Полёты в одиночку
Шрифт:
Положив коробок с английской солью на место, я принял душ, оделся и поднялся наверх, чтобы выпить перед обедом. У стойки бара один табурет оказался свободным, я сел и заказал бокал пива.
На других табуретах сидели восемь загорелых крепышей и среди них А. Н. Сэвори. Табуреты были привинчены к полу. Стойка выгибалась полукругом, так что все могли свободно переговариваться друг с другом. Нас с А. Н. Сэвори разделяли пять табуретов. Он цедил джимлет – так зодчие империи называли джин с лаймовым соком. (А лайм, если кто не знает, это особо кислый мелкий зелёный
Я взглянул на А. Н. Сэвори. С моего места мне были хорошо заметны крошечные белые кристаллики на его плечах.
И тут произошло нечто странное.
А. Н. Сэвори вдруг принялся стряхивать с себя английскую соль. При этом он как-то нарочито сильно ударял рукой по плечу и громко приговаривал:
– Вот чёртова перхоть! Надоела хуже горькой редьки! Кто-нибудь знает, как от неё избавиться?
– Попробуйте кокосовое масло, – посоветовал один.
– Помогает лавровишневая вода со шпанскими мушками, – предложил другой.
– Послушайте меня, старина, – сказал владелец чайной плантации из Ассама по имени Ансворт, – вам нужно улучшить кровообращение в голове. Для этого каждое утро окунаешь голову в ледяную воду минут на пять. Потом хорошенько вытираешь. Сейчас у вас роскошная шевелюра, но, если не вылечиться от перхоти, станете лысым как коленка. Сделайте, как я говорю, и всё будет в порядке, старина.
У А. Н. Сэвори и в самом деле были густые чёрные волосы, так с какой стати он придумывает себе перхоть, которой у него нет?
– Спасибо огромное, старина, – поблагодарил А. Н. Сэвори. – Я попробую. Посмотрим, что получится.
– Отлично всё получится, – уверял его Ансворт. – Моя бабушка так избавилась от перхоти.
– Ваша бабушка? – сказал кто-то. – У неё была перхоть?
– Когда она причёсывалась, – сказал Ансворт, – прямо как снег шёл.
Я в сотый раз сказал себе, что все они неизлечимые психи, но теперь я начинал думать, что А. Н. Сэвори переплюнул их всех. Я сидел, уставясь в своё пиво и пытаясь понять, зачем он убеждает всех, что у него перхоть.
Ответ я получил через три дня.
Наступал вечер. Мы медленно тащились по Суэцкому каналу. Стояла невыносимая жара. Была моя очередь первым переодеваться к ужину. Пока я стоял под душем, а потом одевался, А. Н. Сэвори лежал на койке, глядя в пространство.
– Каюта к вашим услугам, – наконец сказал я, открывая дверь. – Увидимся наверху.
Как обычно, я взял пиво и сел у стойки бара. Было очень жарко. Пиво было просто горячее. Большой медленно вращающийся вентилятор на потолке как будто гнал пар своими лопастями. Пот струился по шее и проникал под жёсткий воротничок. Казалось, что крахмал из воротничка вымывается, и его мокрые комки сползают по спине. Однако мои соседи, прожаренные на солнце крепыши, словно не замечали жары.
Я решил перед ужином выкурить трубку на палубе. Может, хоть там чуть
Незнакомец был совершенно лысым, поэтому я не сразу понял, что это не кто иной, как А. Н. Сэвори собственной персоной.
Удивительно, как волосы или их отсутствие меняют облик человека. А. Н. Сэвори полностью преобразился.
Во-первых, он выглядел лет на пятнадцать старше и словно стал меньше. Как я уже говорил, он был совершенно лысым, и его череп напоминал спелый персик, такой же розовый и светящийся изнутри. Он стоял, держа в руках парик, который так и не успел надеть на голову.
– По какому праву вы врываетесь в каюту?! – закричал он. – Вы же закончили тут все свои дела! – В его глазах засверкали искорки ярости.
– Я… Простите меня, пожалуйста, – запинаясь, пробормотал я. – Я трубку забыл.
Он глядел на меня в упор глазами, горевшими тёмным зловещим блеском, и было видно, как у него на лысине капельками выступает испарина.
Чувствовал я себя скверно. Не знал, что сказать.
– Я только трубку возьму и сразу исчезну, – пролепетал я.
– Ну уж нет! – крикнул он. – Вы теперь всё видели, и я вас отсюда не выпущу, пока не возьму с вас клятвы! Вы должны пообещать мне, что не расскажете ни единой душе! Обещайте!
На его койке я увидел раскрытый «скрипичный футляр», и в нём, прижавшись друг к другу, словно три больших чёрных лохматых ежа, лежали ещё три парика.
– В лысине нет ничего плохого, – сказал я.
– Ваше мнение меня не интересует! – крикнул он. Он всё ещё очень злился. – Мне нужно от вас только обещание.
– Я никому ничего не скажу, – пообещал я. – Даю слово.
– И лучше бы вам его сдержать, – пробурчал он.
Я дотянулся до своей койки и забрал лежащую на покрывале трубку. Потом стал лихорадочно искать кисет с табаком.
А. Н. Сэвори сидел на нижней койке.
– Вы, наверное, думаете, что я сумасшедший, – сказал он. В его голосе не осталось и следа от прежнего гнева.
Я молчал. Не знал, что ответить.
– Ведь думаете, правда? – настаивал он. – Думаете, что я рехнулся!
– Вовсе нет, – ответил я. – Человек вправе делать то, что ему по нраву.
– Думаете, это от желания покрасоваться, – сказал он. – А вот и нет, ничего подобного.
– Да всё нормально, – сказал я. – Правда.
– Это бизнес! – продолжал он. – У меня чисто деловые соображения. Я работаю в Амритсаре, это Пенджаб. Там живут сикхи. А у них – культ волос. Они не стригутся. Только сворачивают волосы в узел на голове. Или прячут под тюрбан. Плешивых сикхи не уважают.