Полигон
Шрифт:
Орг вздохнул.
– Тогда, быть может, власть и была бы иной. Но тогда незачем к ней рваться. Тогда – это не власть, а утопия чистой воды. Тогда желающих властвовать не найдется. Тогда – снова безвластие, анархия, орги, дикари-каннибалы. И мэры, президенты. Замкнутый круг…
– А если все же найдутся? Желающие? Властвовать? Так? Тогда? Как? – Денис говорил тяжело, с паузами. Будто вбивал гвозди. Кувалдой.
– О, в таком случае наступит золотой век человечества. Но не наступает ведь. Сколько уж тысячелетий. Наоборот, всем человечеством мы катимся все ниже, все дальше. Ну, нет идеальных властителей. И не предвидится.
– Давай не будем больше об этом, – попросила Ирина. – И так тошно.
– Давайте, – согласился Денис. – Не будем.
Николай и Юлька молча кивнули.
Ветер, дующий с той стороны, куда ушли контейнеры Каравана, усиливался, отгоняя дым пожарищ. Денис, последовал примеру орга: отвернулся от города и, зажмурившись, полной грудью вдыхал влажный воздух затянувшейся осени.
Если стоять спиной к сожженному Ростовску и лицом к ветру, запах гари почти не ощущается. Да и жар бескрайнего медленно остывающего пепелища чувствуется еле-еле… Если стоять спиной, можно забыть.
Денис улыбнулся. Ему было почти хорошо. Жаль, что нельзя простоять вот так всю жизнь. Ни о чем больше не думая, ни о чем не беспокоясь.
Кто-то коснулся его руки. Денис открыл глаза. Ночка… Ирина.
– Давно хотела спросить, тебе, случайно, секретарша не требуется?
Денис приобнял девушку. Фиг с ним с Кожиным, с Караваном и даже с Ростовском фиг, раз такое дело.
– Вот и разбрелись по парам, – хмыкнул Николай.
Скривленные в искусственной гримасе губы давали понять: орг острит. Но ведь и в самом деле. Разбрелись…
Николай тоже держал Юлу в объятьях. Крепко держал. Даже от автомата своего наконец отлип – оружие валялось рядом. Елки-палки, а чем, собственно, этот матерый Волчара собирается сейчас заняться?!
Денис тряхнул головой. Ну, дела! Рядом пылает мегаполис с парой-тройкой миллионов загубленных душ, а они как ни в чем не бывало тискают чумазых девчонок. Может быть, единственных оставшихся в живых.
– Не робей, парень, – с нарочитым весельем прогудел Николай. С неискренним, ненастоящим. В голосе – отчаяние и безысходность. На лице – неубедительное подобие улыбки. В глазах печаль. И пляшут злые необузданные «да-и-гори-оно-все-синим-пламенем» огоньки. Напряжение последних дней, месяцев и лет зримо рвалось наружу.
Денис чувствовал себя странно. Робость и скованность отступили. Куда-то. В какую-то совсем уж непроглядную даль. А на освободившееся место приходило истинное, глубокое, глубинное понимание жизни. Необъяснимое словами, но хорошо ощущаемое. Шестым, седьмым, восьмым, десятым, двадцатым чувством.
И еще – эйфория от припозднившегося осознания, что жив, что сумел-таки выбраться, выкарабкаться из «Мертвого рая», вопреки всем этим милкам, оргам, федералам и ходячим жмурам. Жить теперь хотелось как никогда. Зверски хотелось! Хватать, заглатывать, пить и лакать жизнь, давиться ею. Смеяться здоровым счастливым смехом, каким Денис не смеялся уже, наверное, с раннего детства. Свободно смеяться хотелось.
А Юла уже заливались вовсю. Смешно прыскала Ирина, поддавшись общему порыву. Вот оно, массовое помешательство! Хотя нет, Николай еще держался. Зачем-то. Почему-то. Не держался даже, а сникал, пряча невысказанную тоску за оскалом злющей ухмылки.
От этой полусумасшедшей ухмылки орга Денису вдруг расхотелось улыбаться.
– Не робей, Денька! – Николай яростно мотнул головой. – Чего скис? Если не сожрут людоеды, мы еще прогуляемся по твоему городу. По пепелищу. Тогда и погорюем. А сейчас там жарко. А здесь – холодно. И идти сейчас нам некуда. Так давай займемся делом. Покажи своей Ночке то, на что не способен ни один посол и мэр. Пора штамповать новых жителей Ростовска. Будем мы с тобой, следила хренов, прародителями новой цивилизации! На-чи-най!
– Что? Прямо здесь? Сейчас?
А где же, собственно, еще? И почему, собственно, нет?
– Да, именно здесь! Именно сейчас! Оживим-ка малость этот долбаный «Мертвый рай». Делай как я!
Орг взасос поцеловал Юльку. Под визг и восторженные вопли девушки оба рухнули за кромку оврага.
И-эх! Действительно, гори оно…
Денис склонился над улыбающейся Ночкой. Сейчас грязь на ее щеках не остановит его. Да пошла она, эта грязь. Целовать-то он будет в губы. А все остальное… Денис чувствовал, что все остальное не важно. Перепачканные озябшие руки уже настырно лезли под одежду. Руки ощущали тепло разгоряченного тела.
Ирина вся аж выгнулась ему навстречу. Потом напряглась. Затряслась. Мелкая-мелкая дрожь – по всему телу. Словно Ночка сопротивлялась чему-то. Чему? Зачем? Томно прикрытые глаза девушки вдруг распахнулись. Широко-широко. И начали… Закатываться начали!
Что…
Громкий крик, переходящий в пронзительный визг.
…с ней…
Скорее, крик боли, чем удовольствия. И вряд ли это бурный оргазм от единственного поцелуя.
…происходит?
Нет, оргазма не было. Был толчок, сваливший Дениса на землю. И Ирина с автоматом орга в руках. Теперь глаза ее смотрели прямо. На Дениса. И не выражали ни радости, ни любви, ни облегчения, ни страха. Они вообще ничего не выражали. И мало чем отличались от черноты стволов «Вурдалака». Которые тоже смотрели прямо. На Дениса. И тоже ничего не выражали.
Ночка знала, как держать оружие. Элитных секретарш и правда многому учили.
«Автомат, лишенный „идеала", – вещь непредсказуемая, – подумал Денис. – Ирина Нестерова, секретарь-референт первого класса, рабочий материал третьего уровня – тоже».
Он успел посмотреть вверх. Густые черные клочья снова заволакивали небо. Со стороны города, со стороны уничтоженного полигона «Р-1» опять пахнуло гарью. Значит, ветер, отгонявший дым, стих. Или изменил направление.
Потом Ночка нажала на курок. И раздался…
«К-щик!»
Царапнувший по душе, по сердцу звук показался ему громче любого выстрела. Но выстрела не было.
Щелчок холостого спуска.
Секундное замешательство…
Денис чуть приподнялся. Еще один безрезультатный щелчок – нет, это уже не случайная осечка. Это – пустой магазин.
И снова – «Кщик»! «Кщик!» «Кщик!»
Потом Ирина попыталась пальнуть из надствольника. Хотя бить гранатой с такого расстояния – практически в упор – верная смерть и для стрелка тоже. Но попыталась. Дважды попыталась. Трижды…