Полигон
Шрифт:
– Рад встрече, – он оборвал утомительный поток приветствий.
И потому в наступившей тишине просто оглушительно прозвучало из-за спин персонала:
– Шайтан, понимаешь! Дурачок! Сбежал зачем? Прятался зачем? Тебе тут хорошо будет, тут детям хорошо всем!
Никто в строю даже не пошевелился, не обернулся.
Ждали приказа хозяина.
Новак чуть развел руками перед грудью, намекая, что собравшимся надо расступиться. Его каприз тотчас исполнили.
По празднично украшенному вестибюлю топал синоби с переброшенным через плечо мальчишкой. При этом ребенок так яростно молотил бойца личной
– Хозяин скоро приедет? А то я как раз… – синоби, целиком увлеченный живым грузом, оборвал себя на полуслове, углядев-таки, что хозяин уже прибыл. После чего гвардеец попытался вытянуться по стойке смирно, но ему помешал отчаянно брыкающийся малец.
Следовало пренебрежительно махнуть рукой, чтоб позорища эти пропали из поля зрения, однако Новак не сделал этого. Мальчик. Его светлые кудри нуждались в парикмахере, а ярко-голубые глаза смотрели на мир без страха. Ребенок не боялся ни дамочек-воспитательниц, способных укротить голодного тигра и руками завязать рельсу в узел, ни конвоира-синоби, вооруженного по самую маску.
Да что там всякая мелочовка – мальчик не боялся даже Новака!
И что-то в чертах его лица и во взгляде было неуловимо знакомое, будто Новак раньше видел этого пацана, хотя они, конечно, никогда не встречались.
– Это… а? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь и не уточняя, что именно имеет в виду. Те, кто нужно, услышат и поймут. Он всегда скрупулезно подбирал персонал, и работники ни разу не подводили Новака. Сегодняшний прокол с операцией по уничтожению Края и его семьи – досаднейшее исключение из правила, которое давно уже стало аксиомой.
Тощая переломилась буквой «г» и сообщила:
– Только-только товар доставили. Безобразничает. Сбежал. Словили.
– Как зовут? – лениво поинтересовался Новак.
– Инвентарный номер три тысячи сто сорок два дробь… – тотчас затараторила низкорослая толстуха.
– Отставить, – оборвал ее Новак. – Я спросил: как его…
Не дождавшись повторного вопроса – время босса на вес золота, – толстуха выдала по памяти, не сверяясь с планшетом, извлеченным из кармана юбки:
– Патрик Максимович Краевой.
– Что?.. – Новак, верно, ослышался. Хотя раньше с ним звуковых галлюцинаций не случалось.
– Патрик Максимович Краевой, – послушно повторила толстуха.
Каланча подтвердила слова товарки:
– Сын известного сталкера Макса Края. Прикажете убрать? Вместе с сотрудницей, которая доставила нам это недоразумение?
От строя дамочек отделилась – выпала из него – та еще дама-лошадь с гривой, обмотанной вокруг башки. Скорчив скорбную мину, она принялась срывающимся голосом оправдываться, клясться в вечной лояльности и преданности общему делу, божилась, что впредь такое не повторится… Новак ее не слушал. Он смотрел на мальца, которого синоби поставил ногами на пол и развернул лицом к боссу, и думал о том, какой же он, сукин сын Новак, счастливчик. Наверху, в кущах или что там у них, его любят, ему благоволят и всячески помогают. Он выжил в беспределе окраин ЧЗО, среди лютого зверья, едва похожего на людей, и сам стал матерым хищником, способным кого угодно растерзать. Он выскользнул из облавы после предательства Края, и сумел наладить бизнес заново, и заработал оглушительные бабки. И после всего этого – вот еще презент: отпрыск заклятого врага!..
– Довольно, – оборвал он причитания «лошади». – Ваши комиссионные увеличиваются втрое. Отныне именно вы будете представлять мои интересы в Вавилоне.
От счастья дамочка едва не рухнула в обморок. Вот из таких бабенок и получаются самые надежные работники, ради хозяина способные к кому угодно втереться в доверие, заманить ребенка конфеткой и потом переправить в особый детский дом, где киндер-сюрпризу – лучше бы симпатичному – подыщут нового папочку, часто – урода редкостного.
Новак поманил синоби пальцем, и тот живо подтащил к хозяину светловолосого мальца.
– Говори, – велел бывший капитан ОМОНа гвардейцу.
– Не мальчик – шайтан, понимаешь! – глаза у синоби были по-азиатски раскосыми. – Я в подвале его взял. Хозяин, в том самом подвале.
Новак напрягся.
Только теперь он узнал того, кто умело замаскировался под синоби. Это был особый воин.
– Шайтан, не ребенок! Он замок открыл. Как открыл? Молчит, не сказал. Маленький такой – открыл. И прошел все. Нигде не влез. В темноте прошел. Шайтан, понимаешь!
– Это точно сын Края. Теперь у меня нет сомнений. Ну здравствуй, Патрик Максимович. – Новак попытался улыбнуться. Как обычно, из этой затеи ничего не вышло. – Рад тебя видеть.
– А я тебя – нет, – ребенок смотрел на бывшего мента с неприязнью.
Все вокруг – со страхом, а он – с неприязнью. Это нервировало. Это было неправильно.
У тощей каланчи зажужжал телефон, она поднесла его к уху, после чего доложила:
– Колонна на подходе. У нас две минуты.
Обстановка сразу стала напряженной, предельно деловой.
– Работаем, – кивнул Новак. – Мальчишку пока к остальным, но в зал не выводите. И глаз не спускать!
Все сразу пришло в движение, раздались команды, снаружи за стеклянной стеной вестибюля врубились дополнительные прожекторы, заиграла негромкая, но торжественная музыка.
Заметив, что у мальца в руке зажата игрушечная машинка – почему без колес? – Новак пообещал:
– Мы с тобой еще поиграем, Патрик Максимович. И для одного из нас это будет последняя игра.
Малец, светловолосый, как его мать, наконец улыбнулся:
– Точно! Последняя игра!
Во двор детдома въезжала кавалькада из черных лимузинов и роскошных спорткаров, охраняемая двумя БМП и парой Т-84. В хвосте колонны пристроилось обшарпанное такси.
Слонопотам – животное, в сущности, терпимое и в меру опасное.
Если у него в голове сквозная дыра диаметром с мяч.
Или, скажем, ему отпилить рога-бивни и выдрать из пасти клыки, а потрошеную тушку набить опилками и сжечь, а пепел развеять над океаном. Северным Ледовитым.