Политэкономия войны. Как Америка стала мировым лидером
Шрифт:
Сальдо внешнеторгового баланса и экспорт из Германии, млрд. марок [109]
Германия откровенно проигрывала схватку за мировой рынок. Так, крупнейший концерн Германии Фарберниндастри дал чистую прибыль в 1933 г. — 49 млн. марок, по сравнению с 89 млн. в 1930 г., в 1934 г. сообщал об очередном резком падении продаж, между тем американский Дюпон увеличил свои прибыли за первую половину 1934 г. на 64%, а британский химический трест показал рекордную за всю свою историю прибыль. «Это была серьезная опасность, — писал Э. Генри, — опасность, грозившая нескольким миллиардам вложенного и участвующего в производстве капитала. Это могло означать, что для германского химического треста
Руководство Фарбениндустри потребовало отказа от «автаркии», признания международных обязательств и «мобилизации всех сил и ресурсов государства для одной цели — экспорта»{1005}. Но отказ от автократии автоматически вел к новому всплеску безработицы и, следовательно, взрыву социальной напряженности, а признание международных обязательств, т.е. долгов перед кредиторами столь же неизбежно превращало Германию в банкрота.
У. Додд уже в 1934 г. не сомневался в факте последнего. Так, в ответ на тревогу А. Берара, личного секретаря французского посла, что: «В Париже все очень обеспокоены угрозой войны… — американский посол заявлял: «По-моему, Германия сейчас, после такого банкротства, не в состоянии развязать войну»{1006}. Вскоре правительство Германии действительно объявило, что если ситуация не изменится, то оно с 1 июля отказывается от уплаты всех долгов[110]. Госсекретарь Хэлл протестовал однако при этом заявлял, «что в течение еще некоторого времени никакие торговые переговоры не могут быть начаты»{1007}. Германии ничего не оставалось, как реализовать свою угрозу.
Хэлл снова протестовал против введенного Германией моратория и несоблюдения ею договоров. При этом, по словам У. Додда, «Хэлл дал мне понять, что он сознает сложность положения и, видимо, признает ошибки, совершенные Соединенными Штатами в прошлом, — теперь немцы позаимствовали у нас тарифные барьеры и мнимую изоляцию. Поэтому он не заявляет официального протеста». Комментируя слова госсекретаря, У. Додд писал: «Что нового могу я сказать, кроме того, что уже повторял десятки раз? Германия находится в ужасном положении, и, признавая порой, что война — негодное средство, немцы тем не менее все время говорят о ней…»{1008}.
«Общая коммерческая дилемма не вызвала у нас разногласий (с немцами), — записывал У. Додд в своем дневнике, — Нельзя возводить высокие, непроницаемые барьеры и после этого ожидать уплаты международных долгов»{1009}. В США отлично понимали положение Германии, но при этом продолжали вести переговоры с позиции силы. Так, когда Я. Шахт потребовал «большей свободы международной торговли, — тогда германские долги будут погашены», американский посол, сочувственно отнесясь к этим словам, заявил, что нападки Я. Шахта «на Англию и Америку показались… (ему) далеко не разумными, если учесть беспомощность Германии по сравнению с этими странами»{1010}.
В июле 1934 г. Хэлл снова неоднократно требовал от Додда «заявить протест германскому правительству в связи с тем, что Германия производит платежи английским кредиторам… и в то же время объявила, что не намерена платить американским». Додд отвечал: «Я уже трижды заявлял протест против такой дискриминации и всякий раз безрезультатно, ибо германский экспорт в Соединенные Штаты составляет лишь одну четверть американского экспорта в Германию. Долги не погашены и проценты по ним причитаются, но баланс Германии совершенно несоразмерен платежам по облигациям». Нейрат, по словам Додда, «прекрасно понимает, что Германия поступила несправедливо, обещав англичанам произвести платежи и отказываясь платить американцам; оба мы понимали, что Германия не сможет погасить даже английский долг… Нейрат попросил меня передать в Вашингтон извинения и обязательство уплатить Соединенным Штатам, если найдется хоть малейшая возможность, что, однако, мало вероятно. Положение Рейхсбанка с каждой неделей становится все более тяжелым»{1011}.
Додд в своем дневнике в ответ, на требования американского правительства снова и снова повторял: «Я отлично знаю, что, пока положение не изменится, Германия не сможет никому уплатить по своим обязательствам…»{1012}, «уплата процентов американским кредиторам целиком зависит от возрождения германо-американской торговли, к чему оба народа еще не подготовлены»{1013}. Германии находящейся в экономической блокаде и прессом долгов становилось все тяжелее. Американский атташе по сельскому хозяйству, «изучающий продовольственное положение в Германии» сообщал своему послу: «Я не удивлюсь, если в ближайшие дни германское правительство насильно захватит принадлежащие Свифту запасы свиного сала, которые хранятся в Гамбурге и его окрестностях. В Германии нет жиров и получить их неоткуда. Компания Свифта отказалась принять марки в уплату за сало»{1014}. В итоге в октябре 1934 г. У. Додд констатировал «в германском государстве царит хаос»{1015}.
В те дни Я. Шахт восклицал: «Весь мир просто обезумел. Система глухих торговых барьеров — это же настоящее самоубийство; нас, немцев, ждет катастрофа, и уровень жизни повсюду неизбежно должен упасть. Все сошли с ума, и я сам в том числе. Лет пять назад я ни за что бы не поверил, что способен дойти до такого состояния. Но я ничего не могу поделать.Мы постоянно ограничиваем ввоз сырья, и через некоторое время произойдет крах, если мы не сможем экспортировать товары, а экспорт неуклонно сокращается. У нас нет денег, чтобы уплатить свои долги, и скоро мы повсюду лишимся кредита. Англии и Франции все время предлагают сократить экспорт в нашу страну. Швейцария, Голландия и Швеция следуют их примеру, а Соединенные Штаты настолько враждебны по отношению к нам, что мы никогда не сможем заключить с ними нужное нам торговое соглашение… Фрау Шахт… была настроена так же безнадежно… (она) говорила о нехватке продуктов и о принудительных обложениях, которые невозможно долго выдержать…»{1016}.
Что могла Германия противопоставить экономической агрессии самой мощной страны мира. Германия использовала все способы Так, Я. Шахт надеялся уплатой процентов задобрить американцев и улучшить условия торгового договора с США, «но улучшение не наступило»{1017}. Тогда Германия предложила установить мораторий на выплату долга. Сам У. Додд в то время, после очередного требования Хэлла надавить на немцев, признавал: «Не вижу иного выхода, кроме честного, открытого моратория»{1018}. Однако против моратория выступили Англия и Франция{1019}. Тогда Германия стала добиваться взаимного снижения таможенных тарифов, тем более что сам госсекретарь Хэлл называл протекционизм проклятьем своей страны{1020}. Но на этот раз протестовали США под предлогами: преследования в Германии евреев и католиков; субсидирования Германией экспорта; нелюбовью к двусторонним соглашениям; требованием всеобщего мирового снижения таможенных барьеров и т.п.{1021}. И лишь однажды Додд проговорился и назвал истинную причину: «Мы не можем сразу отказаться от прежней политики, когда стольким тысячам (американских) рабочих наверняка грозит безработица…»{1022}. Бремя американской безработицы в данном случае перекладывали на Германию и на весь остальной мир. Последнему не оставалось ничего иного, как возводить встречные еще более высокие таможенные барьеры, и создавать систему, которую, по словам У. Додда, «нельзя будет изменить иначе, как ценой еще более серьезных жертв и осложнений»{1023}.
У. Додд подспудно искал ответ на то, кто виноват в сложившейся ситуации и находил ответ в том, «что американские банкиры вынудили сотни тысяч своих вкладчиков приобрести на два миллиарда германских облигаций и предоставили Германии такие огромные краткосрочные ссуды в период с 1924 по 1930 год…» рискнув «сбережениями своих сограждан ради собственных прибылей»{1024}. Но это было только началом поиска У. Доддом истинных причин кризисного состояния Германии. Свое мнение о причинах радикализации обстановки в Европе и мире, американский посол передал в записи своего разговора с «У. Хэссеном, представителем нефтяной компании Синклера… Хэссен продает нефтяные продукты во все страны Европы; на мой взгляд, это очень ловкий и умный делец.
Он сказал: — Я убежденный республиканец. Национализм, как таковой чужд нашему народу. Но мы должны стать националистами. Нужно запретить всякий импорт, кроме резины, кофе и еще одного или двух необходимых товаров, и продавать все, что только можно, за границу, а своих людей вооружать и обучать военному делу. Я заметил на это: — Значит, по-вашему, выходит, что весь мир должен вооружиться до зубов, а потом либо уничтожить все оружие, потому что оно устарело, либо начать кровавую войну, чтобы как-то использовать это оружие? Он помолчал немного, но потом снова заговорил: Да, это борьба за существование, в которой выживают наиболее приспособленные. Нет, — возразил я. — Это уничтожение цивилизованных народов, в процессе которого выживают наименее приспособленные… он остался при своем мнении, доказывал, что Соединенные Штаты должны вооружить всю Европу, и резко протестовал против снижения таможенных тарифов. Я знаю, что подобной точки зрения придерживаются многие видные промышленники во всех странах: Дюпоны — в Соединенных Штатах, Круппы и Тиссены — в Германии, члены концерна «Армстронг-Виккерс» — в Англии и фирма «Шнейдер-Крезо» — во Франции. Так говорит и Муссолини, которого Хэссен считает великим государственным деятелем»{1025}.