Полицейская история
Шрифт:
Тем не менее однажды я одержал маленькую победу. Я долго следил за одной клиенткой и с внутренним торжеством заметил, как она сунула в сумочку пару перчаток. Я спокойно пошел за ней следом, дал ей выйти из магазина и остановил ее уже на тротуаре:
— Полиция, мадам. Следуйте за мной. Отрицать бесполезно, лучше верните мне перчатки.
Но это было короткое торжество. Женщина достала перчатки и протянула их мне. Это были довольно потрепанные перчатки, ее перчатки!
После этой неудачи меня определили на ночную охрану товаров, хранившихся в бесконечно длинных подвалах.
— Ночью, — объяснил мне Фантомас, шеф сторожевой службы, — склады превращаются в настоящий улей. Кого там только нет: столяры, маляры, электрики, водопроводчики. Смотри за ними в оба.
Я бродил по ночам между ящиков и стеллажей, накрытых брезентом. Мне удалось поймать одного водопроводчика, укравшего три домашних халата, когда меня вызвали в дирекцию магазина и сообщили, что мое имя фигурирует в списке отправляемых на принудительные работы в Германию.
Я был в отчаянии. Я готов был на все, лишь бы избежать этой участи, даже на работу в полиции. Эту идею мне подкинул один приятель, которого я случайно встретил на улице в тот самый день, когда продавшийся немцам врач признал меня годным для принудительных работ.
— Полицейских не отправляют в Германию, — сказал мне приятель.
Перспектива отправиться в третий рейх, сотрясаемый бомбами союзников, вызывала во мне внутренний протест. Я не колеблясь подал заявление на прохождение конкурса на должность инспектора Национальной полиции. 16 декабря 1943 года меня вызвали в Сорбонну для сдачи экзаменов. Я никогда не забуду первый письменный вопрос по истории: «Что Вы знаете о возникновении Первой империи». Я знал об этом все и был принят. Мне было тогда двадцать четыре года.
1 мая 1944 года я получил назначение в 5-ю полицейскую бригаду Национальной безопасности города Орлеана. Меня сфотографировали, выдали удостоверение и пару новых наручников и определили в политический отдел, который занимался вылавливанием участников Сопротивления. Не успел я приступить к исполнению служебных обязанностей, как мне сунули в руки автомат и заставили стеречь человека, пристегнутого за запястье руки к батарее. Едва ли то, что от него осталось, можно было назвать человеком…
У него было распухшее от побоев лицо, и он не мог даже пить бульон, который я неловким движением пытался влить ему в рот.
— Это коммунист, то есть пропащий человек, — сказал с отвращением шеф моего отдела.
Ночью заключенного допрашивали немцы, а днем его охраняла французская полиция. Мне очень хотелось что-нибудь сделать для него… Однажды он исчез, и я не знаю, что с ним стало.
Мой отдел должен был перейти к активным действиям против партизан. Первая наша вылазка успеха не имела. Во время второй я помог уйти двум макизарам [3] . В благодарность семья одного из них прислала мне посылку: килограмм сливочного масла и шесть яиц.
3
Французский партизан, скрывающийся в маки.
19 мая 1944 года я дезертировал и в свою очередь разыскивался полицией в Париже, где скрывался. Меня спасли высадка союзников, и освобождение Парижа.
Я снова решил попытать счастья на сцене, но мне никак не удавалось заключить контракт. 2 сентября 1944 года я получил письмо следующего содержания:
«Господин Борниш, постановлением от 19 августа 1944 года вы восстановлены в должности инспектора полиции и причисляетесь в этом качестве к судебной полиции в Париже. Просьба явиться с этой повесткой 3 сентября 1944 года в девять часов утра к дивизионному комиссару, возглавляющему полицейскую региональную службу, который решит вопрос о вашем назначении».
Я в сотый раз отутюжил свой единственный изрядно поношенный костюм из штапельного волокна и отправился по повестке в полицию, чтобы вторично занять место в ее рядах.
В 1-й летучей бригаде в Париже мне вручили револьвер с семью пулями, посоветовав не тратить зря. Я получил полицейскую бляху из позолоченного металла, полицейское удостоверение, пересеченное трехцветными полосами французского флага и украшенное моей фотографией. Кроме того, мне выдали еще бесплатный проездной билет на метро и автобус. И, конечно же, наручники!
— А ключи от наручников? — спросил я у Данса, заведующего секретариатом.
Он даже не оторвал носа от бухгалтерских книг.
— Они утеряны. Придумай что-нибудь.
Я придумал. Моя первая миссия привела меня в Версаль, где я должен был провести расследование о деятельности группы врачей, делавших подпольные аборты. Мне не понадобились ни ключи, ни наручники. Моим патроном был в то время один старший инспектор, для которого я составлял рапорты. Я извлек из этого своеобразную пользу.
Мой кабинет превратился в настоящую амбулаторию: медицинские зонды, контрацептивы, хирургические зеркала, которые я конфисковал во время расследования. Я составлял бесконечные рапорты, складывая их кипами на пол, где они дожидались отправки в канцелярии судов.
Соседний кабинет занимала «полицейская элита»: недавно назначенный комиссар с группой молодых и энергичных инспекторов, специализирующихся на репрессиях против так называемых антинациональных элементов. После Освобождения ничто не изменилось в этих стенах: ни методы, ни декорация.
Однажды я вошел в этот кабинет, так как дверь, вопреки обыкновению, была открыта. Услышав крики, я толкнул ее ногой и оказался невольным свидетелем гнусного, отвратительного зрелища. Посередине комнаты стоял совершенно голый мужчина, колени которого были связаны ободом велосипедного колеса. В вытянутых руках он держал тяжелые ботинки. Стоявший перед ним комиссар в рубашке с закатанными рукавами бил несчастного по рукам палкой, оставляя на коже фиолетовые полосы. Носком ботинка комиссар ударял в обод, вызывая в коленных чашечках неизвестного нестерпимую боль, от которой тот неистово вопил.