Полиция реальности
Шрифт:
– Наверное, это к лучшему.
Евгений Павлович глядел на меня вопросительно, поэтому я продолжил. В этот момент, мы ехали по относительно ровному участку дороги, без ям и ухабин. Говорилось легко, можно даже сказать с вдохновением.
– Испытывать чувства к Объекту. Я считаю это странным.
– Что конкретно ты считаешь странным?
– Я же сказал.
– Ну ладно, сказал. И почему?
– Как почему?
– я постучал пальцами по стеклу, смотря на них, не на собеседника - Объект - это объект. Человек - это человек.
– Надо же, как ты заговорил. И что? Поройся в голове, найди хотя бы один прецедент, когда отношения человека и Гуараггед Аннон, приносили первому вред.
– Почему только человек и аннон?
– Ты сам заговорил конкретно о них.
– видимо, я задел Евгения Павловича. Он не особо повысил тон, но было ясно что вышел из себя. Щурил глаза, как раздраженный кот.
– Вот значит и давай вести речь о них.
Я не мог парировать его аргумент. Никаких минусов, кроме отсутствия детей - если считать это минусом - в отношениях человека и озерной девы не наблюдалось.
– Ага. Вот видишь. Теперь второе. Человек это человек - замечательно. Объект это объект - тоже замечательно. И чем первый хуже второго? Или чем второй хуже первого?
– А вы что, считаете, что человек может иметь отношения с нуппепоу, допустим-то?
– Нет, Коля, не пори чепухи. Речь не о такого класса Объектах, и ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду.
– Хорошо.
– я сжал кисть в кулак - Да, я согласен, что человек и Объект класса Гуараггед Аннон, не настолько отличаются друг от друга, чтобы причинять обоюдный вред. Что дальше?
– А дальше, Николай, вопрос номер три. Что плохого, в отношениях, по сути своей?
Я посмотрел прямо в лицо собеседнику, и увидел улыбку. Не ухмылку. Улыбку. Он понимал или знал то, что никак не удавалось понять мне. Действительно. Я хорошенько задумался. Несколько минут яростных самокопаний, привели к простому выводу.
– Да много чего плохого. Всего и не перечислишь.
Ответом мне были шутливые хлопки в ладоши. Евгений Павлович в открытую чуть ли не хохотал надо мной.
– Ну, вы посмотрите. Умудренный жизнью и опытом старец, рассуждает о том, хороши или плохи отношения. Давно аскезу принял?
Я молчал, снова барабаня по стеклу.
– Молчишь. Вот и правильно. Вот и молчи. Ты чего-то не понимаешь? Это не порок, скорее недостаток возраста. А вот называть что-то глупым только потому, что ты этого не понимаешь - уже самая настоящая глупость. Ты ведь умный парень, Николай, почему несешь такую чушь?
Если бы нашелся в моей голове ответ, я бы ответил. Действительно. Осознание того, что я действительно нес полную чушь, раскрыло себя полностью. И мне хотелось что-то сказать, чтобы выразить признание своей неправоты.
И что-то внутри меня, мешало мне это сказать. Как заслонка, полностью блокировало любую генерацию мыслей на эту тему. Я понимал ошибочность своих рассуждений. Умом понимал, целиком и полностью. Сердцем же и душой, если можно так сказать, признать свою неправоту мне возможным не представлялось. Снова то ощущение, будто бы выпил кофе, и съел вкусную шоколадку - тепло растеклось из центра груди, подбадривая меня.
Поэтому, я покачал головой. И сказал:
– Каждому свое.
На что, Евгений Павлович ответил:
– И действительно, чего это я.
Водитель хмыкнул, тем самым поставив точку во всем этом странном разговоре. Он ни разу не дал о себе знать, с тех пор как мы выехали. Я видел его глаза в зеркале заднего вида. Он смотрел только вперед, не на нас.
Мы подъехали к большому зданию, напоминавшему завод. Оно тоже было старой постройки, из красного кирпича, прямо как редакция в городе. И действительно оказалось заводом, если бы точным, то маргаринной фабрикой. Причем, я не сказал бы, что бездействующей - даже сидя в машине, возможным было услышать людской шум из внутреннего двора.
Наша машина остановилась у ворот, водитель просигналил пару раз. Ворота открылись почти тут же, несмотря на то, что были старые, с ржавчиной, и яркой красной звездой в середине.
– Как-то несерьезно у вас тут все.
– сказал я, осматривая внутренний дворик
Он не был особо большой. И не был особо обустроенный. Пара самодельных собачьих будок, чьи обитатели лениво валялись в высхошей луже. Пост охраны, в паре шагов от этих самых будок - пузатый обитатель небольшой пристройки, огладил густые усы, провожая машину взглядом. Еще, ходили люди. Рабочие, и прочий персонал. Грузчики загружали коробки в видавший виды грузовик.
Евгений Павлович подал голос.
– Конечно, несерьезно. Это же передний вход. Тут у нас маргаринный комбинат.
– Я вижу - указал я рукой на вывеску - Просто, ожидал другого.
– Да тут не особо опасные объекты же. Всего четыре евклида, и те уже лет по тридцать каждый тухнут. Тихо и безопасно. Это тебе не американский сегмент, где единственный близкий к гражданскому персонал - это сотрудники класса D.
Я немного подумал, собираясь задать вопрос. Машина, тем временем проехала через весь двор, и завернула в небольшой проезд, меж стеной комбината и забором с колючей проволокой. Проезд вел на задний двор.
– Мне всегда было интересно. D - это от слова death?
– меня действительно интересовал этот вопрос
– Конечно же нет. D - значит disposable.
– А.
Машина остановилась. Водитель открыл окошко, и закурил сигарету, на меня пахнуло приятным запахом. Я вышел вслед за Евгением Павловичем, и обнаружил себя в небольшой грязевой луже. Действительно небольшой, не выше подошв, но было неприятно.
Если передний внутренний дворик - напоминал муравейник, полный занятых людей, то место в котором оказались сейчас мы - пустовало. Во многих смыслах. Пожухлая трава, ржавые остовы грузовиков и легковушек. Казалось, что мы на каком-то подобии американской машинной свалки.