Полигон
Шрифт:
Я приложил горящий лоб к прохладному стеклу. Меня лихорадило.
Часы на руке, мои замечательные SEIKO, показывали двадцать минут двенадцатого.
– К трем выходным после суток тебе положено еще три дня – адаптация после теста, – сказал Сотников. – Отдохнешь, придешь в себя...
– И найду Вязальщицу, – сказал я, обернувшись. – Я обещал ее отыскать.
– Диких Байкеров не существует, – сказал Дюкин. – Их придумал Евсей Евсеевич. Во время написания программы у него под рукой была трехтомная энциклопедия «Жизнь животных Брэма» девятьсот
– Справедливости ради, – подхватил довольный Полисадников, – следует сказать, что паука Каракурта у Брэма нет. Его взяли из Словаря Брокгауза и Ефрона... – прикрыв глаза, он процитировал: – «Lathro dectes erebus. Ядовитый паук прикаспийских степей и южной России. Укус вызывает симптомы отравления крови, иногда со смертельным исходом».
– Перед тобой, – сказал Сотников почти с благоговением, – создатели мира. Ты там был, ты знаешь, насколько он реален. Это гении. Два бога. Или два дьявола. Или бог и дьявол – как угодно.
– Вот именно, – сказал я жестко. – Вот именно: я там был.
Дюкин шумно выдохнул и развел руками: дескать, ну что с ним поделаешь?!
– Чем же вам наш бывший милицейский начальник, Афанасий Тимофеевич Топорков-то не угодил? – спросил я.
– Воровал много, – с неприязнью ответил Полисадников. – Но чутье звериное: как жареным запахло, мгновенно в отставку соскочил. Грех было его не протащить. Лихо вы его в конце...
– Но раньше он меня... – пробормотал я. – А Человек Равновесия...
– Одна из ведущих функций, – быстро сказал Дюкин. – Побуждает к действию, подталкивает в процессе выбора. Совершенно мистическое понятие.
– А Харон...
– В реальности такой человек существует. Действительно спасатель на озерах, и у него действительно есть бабушка.
Я подумал и сказал:
– Нет. Нет.
И снова повернулся к окну, смотрел на город.
Пусть говорят что угодно. Я был там. Я сражался, спасал... Я умирал.
Я был там.
– Этого мы не предусмотрели, – пробормотал Полисадников.
– Да погодите вы! – прикрикнул Сотников. – Хорошо, Артем... Как ты сам объясняешь: где ты сейчас?
– В еще одной параллельной реальности – сказал я. – Где вы, шеф, не ранены, где банк цел и не разграблен... Их может быть чертовски много, этих реальностей. Мы говорили об этом с Галиной Андреевной...
– Ваша учительница лежит на Калининском кладбище, – сухо сказал Дюкин. – Участок номер тысяча шестьсот сорок два.
– В этой реальности – возможно, – спокойно отбил я.
– Прохождение теста не было идеальным! – с отчаянием сказал Полисадников. – Вы потеряли много времени в прибежище бомжей под мостом – миссию можно было завершить значительно раньше... Вы отпустили детей, спасенных от педофилов, с Крестовиком... Следовало поискать иное решение! Вы так и не знаете, дошла ли Вязальщица с Митькой до вашей мамы...
– Жаль, что я не могу туда вернуться и проверить, – сказал я. – Есть замечательный анекдот, воспоминание о котором не дает мне покоя в течение всей беседы... Я бы даже назвал его притчей. Однажды слепой и одноглазый собрались к девчонкам. «Я поведу тебя», – сказал одноглазый. «Но как же я узнаю, что мы пришли?» – спросил слепой. «А я громко скажу: ну, вот мы и пришли!» Договорившись так, они двинулись в путь. Но по дороге одноглазый наткнулся здоровым глазом на сук – и лишился зрения. От отчаяния и боли он завопил: «Ну вот, б.... пришли!!!» Тогда слепой оттолкнул его, вышел вперед, раскинул руки и закричал: «Здравствуйте, девочки!»
Повисла гнетущая тишина. Потом Сотников спросил:
– Это ты к чему?
Я повернулся к ним.
– Вы перестарались, господа, – сказал я. – Если на минуту допустить, что все произошедшее со мной не более, чем тест... Словом, вы создали его не абсолютно, а чересчур реальным. В этом все дело. И сейчас... Я не верю, что все закончилось.
Я вернулся за стол и сел. Некоторое время мы тяжело молчали.
Я спросил:
– Могу я увидеть машину? Этот ваш тренажер «Полигон»?
– Запрещено, – ответил Сотников. – Даже при условии подписания договора.
– Так я и думал, – поднявшись, я пошел к двери. – Последний вопрос, – сказал я уже у выхода. – Кто еще, кроме меня, проходил тест по форме «ноль»? «Travel-war»?
Прошла вечность, прежде чем Сотников решил ответить. Наверное, он чувствовал, что я знаю ответ.
– Никто, Артем. Ты первый.
По интонации и его глазам я понял, что он не лжет.
– С наступающим, шеф, – сказал я и вышел, осторожно прикрыв дверь.
Когда спустя шесть дней я не вышел на работу, Сотников позвонил мне домой.
– Почему тебя нет? – спросил он. – Заболел?
– Взял больничный, – сказал я. – В последний день перед выходом простыл под дождем... Отлеживаюсь.
Он покряхтел в трубку.
– Все упорствуешь?
– Плохо слышно, – сказал я. – Линия барахлит.
И повесил трубку.
У Димки заканчивались каникулы, Ольга работала. Они оба очень тревожились на мой счет, еще бы: целыми днями муж и отец лежит в постели, уставясь в одну точку, отвечает односложно. При этом – никаких видимых симптомов болезни...
А я... Я обдумывал свое решение.
Никакого врача я, конечно, не вызывал и два дня спустя после звонка шефа приехал в банк.
– Разрешите?
Виктор Владимирович сидел за столом и что-то быстро писал. Меня волной накрыло дежа-вю: такой душной и страшной, что я покачнулся.
Он отложил ручку и сделал радушный приглашающий жест:
– Заходи! Как ты? Поправился?
Я подошел к его столу, вынул из папки заявление и положил его на стол перед Папой. Он секунду в потрясении смотрел на бумагу и выдохнул: