Полицейские и провокаторы
Шрифт:
Это самая главная наша просьба, в ней и на ней зиждется все; это главный и единственный пластырь для наших больных ран, без которого эти раны сильно будут сочиться и поведут нас быстро к смерти.
Но одна мера все же не может залечить всех наших ран. Необходимы еще и другие, и мы прямо и открыто, как отцу, говорим тебе, государь, о них от лица всего трудящегося класса России.
Необходимы:
I. Меры против невежества и бесправия русского народа:
1) немедленное освобождение и возвращение всех пострадавших за политические, религиозные убеждения, за стачки и крестьянские беспорядки;
2) немедленное объявление свободы и неприкосновенности личности, свободы слова, печати, свободы собрания, свободы совести в деле религии;
3) общее и обязательное народное образование на государственный счет;
4) ответственность
5) равенство перед законом всех без исключения;
6) отделение церкви от государства.
II. Меры против нищеты народной:
1) отмена косвенных налогов и замена их прогрессивным подоходным налогом;
2) отмена выкупных платежей, дешевый кредит и постепенная передача земли народу;
3) исполнение законов военного и морского ведомств должно быть в России, а не за границей;
4) прекращение войны по воле народа.
III. Меры против гнета капитала над трудом:
1) отмена института фабричных инспекторов;
2) учреждение при заводах и фабриках постоянных комиссий выборных рабочих, которые совместно с администрацией разбирали бы все претензии отдельных рабочих. Увольнение рабочего не может состояться иначе, как с постановления этой комиссии;
3) свобода потребительско-производственных и профессиональных союзов — немедленно; #
4) 8-часовой рабочий день и нормировка сверхурочных работ;
5) свобода борьбы труда с капиталом — немедленно;
6) нормальная рабочая плата — немедленно;
7) непременное участие представителей рабочих классов в выработке законопроекта о государственном страховании рабочих — немедленно.
Вот, государь, наши главные нужды, с которыми мы пришли к тебе. Лишь при удовлетворении их возможно освобождение нашей родины от рабства и нищеты, возможно ее процветание, возможно рабочим организоваться для защиты своих интересов от эксплуатации капиталистов и грабящего и душащего народ чиновничьего правительства.
Повели и поклянись исполнить их, и ты сделаешь Россию и счастливой, и славной, а имя твое запечатлеешь в сердцах наших и наших потомков на вечные времена. А не поверишь, не отзовешься на нашу мольбу,— мы умрем здесь, на этой площади, перед твоим дворцом. Нам некуда дальше идти и незачем. У нас только два пути: или к свободе и счастью, или в могилу... пусть наша жизнь будет жертвой для исстрадавшейся России. Нам не жалко этой жертвы, мы охотно приносим ее!» [472] .
472
77 Бухбиндер Н. А. Зубатовщина и рабочее движение в России. М., 1926. С. 55—60.
Петиция, опубликованная после 9 января в нескольких газетах и книгах, имеет некоторые непринципиальные разночтения. Данная публикация сделана по тексту, изданному в 1926 году историком революционного движения Н. А. Бухбиндером.
Превосходно скомпонованная и изложенная петиция насыщена политическими требованиями и отражает не взгляды Гапона, а программы революционных партий. При сравнении текстов петиции с письмами и воспоминаниями Гапона возникает сомнение в сколько-нибудь существенном его авторстве: письма скучны и вялы, воспоминания легковесны, безвкусны, плохо изложены, рассуждения и выводы не всегда логичны. Большую часть воспоминаний занимают сюжеты с хвастливым описанием опасных приключений и подвигов автора.
Председатель Выборгского отдела, член «Тайного комитета» Н. М. Варнашев в 1924 году написал воспоминания, в которых сообщил, что петицию, вернее основные ее положения, он впервые услышал от Талона в марте 1904 года. Члены «Тайного комитета» считали ее «программой руководящей группы „Собрания“» («программа пяти»). Далее Варнашев вспоминал:
«6 января к 12 часам дня я уже был у Талона, но петиция еще не была готова. У него я застал Тана (партийная кличка революционера, впоследствии крупного этнографа В. Г. Богораза.— Ф. Л.), Богучарского и еще незнакомого мне интеллигента, который был занят составлением текста петиции.
С Талоном мы вышли в другую комнату, и здесь, взяв меня за рукав, он пониженным голосом, очевидно не желая, чтобы его слышали в соседней комнате, спросил:
— Скажи, как по-твоему, не лучше ли будет, если подавать петицию мы
К сожалению, цитируемые воспоминания Варнашева грешат неточностями в изложении событий и датировке, поэтому к ним следует относиться с осторожностью. Известно, например, что промежуточный вариант петиции читали на сходке членов «Собрания» уже 5 января. На другой день утром под ней стояло более семи тысяч подписей. В. Я. Богучарский в редакционных примечаниях к воспоминаниям И. Я. Павлова, опубликованным в журнале «Минувшие годы», писал: «Петиция действительно нуждалась в изменениях, но ввиду того, что под ней уже были собраны подписи рабочих,NN (В. Я. Богучарский.— Ф. Л.)и его товарищи не сочли себя вправе вносить хотя бы и самые малейшие в нее изменения. Поэтому петиция была возвращена Гапону (на Церковную, 6) на следующий день (7 января) к 12 ч. дня в том самом виде, в каком она была получена от Гапона накануне» [474] .
473
78 Варнашев Н. М. Указ. соч. С. 203. См.: Минувшие годы, 1908, № 4. С. 90—91.
474
79 Минувшие годы, 1908, № 4. С. 91—92, примеч. Богучарский не назвал своего имени. Но это становится очевидным из самих примечаний и того обстоятельства, что он был фактическим редактором этого журнала и участником весеннего чтения петиции. Церковная ул. (ныне ул. Блохина), дом, в котором жил Гапон, сгорел в блокаду.
7 января утром из Царского Села пришло сообщение, «что по высочайшему повелению Петербург объявляется на военном положении» и, следовательно, высшая власть в столице передается военным [475] . Вечером того же дня на совещании у Святополк-Мирского «по этому вопросу были высказаны отрицательные соображения, и предлагавшегося объявления военного положения не последовало» [476] .
8 января утром солдатам Петербургского гарнизона и прибывшему из провинции подкреплению раздали боевые патроны. Об этом стало известно в городе, и жители пришли в беспокойство. Все знали, что готовится мирное шествие. Рабочие хотели идти к царю с одной целью — передать петицию. Но все знали, что боевые патроны предназначены не для забав. Город превратился в военный лагерь, разделенный на восемь частей. Все распоряжения исходили от главнокомандующего Петербургским военным округом вел. кн. Владимира Александровича. Он приказал «стрелять по усмотрению» и поручил руководство действиями командиру Гвардейского корпуса князю С. И. Васильчикову.
475
80 См.: Красная летопись, 1925, № 1. С. 37—40.
476
81 Там же. С. 41.
В этот день не вышло ни одной газеты, кроме «Ведомостей градоначальства» и «Правительственного вестника». В них появилось следующее объявление:
«Ввиду прекращения работ на многих фабриках и заводах столицы С.-Петербургский градоначальник считает долгом предупредить, что никакие сборища и шествия таковых по улицам не допускаются, что к устранению всякого массового беспорядка будут приняты предписываемые законом решительные м-еры. Так как применение войсковой силы может сопровождаться несчастными случаями, то рабочие и посторонняя публика приглашаются избегать какого бы то ни было участия в многолюдных сборищах на улицах, тем самым ограждая себя от последствий беспорядков» [477] . Это объявление, напечатанное в виде плакатов, было расклеено на всех видных местах города.
477
82 Там же. С. 43.