Полицейские и воры
Шрифт:
Придя в себя, Мэри помогла мне очнуться от столбняка, пошутив:
– Что это? Тебя понизили в должности? Я промямлил что-то неразборчивое, а потом вдруг у меня сразу включились и мозг, и язык.
– Да вот хотел посмотреть, как я в нем выгляжу, – сказал я и снова повернулся к зеркалу:
– Похоже, он все еще по мне.
– Ну, не очень-то.
– Да нет, все нормально. – Я повернулся боком и осмотрел себя в профиль. – Ну, может, немного тесноват, но не очень.
Она стояла за мной и улыбалась, я видел ее в зеркале. У жены почти совсем не изменилась фигура, несмотря на то что Мэри рожала детей и много
– Послушай, – сказал я и обернулся к Мэри. – Я все еще могу его носить, правда! Если это понадобится, смогу, и он вовсе не плохо на мне выглядит.
– Конечно. Не так уж плохо.
Я и не понял, серьезно она сказала или смеялась надо мной. Если Мэри со мной согласилась, это было так же плохо, как если бы она начала со мной спорить. Я похлопал себя по животу и сказал, глядя в зеркало:
– Уж слишком много пива я пью, вот в чем дело. Она сделала мину, означавшую “Не стану с тобой спорить”, и прошла к туалетному столику. Я наблюдал за ней в зеркало. Она взяла с него свои часики и направилась к двери, по дороге заводя их. В дверях она оглянулась и сказала:
– Ленч через пятнадцать минут.
– Дай мне сегодня чаю со льдом.
– Хорошо. – Она отчего-то засмеялась.
Когда Мэри ушла, я снова окинул себя критическим взглядом. Все-таки я был прав, костюм сидел неплохо, немного тесноват, но и только. А так вполне прилично.
Глава 10
Странное чувство испытываешь, когда уходишь из дома в десять или одиннадцать часов вечера и едешь на работу. Такое впечатление, что вдруг покидаешь семью и начинаешь ощущать резкую разницу между домашней и рабочей жизнью. Том и Джо никогда не пускались в сентиментальные рассуждения по этому поводу друг с другом, впрочем, были и другие темы, которые они не обсуждали вдвоем.
Возможно, если бы приятели постоянно работали в ночную смену, то не чувствовали бы ничего необычного в позднем уходе из дома, как человек, отправляющийся на работу, положим, в восемь утра. Но поскольку они работали в разные смены, то никак не могли внутренне приспособиться к странности одной из них.
С того дня, когда на пляже их разговор подслушал мальчуган, друзья в основном обсуждали проблему ограбления в машине по дороге на работу и обратно, а для этого больше всего подходила ночная смена, когда они ехали в город в десять вечера. Возможно, оживленным разговором оба старались приглушить ощущение неуюта после ухода из дома на ночь глядя. А может, от глухой темноты, когда салон освещался только приборами на щитке да фарами встречных автомобилей, возникало ощущение полной изолированности, которое помогало полностью сконцентрироваться на их идее.
В этот раз первые пятнадцать минут, пока машина мчалась на запад по Лонг-Айленд-Экспрессвею, они молчали. Из города по шоссе двигалось еще достаточно много машин, но противоположная полоса, по которой они ехали, была почти пустой, так что можно спокойно поразмышлять.
Джо механически управлял автомобилем, мысленно пребывая на Уолл-стрит, во всех этих финансовых конторах. Он первым нарушил молчание:
– И все-таки я
С головой ушедший в поиск наилучшего варианта хранения ценных бумаг после их похищения, а также способа встречи с Вигано и обмена добычи на два миллиона долларов без риска быть пойманными и вычисленными, Том вздрогнул при звуке голоса друга и уставился на его профиль, едва видный в темноте.
– Что ты сказал?
– Я говорю, придется нам обратиться к этому способу, – пояснил Джо. – Позвоним в контору, скажем, что в хранилище подложена бомба, а потом сами же и будем искать того негодяя, который позвонил.
Том покачал головой:
– Не пойдет.
– Но мы проникнем в контору, это же здорово!
– Ну да, а пара других копов явится туда заниматься доносчиком раньше, чем мы смоемся.
– Должен же быть какой-то путь, чтобы смыться заранее.
– Да нет его!
– Подкупить диспетчера в участке, чтобы он передал нам дело о доносчике, а не кому-нибудь из их команды.
– Какого еще диспетчера? И сколько ты ему дашь? Сами возьмем миллионы, а ему дадим сотню? Да он выдаст нас уже через неделю! Или начнет шантажировать.
– А по-моему, это должно сработать, – сказал Джо. Идея о бомбе казалась ему самой привлекательной и драматичной.
– Проблема не в том, чтобы проникнуть в хранилище. Главное – благополучно убраться оттуда с бумагами, а потом где-то их хранить и еще сбыть их Вигано.
Но Джо считал, что об этом еще рано думать. Он настаивал на решении задачи первоочередной важности – проникновения в контору. А там уже они подумают об остальном.
– Туда-то мы попадем... – задумчиво сказал Том, и вдруг его осенило. Он резко выпрямился и устремил пристальный взгляд на шоссе. – Ах черт!
Джо скосил на него глаза:
– Ну что еще?
– Когда назначен этот парад? Помнишь, в газетах писали о параде в честь каких-то астронавтов?
Наморщив лоб, Джо пытался вспомнить:
– Где-то на следующей неделе, кажется.., да, в среду, то есть семнадцатого. А что?
– Вот тогда-то мы это и сделаем, – широко улыбаясь, заявил Том.
– Во время парада?!
Том пришел в такое возбуждение, что едва мог усидеть и, как мальчишка, заерзал на сиденье.
– Оказывается, дружище, я чертовски умный!
– В самом деле? – иронически отозвался Джо.
– Вот послушай. Что мы с тобой собираемся украсть? Джо неприязненно покосился на него:
– Что?
– Ну, давай, просто ответь, что мы собираемся стащить?
Джо пожал плечами:
– Ну, бумаги на предъявителя, как сказал Вигано.
– То есть деньги?
– Ну ладно, деньги. – Джо страдальчески сморщился.
– Вот в том-то и дело, что это не деньги. – Том продолжал радостно сиять, вдохновленный своим открытием. – Понимаешь? Нам еще нужно продать их Вигано, только тогда они превратятся в деньги.
– Еще минута, – сказал Джо, – и я остановлю машину и тресну тебя по башке.
– Нет, ты послушай. Дело в том, что деньги – это не только долларовые банкноты. Это еще много других вещей: чековый счет, кредитные карточки, акции.
– Ради Бога, ты когда-нибудь скажешь, в чем дело?
– Дело вот в чем, – торжественно объявил Том. – Деньги – это все, что ты ими считаешь. Например, для Вигано деньги – это бумаги на предъявителя.