зиму, разжиться как-нибудь дровами, а на работу ездить каждый день на электричке, — выручил случай. В «Жигулях», которые Павел все лето гонял в хвост и в гриву, стали постукивать пальчики, и он заехал на станцию техобслуживания в Новую Деревню, занял очередь и отошел покурить. Через минуту к нему подбежал весьма рассерженный мужчина, которому, как выяснилось, машина Павла заблокировала выезд. В мужчине этом Павел не без труда узнал своего сокурсника Владьку Лихарева, оставшегося после окончания на факультете. Тот сильно растолстел, обзавелся очками, окладистой бородой и по виду тянул как минимум на профессора. Однако, когда Павел подвинул «Жигули», а Лихарев, поставив свою «копейку» возле станции, остался поболтать, выяснилось, что Владька до сих пор ассистент, хоть и со степенью, и доцентство ему в ближайшее время за отсутствием штатных единиц не светит. Точнее, не светило — Владька с женой по линии шефской помощи подписали годичный контракт с университетом города Сыктывкар, столицей Коми АССР. Там ему и жене-историку сразу же давали доцентские места и направляли соответствующие документы в ВАК, так что через год они возвращались в родной Ленинград уже готовыми доцентами и ставили университетское начальство, что называется, перед фактом.
— Ну, поживем годик в вечной мерзлоте, — делился своими соображениями Лихарев, — помаемся в общаге, зато деньжат северных подкопим и продвижение по службе сделаем. Кого как, а нас такой расклад устраивает.
— Погоди-ка, — сказал Павел. — Вы прописку-то питерскую за этот год не потеряете?
— Черта с два! — самодовольно ответил Лихарев. — Жилплощадь бронируется. Так что запираем на все замки, сдаем на охрану, а через годик въезжаем, будто и не выезжали.
— А что ж не сдаете? — с замирающим сердцем спросил Павел.
— Мы думали, но страшновато как-то. Еще что за жилец попадется. Возьмет да вместо оплаты всю мебель вывезет, или по междугородному наболтает тысяч на пять, или притон устроит, а нам разбирайся потом. Случаев таких много.
— Слушай, понимаешь, тут вот какое дело... — Конечно, Павел не стал рассказывать Лихареву правды, а сочинил что-то про капремонт, про совершенно антисанитарный маневренный фонд, в который им предлагают въехать с маленьким ребенком, а с отцом у них крупная размолвка, и обращаться к нему ужасно не хочется.
— Это я могу понять, — сказал Лихарев. — Эти старики совсем оборзели. Ни с того ни с сего начинают считать, что все вокруг им обязаны. Продыху не дают... А вы вот что — поживите-ка это время у нас, до нашего возвращения, естественно. За квартирой присмотрите, цветы там поливать надо.
— Только мы много платить не сможем, — предупредил Павел.
— Какое там много? Квартплата, свет, газ. А уж если вы к нашему приезду ремонтик небольшой сообразите, так мы ж вам еще благодарны будем...
Вот так. Павлу даже не пришлось просить. В течение почти года в его распоряжении оказалась прекрасная, самую чуточку запущенная двухкомнатная квартира на Лесном проспекте. В такие моменты Павла покидал весь его благоприобретенный атеизм.
— Спасибо тебе. Господи, — шептал он, спускаясь из квартиры Лихаревых, куда Владька затащил его в тот же день.
Решение нырнуть в Москву было импульсивным и диктовалось до боли под ребрами нежеланием видеть плачущий Ленинград. Не хотелось уходить с орбиты этих чудиков, которых встретила в Новом свете. Подобно ей, они жили адреналиновым голодом, изобретали велосипеды, спотыкались, но ничуть по этому поводу не комплексовали... Желая приоткрыть кулисы увиденного театра, Таня спросила аспирантку Веру:
— Тебе-то зачем все эти копания в архивах?
— Так интересно ведь, — она изумилась и рассмеялась. — Все просто, Таня. Спасибо партии родной за трехгодичный выходной. А это, как понимаешь, еще та школа.
Именно Вера и сблатовала на заход в Москву.
— Поехали, посмотришь, что за цвет нации учится в первопрестольной, а заодно и общагу, где этот цвет произрастает.
Поезд уже подкатывал к суетливому пригороду. Мимо пробегали машины, мелькали озабоченные лица. Голоса в купе сделались тише, не дребезжала гитара, не слышно раскатов дружного хохота.
— А почему колеса у поезда стучат? — Алешка делал последние попытки растормошить компанию.
На него лениво взглянули, сразу отвернувшись к окну.
— Площадь круга какая? — бередил он Ляльку.
— Пи эр квадрат...
Но шутка не удалась, так как уныло раскрыл ее Женька:
— И дураку ясно, что этот квадрат и стучит. Алешка заткнулся обиженно, потом промямлил, непонятно кому в отместку:
— Терпеть не могу эту большую деревню.
— Москва, объевшись финскими сырами, — речитативом в такт стуку колес начала читать стихи Лялька, — мадьярской ветчиной и яйцами датчан, глядит на русских иностранными глазами тбилисских и бобруйских парижан.
— И все-таки, — тряхнула выгоревшими волосами Вера, — Москва! Какой огромный странноприимный дом. Всяк на Руси бездомный, мы все к тебе придем.
Оформлять Танины документы в общежитии не пришлось. Переговорив за стойкой с администрацией, Вера увела ее к себе в комнату, где жила одна, точнее, с мертвячкой, то бишь с прописанной «мертвой душой». Она отдала в пользование свой пропуск, объяснив некоторые премудрости обходных маневров мимо консьержек. Несмотря на обшарпанные стены и скрипучий паркет, ее комната показалась Тане уютной. Вера с момента приезда здесь почти не ночевала, только иногда тревожа Таню под утро. Вопросов Таня, естественно, не задавала... Новая подруга сразу предостерегла: