Шрифт:
Roald Dahl
Going Solo
This edition published by arrangement with David Higham Associates Ltd and Synopsis Literary Agency.
This edition published by arrangement with A P Watt Limited and The Van Lear Agency.
Text copyright © Roald Dahl Nominee Ltd., 1986
В
Первая часть этого повествования служит продолжением рассказа о моём детстве, изложенного в книге «Мальчик»: я направляюсь в Восточную Африку на первую в своей жизни должность. Но в повседневной работе мало захватывающих событий, поэтому я расскажу лишь о тех моментах, которые глубоко засели в моей памяти.
Во второй части, где описывается моя служба в ВВС, мне не пришлось выбирать или отбрасывать отдельные эпизоды, так как каждый момент, во всяком случае для меня, был незабываемым.
В дальние края
Пароход, увозивший меня из Англии в Африку осенью 1938 года, назывался «Мантола». Это была давно не крашенная облезлая старая посудина водоизмещением девять тысяч тонн, с единственной высокой трубой и вибрирующим двигателем, от колебаний которого дребезжала посуда в кают-компании.
Нам предстояло двухнедельное путешествие из порта Лондон в порт Момбаса с заходом в Марсель, на Мальту, в Порт-Саид, Порт-Судан и Аден.
Теперь до Момбасы можно долететь всего за несколько часов, и в этом нет больше ничего волшебного и сказочного, но в 1938 году такое странствие походило на длинную вереницу камней, по которым переходишь поток, да и путь из дома до Восточной Африки был долгим, особенно если по договору с компанией «Шелл» тебе предстояло провести там целых три года.
Мне было двадцать два года, когда я туда отправился. Мне будет двадцать пять лет, когда я снова увижу своих родных и близких.
Больше всего в том путешествии меня поразило странное поведение моих попутчиков. До этого мне ни разу не приходилось сталкиваться с этой особенной породой англичан, которые собственными руками создавали империю и всю жизнь трудились в самых дальних уголках британских владений.
Пожалуйста, не забывайте, в 30-е годы Британская империя всё ещё оставалась очень даже Британской империей, и те мужчины и женщины, что держали её на плаву, составляли такую человеческую породу, с которой большинство из вас никогда не встречалось, а теперь уже и не встретится. Я считаю, мне очень повезло, что я успел хотя бы мельком взглянуть на этот редкий биологический вид, пока принадлежащие к нему особи ещё бродили по лесам и горам земным, ведь ныне этот вид полностью исчез, вымер.
Эти самые английские англичане, самые шотландские шотландцы казались мне кучкой безумцев. Начать с того, что все они разговаривали на своём собственном языке. Если они работали в Восточной Африке, то их фразы были нашпигованы словечками из суахили, а если в Индии, то намешивали в английский все существующие там наречия. Но наряду с этим я отследил целый пласт наиболее употребительных слов, который, похоже, был универсальным для них всех. Выпивка вечером, например, всегда называлась «закатником». Выпить в любое иное время – это уже «вставить чота». Жена – «мемсахиб». Поглядеть на что-нибудь – «шуфти». И, кстати, что касается этого самого слова: любопытно, что в жаргоне лётчиков наших Королевских ВВС на Среднем Востоке самолёт-разведчик назывался «шуфтилёт». Что-то плохонькое, явно скверного качества – «шензи». Ужин – «тиффин». И так далее, и тому подобное. Из жаргона зодчих империи можно было бы составить целый словарь. Мне, обычному молодому парню из зажиточного пригорода, было интересно оказаться в обществе этих крепких, жилистых, загорелых разбойников и их весёлых сухопарых жён. Но больше всего мне нравились их чудачества.
Похоже, если британец живёт годами в нездоровом потогонном климате среди чужого народа, то, чтобы сохранить душевное здоровье, он позволяет себе слегка свихнуться. Такие британцы лелеют диковинные привычки, которые никто не потерпел бы на родине, а вот в далёкой Африке или на Цейлоне, в Индии или в Малайзии можно вытворять всё, что заблагорассудится.
Едва ли не у каждого пассажира «Мантолы» имелся собственный особенный пунктик, и всё путешествие для меня превратилось в непрерывный спектакль.
Свою каюту я делил с управляющим хлопкоочистительного завода в Пенджабе, которого звали А. Н. Сэвори (когда я прочитал его багажную бирку, сначала даже не понял, что это фамилия с инициалами [1] ). Я занимал верхнюю койку, поэтому со своей подушки мог видеть в иллюминаторе аварийную палубу корабля и широкие океанские просторы за ней.
В четвёртое моё утро в море я почему-то проснулся слишком рано и лежал, бездумно глядя в иллюминатор и слушая негромкое похрапывание А. Н. Сэвори. И вдруг в иллюминаторе мелькнула голая человеческая фигура – совершенно голая, как обезьяна в тропиках; она пронеслась за иллюминатором и пропала! Голый человек возник и исчез беззвучно, и мне оставалось только гадать, лёжа в полутьме, что это было: голое привидение? Или просто примерещилось?
1
U. N. Savory, unsavory (англ.) – противный, неприятный.
Минуту-другую спустя фигура появилась снова!
На этот раз я резко поднялся. Мне хотелось присмотреться получше к этому голышу в лучах восходящего солнца, так что я быстро развернулся на постели головой к иллюминатору и высунулся наружу.
За бортом тихо плескалось голубое Средиземное море, из-за горизонта сиял краешек солнца. Палуба была пуста и безмолвна, и я всё больше склонялся к тому, что только что видел привидение, призрак пассажира, который некогда упал за борт и теперь носится по волнам в поисках своего пропавшего корабля.
Вдруг краем глаза я заметил какое-то движение в дальнем конце палубы. А потом материализовалось нагое тело. Но это было не привидение. По направлению к моему иллюминатору бесшумно скакал мужчина, живой мужчина, состоящий из плоти и крови. Приземистый, коренастый, слегка пузатый в своей наготе, с пушистыми чёрными усами. Внезапно он заметил мою глупую физиономию в иллюминаторе и, взмахнув волосатой рукой, крикнул:
– Сюда, мой мальчик! Пробежимся вместе! Подышим морским воздухом! Потренируемся! Растрясём жирок!
Только по усам я узнал в нём майора Гриффитса, который накануне вечером рассказывал мне за ужином, что прожил тридцать шесть лет в Индии и теперь снова возвращается в Аллахабад после отпуска на родине.
Я слабо улыбнулся проскакавшему мимо меня майору, но голову не убрал. Мне захотелось увидеть его снова. В его галопе по палубе было что-то удивительно невинное, обезоруживающее, ликующее и дружелюбное. А я, комок подростковой скованности, лежал, глазел и осуждал его. Но при этом я ему завидовал. Я страшно завидовал его раскованности, наплевательскому отношению к мнению окружающих. Мне и самому безумно хотелось вытворить что-нибудь подобное, только смелости не хватало. Скинуть бы пижаму да помчаться по палубе – и плевать на всех. Но нет, нет, ни за какие коврижки! Поэтому я ждал, когда он появится снова.