Полиция, полиция, картофельное пюре!
Шрифт:
Гюнвальд Ларссон оборвал свою речь. У Кристианссона и Кванта лица стали багровыми. Наконец Кристианссон пробормотал:
— И откуда вы все это знаете?
Ларссон переводил уничтожающий взгляд с одного на другого.
— Ну, так кто из вас жрал сосиски?
— Не я, — отозвался Кристианссон.
— Скотина трусливая, — сквозь зубы прошипел Квант.
— А теперь я скажу, откуда я все это знаю, — сухо произнес Ларссон. — Велосипедист был возмущен тем, что два хама в полицейской форме целых четверть часа орали на него за то, что трехлетний несмышленыш что-то там сказал. Он позвонил и пожаловался, и правильно сделал. Тем более, что у него есть свидетели. Кстати, а пюре к сосискам было?
Кристианссон с мрачным видом кивнул головой.
Квант попытался занять последнюю оборонительную позицию:
— Легко ослышаться и ошибиться, когда у тебя набит рот и ты…
Подняв руку, Гюнвальд Ларссон остановил его излияния. Потом вынул записную книжку, достал из внутреннего кармана ручку и написал крупными буквами: УБИРАЙТЕСЬ К ЧЕРТУ
Вырвал листок и протянул его через стол. Кристианссон взял бумагу, посмотрел на нее, побагровел еще сильнее и передал Кванту.
— Я не в силах выговорить это, — произнес Гюнвальд Ларссон.
Кристианссон и Квант, взяв письменное указание с собой, удалились.
IV
Обо всем этом Мартин Бек ничего не знал. Он сидел в своем рабочем кабинете в полиции на аллее Вестберга, и занимали его совсем другие проблемы. Отставив стул подальше, он вытянул ноги и водрузил их на выдвинутый нижний ящик письменного стола. Покусывая мундштук только что прикуренной «Флориды» и засунув руки глубоко в карманы брюк, Мартин Бек смотрел в окно. Он думал.
Поскольку Мартин Бек руководил государственной комиссией по особо опасным преступлениям, можно было предположить, что он размышляет над убийством в Сэдере, случившемся неделю назад и до сих пор не раскрытым. Или думает о неопознанном женском трупе, выловленном вчера в Риддарфьорде. Однако это было не так.
Он не мог придумать, чем кормить гостей, которых пригласил к себе домой.
В конце мая Мартин Бек получил двухкомнатную квартиру на Чёпмансгатан и уехал от семьи. Они с Ингой прожили вместе восемнадцать лет, но брак распался давным-давно, и уже в январе, когда его дочь Ингрид собрала вещички и перебралась к своему приятелю, они с женой договорились о разводе. Сначала она была против, но, когда вопрос о квартире был решен, ей оставалось только согласиться. Рольфу было всего четырнадцать лет, и Мартин Бек чувствовал, что она рада остаться вдвоем с сыном.
Квартира была удобная и уютная, и когда он наконец расставил те немногие вещи, которые перевез из своего с Ингой дома в мрачноватом пригородном районе Багармуссен, и купил то, чего не хватало, он в припадке лихости пригласил трех своих лучшие друзей на ужин. Поскольку его высшим достижением в кулинарное искусстве были вареные яйца и чай, приходилось признать, что он поступил по меньшей мере опрометчиво, и теперь он понимал это. Он попытался вспомнить, чем угощала гостей Инга, но в памяти поплыли только нечеткие картины вкусных и сытных блюд, способ приготовления которых, как и составные части, были ему совершенно неведомы.
Мартин Бек закурил новую сигарету и с тоской подумал о камбале а ля Валевска и телячьем филе Оскар. А что и говорить о Кёр-де-филе Провансаль! Кроме того, было еще одно обстоятельство: он не учел, каким аппетитом обладают его будущие гости.
Леннарт Колльберг, его ближайший помощник, не только любил поесть, но и был знатоком кулинарных тонкостей, в чем Мартин Бек имел не один случай убедиться, когда решался пойти вместе в столовую. Да и само бренное тело Колльберга свидетельствовало об усиленном интересе к прелестям накрытого стола, и даже ножевое ранение в живот, полученное год назад, не лишило его этой особенности. У Гюн Колльберг не было габаритов ее мужа, но по аппетиту она ему не уступала. И Оса Турелль, которая теперь стала их коллегой, поскольку ее после окончания училища определили в полицию нравов, была истым Гаргантюа.
Он хорошо помнил, какой маленькой и тщедушной она была полтора года назад, когда ее мужа, младшего помощника Мартина Бека, в автобусе застрелил закоренелый убийца. Теперь все самое страшное позади, аппетит к ней вернулся и даже усилился. По-видимому, у нее великолепный обмен веществ.
Мартин Бек сначала хотел попросить Осу прийти пораньше, чтобы помочь ему, но потом отбросил эту идею.
Чей-то увесистый кулак стукнул в дверь, она отворилась, и в кабинет вошел Колльберг.
— Над чем задумался? — спросил он, усаживаясь в кресло для посетителей, которое задумчиво крякнуло под тяжестью его тела.
Никто не мог подумать, что Колльберг знал воровских приемов больше и умел отделать человека по всем правилам науки лучше, чем, может статься, любой другой во всей полиции.
Мартин Бек снял ноги с ящика и вместе со стулом подвинулся ближе к столу. Прежде чем ответить, он тщательно затушил недокуренную сигарету.
— Об этом убийстве топором в Юртхагене, — соврал он. — Нового ничего нет?
— Ты видел протокол вскрытия? Там сказано, что парень умер уже от первого удара. У него на редкость тонкие кости черепа.
— Да, я видел.
— Посмотрим, что скажет его жена. В больнице вчера сообщили, что она пока в невменяемом состоянии. Может быть, она его и убила, кто знает.
Он встал, подошел к окну и открыл его.
— Закрой, — попросил Мартин Бек.
Колльберг закрыл окно.
— И как ты это выносишь, — жалобно сказал он. — Здесь ведь жарко, как в печке.
— Уж пусть меня лучше зажарят, чем задушат, — философски заметил Мартин Бек.
Здание полиции примыкало к Эссингеледен, и, когда машин на улице становилось больше, как, например, теперь, во время отпусков, особенно сильно чувствовалось, насколько воздух насыщен выхлопными газами.
— Пеняй на себя, — сказал Колльберг и побрел к двери. — Постарайся, во всяком случае, дожить до вечера. Ты ведь сказал — в семь часов, да?
— В семь, — ответил Мартин Бек.
— Я уже голоден, — сказал Колльберг.
— Вечером накормлю, — улыбнулся Мартин Бек, но дверь за Колльбергом уже закрылась.
Через минуту начали звонить телефоны, по которым надо было отвечать, пошли люди с бумагами, которые нужно было подписывать, и с вопросами, которые нужно было решать, и мысли о вечернем меню отошли на второй план.