Полеты над пропастью
Шрифт:
– Елизавета окликнула мужчину, он не отозвался, тогда она подошла к нему ближе и увидела рану, – нехотя ответила Валентина Геннадьевна.
– Что же было дальше? – спросила я.
– Горничная позвонила мне, я тут же приехала в отель, прошла в номер, увидела все и вызвала полицию, – объяснила Шаповалова.
Валентина Геннадьевна замолчала и с откровенной неприязнью уставилась на мою элегантную туфельку, которой я слегка покачивала.
Ладно, не будем дразнить гусей, как говорится. И эмбриону понятно, что Валентину Геннадьевну бесила моя молодость, моя красота и стройные формы. Готова была поспорить на что угодно, что Шаповалова в модельных туфельках не то что не смогла бы ходить, ей в них и сидеть-то было бы затруднительно.
– Скажите, Валентина Геннадьевна, а в номере был беспорядок? – спросила я.
– Нет, все стояло на своих местах.
В этот момент дверь широко распахнулась и в кабинет вошла молодая девушка в униформе. В руках у нее были ведро и швабра.
– Елизавета, что вы себе позволяете?! – накричала на нее Шаповалова. – Почему вы врываетесь в мой кабинет? Вас не учили стучать, прежде чем войти? У меня посетитель!
– Ну, так я же сегодня последний день работаю, Валентина Геннадьевна, – невозмутимо и даже с некоторым вызовом ответила девушка. – Вы же сами меня уволили, вы что, уже забыли? – дерзко спросила она.
– Что за хамский тон?! – еще больше взвилась Валентина Геннадьевна. – Сейчас же выйдите из моего кабинета! – выкрикнула Шаповалова.
Елизавета повернулась и вышла, громко хлопнув дверью.
– Продолжим, Валентина Геннадьевна? – спросила я.
– Ну что у вас еще? – недовольно спросила управляющая «Вереной».
– Значит, вы утверждаете, что никакого беспорядка в номере не было, все вещи были на месте. Так?
– Ну да, так, – ответила она.
– Скажите, а у Прикладниковского с собой были какие-нибудь вещи? Ну, чемодан, дорожная сумка? Не с пустыми же руками он пришел в гостиницу, – задала я следующий вопрос.
– Да, у него была, кажется, дорожная сумка. Но ее забрала полиция.
– Скажите, а сколько дней Прикладниковский рассчитывал у вас пробыть? – спросила я.
– Он оплатил только одни сутки.
– Ладно, давайте перейдем теперь к другим постояльцам, – предложила я.
– К каким постояльцам? – Шаповалова недоуменно посмотрела на меня.
– Ну, как к каким? Ведь не один же Прикладниковский у вас остановился, ведь так?
– Ну, было еще несколько человек. Но почти все они уже съехали, где же их теперь искать? – Шаповалова пожала плечами. – Остался только один постоялец.
– Это не важно, что они покинули вашу гостиницу, – возразила я. – Они ведь находились в ней во время убийства?
– Ну, допустим. Находились, – подтвердила Валентина Геннадьевна.
– Так назовите, кто у вас проживал, Валентина Геннадьевна!
– Ну, хорошо, – вздохнула Шаповалова. – Был один иностранный гражданин и наш, российский.
– Иностранный гражданин, он из какой страны приехал? – уточнила я.
– Он из Штатов, из Калифорнии. Композитор, приехал по линии обмена учеными, этим занимается гуманитарная какая-то организация. По-русски он не понимает ни слова, его сопровождает сотрудник консерватории.
– В каком смысле сопровождает? – не поняла я.
– В самом прямом. Приходит за ним с утра и вечером приводит его обратно. Еще один постоялец приехал из Нижнего Новгорода, он юрист, оформляет сделку на одном из предприятий. И, наконец, пожилой мужчина из Санкт-Петербурга. Все.
– Хорошо. Проводите меня в номер, который занимал Прикладниковский, – попросила я.
Валентина Геннадьевна грузно поднялась из-за стола и пошла к двери. Я последовала за ней.
Номер, который занимал Прикладниковский, представлял собой небольшое помещение с двуспальной кроватью, двумя тумбочками, встроенным шкафом и журнальным столиком с креслом.
– Скажите, кто сейчас остался в гостинице? – спросила я, окинув взглядом незамысловатую обстановку номера.
– Пенсионер из Санкт-Петербурга, Всеволод Викентьевич Белоцерковский, – ответила Валентина Геннадьевна. – Он у нас останавливается уже не в первый раз. Вот его номер. – Шаповалова указала на дверь справа от номера, который занимал погибший журналист.
– Так, а кто занимал вот этот номер? – Я попыталась толкнуть дверь номера, находящегося слева от номера погибшего журналиста.
– Этот номер уже давно пустует, – очень поспешно проговорила Валентина Геннадьевна и начала теснить меня в сторону.
– То есть его никто не занимал в тот день, когда произошло убийство? – уточнила я.
– Да, да, совершенно верно, он был без постояльцев, – зачастила Шаповалова.
Горничная Елизавета снова прошла по коридору с ведром.
– Елизавета, что вы мотаетесь взад-вперед? – окликнула ее Шаповалова. – Займитесь уже, наконец, делом!
Елизавета посмотрела на свою начальницу испепеляющим взглядом и молча вышла в вестибюль.
– Валентина Геннадьевна, а Белоцерковский сейчас у себя в номере? – спросила я.
– Сейчас узнаем. – Валентина Геннадьевна постучала в дверь.
– Входите, открыто, – прозвучал приятный баритон.
– Вот, Всеволод Викентьевич, это Татьяна Александровна Иванова, частный детектив, – представила меня Шаповалова, когда мы вошли в номер. – Она хочет побеседовать с вами. Если вы не возражаете, – добавила Валентина Геннадьевна.
– Что вы, какие могут быть возражения, проходите, пожалуйста, – проговорил седовласый высокий мужчина в светлых брюках и ковбойке в мелкую клетку.
– Присаживайтесь, Татьяна Александровна. – Белоцерковский указал на кресло рядом с небольшим столиком, больше похожим на тумбу, а сам сел на стул.
– Вы, Всеволод Викентьевич, наверное, догадываетесь, о чем я хочу с вами поговорить? – спросила я.
– Ох, Татьяна – ничего, что я просто по имени?
Я согласно кивнула.
– Так вот, я, конечно, уже старый, но тем не менее понимаю, что, если произошел столь прискорбный случай, как убийство, то речь определенно пойдет именно о нем, – сказал пенсионер.