Политэкономия войны. Как Америка стала мировым лидером
Шрифт:
Но терминология не меняла смысла фраз президента: «Мы осознали, что экономика требует перестройки и нравственного реформирования. Нравственного реформирования — поскольку экономические бедствия последних лет в значительной мере произошли именно из-за того, что ведущие деятели наших финансов и бизнеса пренебрегали простейшими принципами справедливости»{209}.
Основные этапы революции Ф. Рузвельта
• Первым делом была осуществлена мобилизация власти. Уже первый Конгресс 9 марта 1933 г. предоставил Рузвельту чрезвычайные полномочия{210}. Дж. Гюнтер по этому поводу замечал: «Мы склонны забывать ныне о той огромной, беспрецедентной, возобладавшей над всем власти, данной пронизанным энтузиазмом конгрессом Рузвельту во время первых ста дней его правления. Рейхстаг не дал Гитлеру большего»{211}. Диктатура Рузвельта, не была столь заметной лишь потому, отмечал У. Черчилль, что она была
Существовавшая прежде система, по мнению Рузвельта, не соответствовала нуждам народа, «В нашей стране есть такое место, где труднее всего сохранять ясное представление о жизни страны. Это место — Вашингтон. Порой мне вспоминаются слова президента Вильсона: «В Вашингтоне собирается множество людей с ложными идеями, и почти нет таких, кто имел бы понятие о том, что на самом деле думает народ Соединенных Штатов»{214}. Своей задачей Рузвельт ставил создание новой системы государственной власти: «Для того чтобы проводить в жизнь современные, достойные двадцатого века программы, мы должны создать современный механизм исполнительной власти. Я признаю, что демократическая власть действует не так быстро, как может действовать диктатура. Думаю, такая «медлительность» демократии не только неизбежна, но и оправданна. Однако я отказываюсь верить, что действия исполнительной власти в условиях демократии обречены быть настолько медленными, чтобы представлять опасность для общества»{215}. Б. Майроф позже отмечал: «Под его (Рузвельта) руководством американская система правления превратилась из политической структуры, вращавшейся вокруг конгресса, в более динамичную схему государственного устройства во главе с президентом»{216}.
У простого народа в отношении Рузвельта появилось нечто прежде невиданное — культ личности. Далекая от экстремизма «Нью-Йорк тайме» писала: «Американскому народу кажется, что Рузвельт… ниспослан небесами в самый трудный час». Повсеместно утверждалось, что «он может видеть во тьме»{217}. По мнению У. Буллита: Рузвельт «сегодня единственный человек, который способен руководить САШ и который справляется с положением»{218}. Личность Рузвельта подчеркивал, тот факт, что он с первого дня своего президентства избегал рядом со своим именем упоминания о партии, к которой он принадлежал, подчеркивая общенациональный характер своей миссии и необходимость единства в стране. Как писал историк Д. Бернс: «Он взял на себя роль отца нации, внепартийного лидера, общенародного президента». Одним из прозвищ, которым «окрестили» своего президента американцы, было — «хозяин»{219}.
Мобилизационные меры в экономике, как отмечает Б. Линдси, были «в огромной степени обязаны военным прецедентам». Например, закон о восстановлении национальной промышленности фактически проводился людьми из Военно-промышленного управления. Первый директор Национальной администрации восстановления, генерал X. Джонсон, как и Первый директор Администрации регулирования сельского хозяйства Д. Пик были ветеранами Военно-промышленного управления. Корпорация финансирования реконструкции, созданная Гувером и расширенная Рузвельтом, была создана по образцу Военной корпорации финансирования и частично укомплектована бывшими чиновниками последней, и т.п. Согласно историку У. Лейхтенбургу, «едва ли хоть одно из мероприятий или учреждений Нового курса не имело аналогов в опыте Первой мировой войны» {220} .
Военные метафоры сквозили даже в первой инаугурационной речи Ф. Рузвельта: «…надо двигаться дисциплинированной верноподданной армией, готовой на жертвы ради общей дисциплины… Большие цели пробудят в нас священное чувство долга, подобное тому, которое пробуждается во время вооруженной борьбы я без колебаний возьму на себя руководство великой армией нашего народа… Я буду просить у Конгресса… широких властных полномочий для борьбы с чрезвычайной ситуацией, столь же неограниченных, как полномочия, которые мне были бы даны в случае фактического вторжения иноземного врага» {221} .
• Вторым шагом стало восстановление платежеспособности спроса и инвестиций, обрушенных Великой Депрессией. Необходимо было наполнить рынок денежной массой резко сжатой после Великой депрессии. И один из первых выдвинутых Рузвельтом законов позволял «банкам легче, чем прежде, обращать свои активы в наличные деньги. Банкам предоставлено больше свободы занимать под залог активов деньги в резервных банках, и упрощены условия выпуска новых денежных знаков под обеспечение надежных активов»{222}. Но главную роль в преодолении кризиса играли государственные инвестиции. Если с 1929 по 1933 г. они составили 10 млрд. долл., то только в одном 1934 г. уже — 12 млрд., в 1935 г. — до 13 млрд., в 1936 г. — 15 млрд., в то время как частный капитал дал экономике всего 10 млрд. долл.{223}. Аналогичным путем уже давно шли Германия и СССР, теоретическое обоснование мер использования государственных инвестиций было сделано Дж. Кейнсом в книге «Общая теория занятости, процента и денег» (1936 г.). Еще до избрания Ф. Рузвельта президентом, с практической точки зрения ее обосновал будущий (при Рузвельте) легендарный глава ФРС М. Эклс, который в 1932 г. предложил программу увеличения государственных расходов{224}.
• Третий шаг исходил из уверенности Ф. Рузвельта в том, что «покупательная способность народа — это та почва, на которой произрастает процветание страны»{225}. Здесь президент буквально дословно цитировал работу К. Маркса «Заработная плата, цена и прибыль», он требовал уничтожить: «торговый барьер»… у себя дома… Повышение заработной платы рабочих., и сокращение рабочего дня могут почти в одночасье превратить самых низкооплачиваемых рабочих в реальных покупателей… на миллиарды долларов. Такое увеличение объема реализации должно привести к столь большому снижению издержек производства, что даже значительный рост затрат на оплату труда производители смогут покрыть без повышения розничных цен… (необходимо) повысить доходы самых низкооплачиваемых рабочих…, чтобы обеспечить полную производственную нагрузку нашим фабрикам и фермам»{226}. «Если все работодатели, действуя сообща, сократят рабочий день и поднимут заработную плату, то мы сможем вернуть людей на работу. Ни один работодатель не пострадает, поскольку относительный уровень издержек производства поднимется для всех конкурентов на одну и ту же величину»{227}.
• Четвертый шаг казался уже окончательным вызовом свободному рынку. Рузвельт потребовал «положить конец убийственной конкуренции»{228}. Президент вновь фактически цитировал классиков марксизма, в частности работу Энгельса «Наброски к критике политической экономики». Рузвельт утверждал, что кризис перепроизводства «это в большой степени результат полного отсутствия планирования и полного непонимания тех тревожных симптомов, которые были у всех на виду со времени окончания Первой мировой войны»{229}. Рузвельт отмечал: «NRA не имеет никакого отношения ни к ценам на сельскохозяйственную продукцию, ни к общественным работам. Она занимается только созданием системы экономического планирования в промышленности»{230}. «Предметом планирования должны быть не только трудовые ресурсы, но и рабочие места…, поскольку мы ставим цель избавиться от «пиков» и «провалов» занятости. Мы стараемся помочь промышленникам ввести планирование, чтобы покончить с таким положением, когда в один год производится больше товаров, чем люди могут или желают купить, а в следующий производство резко сокращается, и сотни тысяч людей оказываются за воротами предприятии»{231}. «На смену экономике laissez faire, которая превосходно работала на более раннем и простом этапе развития промышленности, должна прийти философия планового национального хозяйства», — заявлял президент Торговой палаты США Г. Гарриман{232}.
Р. Тагвелл, профессор Колумбийского университета утверждал: «Игра окончена. Черной кошки в темной комнате нет. “Невидимой руки” не существует. И никогда не было… Теперь мы должны создать реальную и видимую руководящую и направляющую руку, чтобы решить задачу, которую должна была, но не сумела решить мифическая, несуществующая, невидимая сила» {233} . В 1934 г. Тагвелл писал о фашистской Италии: «Это самый чистый, четкий и эффективно работающий социальный механизм, который мне случалось когда-либо видеть; он вызывает у меня зависть» [24] .
• Пятый шаг посягал на святое — на права частной собственности. В своей второй инаугурационной речи Рузвельт говорил: «Инстинктивно мы поняли, что существует более глубокая необходимость — необходимость найти посредством правительства инструмент решения постоянно возникающих проблем нашей сложной цивилизации. Постоянные попытки найти решения без помощи правительства привели лишь к замешательству. Ибо без этой помощи мы не способны осуществить практический контроль над слепыми экономическими силами и слепо эгоистичными людьми». Правительство не должно допустить повторения времени, когда люди были охвачены погоней за незаработанным богатством, а их лидеры во всех сферах деятельности не желали ничего знать, кроме собственных корыстных интересов и легкой наживы». «Можно ли оставить частное предпринимательство без помощи и «разумного ограничения»? — вопрошал Рузвельт, — Ответ однозначен: нет нельзя, иначе «оно разрушит не только самое себя, но и жизненные процессы» страны»{234}. Для начала были введены антитрестовские законы, призванные «предотвратить образование монополий и воспретить получение монополиями необоснованных прибылей»{235}.