Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2
Шрифт:
Вот пассаж из речи Бухарина, в которой он цитировал «Майн кампф» Гитлера:
1. «Мы заканчиваем вечное движение германцев на юг и на запад Европы и обращаем взор к землям на восток. Мы кончаем колониальную торговую политику и переходим к политике завоевания новых земель. И когда мы сегодня говорим о новой земле в Европе, то мы можем думать только о России и подвластных ей окраинах. Сама судьба как бы указала этот путь. Предав Россию власти большевизма, она отняла у русского народа интеллигенцию, которая до этого времени создавала и гарантировала его государственное состояние. Ибо организация русского государства «не была результатом государственной способности славянства в России, а только блестящим примером государственно-творческой деятельности германского элемента среди нижестоящей расы».
2. Миссия Германии — «в прилежной работе немецкого плуга, которому меч должен дать землю».
3. «Политическое евангелие германского народа» в области его внешней политики
Если образуется рядом с Германией новое государство, то «рассматривайте не только как ваше право, но как ваш долг препятствовать возникновению такого государства всеми средствами вплоть до применения вооруженной силы или, если оно уже возникло, разбейте такое государство».
4. «Будущей целью нашей внешней политики должна быть не западная и не восточная ориентация, а восточная политика в смысле приобретения необходимой для нашего германского народа территории».
И Бухарин резюмировал:
«Гитлер открыто призывает, таким образом, разбить наше государство, Гитлер открыто говорит о приобретении мечом необходимой якобы для германского народа территории из тех земель, которыми обладает наш Советский Союз» [670] .
Казалось бы, что не опальному лидеру разгромленного правого блока пристало во весь голос трубить об опасности, нависшей над страной. Более это пристало было сделать самому Сталину. Нельзя, разумеется, утверждать, что он игнорировал гитлеровскую угрозу. Однако в тот период она не обрела тех колоссальных масштабов и тех грозных форм, которые стали очевидными уже для всех по прошествии немногих лет. Видимо, вождь исходил, кроме всего прочего, еще из дипломатических соображений: мол, нельзя преждевременно сжигать все мосты, пока ситуация еще не прояснилась до конца. Но и он, вне всякого сомнения, отнюдь не сбрасывал со счета германскую угрозу.
670
XVII съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). Стенографический отчет. М. 1934. С. 127–128.
Подтверждением этой мысли служит его опровержение гитлеровской расистской теории. По поводу этой теории он говорил: «Известно, что старый Рим точно так же смотрел на предков нынешних германцев и французов, как смотрят теперь представители «высшей расы» на славянские племена. Известно, что старый Рим третировал их «низшей расой», «варварами», призванными быть в вечном подчинении «высшей расе», «великому Риму», причём, — между нами будь сказано, — старый Рим имел для этого некоторое основание, чего нельзя сказать о представителях нынешней «высшей расы». (Гром аплодисментов.) А что из этого вышло? Вышло то, что неримляне, т. е. все «варвары», объединились против общего врага и с громом опрокинули Рим. Спрашивается: где гарантия, что претензии представителей нынешней «высшей расы» не приведут к тем же плачевным результатам — Где гарантия, что фашистско-литературным политикам в Берлине посчастливится больше, чем старым и испытанным завоевателям в Риме? Не вернее ли будет предположить обратное?» [671] .
671
И.В. Сталин. Соч. Т. 13. С. 296.
Сталин в своем докладе коротко обрисовал главные направления и трудности советской внешней политики, подчеркнув, до чего сложно было СССР проводить свою мирную политику в этой, отравленной миазмами военных комбинаций, атмосфере. Он отметил перелом к лучшему в отношениях между СССР и Польшей, между СССР и Францией, который произошёл в последнее время. Причина этого перелома, по мысли Сталина, состояла, с одной стороны в связи с ростом силы и могущества СССР, а с другой стороны, с некоторыми изменениями в политике Германии, отражающими рост реваншистских и империалистических настроений в Германии. Иными словами, и Франция, и Польша перед лицом опасности, исходящей от Гитлера, сочли целесообразным пойти на определенное улучшение отношений с Советским Союзом.
Надо признать, что в той обстановке довольно верную оценку тенденций во внешней политике ведущих держав дал ярый враг Сталина Троцкий. Он, в частности, писал: «В тесной связи с программой «движения на Восток» (Drang nach Osten), ftmiep берет на себя задачу ограждения европейской цивилизации, христианской религии, британских колоний и других духовных и материальных ценностей от большевистского варварства. Из этой исторической миссии, именно из нее, прежде всего из нее, он надеется почерпнуть право Германии на вооружение. Гитлер убежден, что на весах Великобритании, опасность немецкого фашизма для Западной Европы весит меньше опасности большевистских советов на Востоке. Эта оценка составляет важнейший ключ ко всей внешней политике Гитлера» [672] .
672
«Бюллетень оппозиции». 1933 г. № 35. (Электронная версия).
Касаясь распространявшихся тогда в западных кругах спекуляций по поводу возможных зигзагов и переориентаций во внешней политике Советской страны, Сталин четко заявил: «…Мы далеки от того, чтобы восторгаться фашистским режимом в Германии. Но дело здесь не в фашизме, хотя бы потому, что фашизм, например, в Италии не помешал СССР установить наилучшие отношения с этой страной. Дело также не в мнимых изменениях в нашем отношении к Версальскому договору. Не нам, испытавшим позор Брестского мира, воспевать Версальский договор. Мы не согласны только с тем, чтобы из-за этого договора мир был ввергнут в пучину новой войны. То же самое надо сказать о мнимой переориентации СССР. У нас не было ориентации на Германию, так же как у нас нет ориентации на Польшу и Францию. Мы ориентировались в прошлом и ориентируемся в настоящем на СССР и только на СССР. (Бурные аплодисменты.) И если интересы СССР требуют сближения с теми или иными странами, не заинтересованными в нарушении мира, мы идём на это дело без колебаний» [673] .
673
И.В. Сталин. Соч. Т. 13. С. 302–303.
Напрашивается небольшое замечание в связи с этим заявлением Сталина. Кто ищет корни «сговора Сталина с Гитлером» в 1939 году, мог бы не без пользы для себя обратить внимание на приведенное выше высказывание советского лидера. Оно как раз и поможет понять не только смысл и содержание его политики в начале 30-х годов, но и на исходе того же десятилетия, т. е. в конце 30-х. Советский Союз в своей политике проводил последовательную линию на отстаивание своих коренных национальных интересов. Сами же эти интересы требовали того, чтобы его политика была гибкой, а не статичной, сформулированной раз и навсегда, игнорирующей непрерывно происходящие в мире изменения.
Касаясь внешней политики гитлеровской Германии, вождь высказал точку зрения, что там происходит борьба между двумя тенденциями — первую он определил как линию на сохранение добрососедских отношений с Советской Россией и дальнейшее развитие связей с ней в «духе Локарно». Вторая линия, по его мнению, выражала наиболее агрессивные устремления германского империализма и напоминала захватническую политику кайзера. Сталин констатировал, что сторонники второй — агрессивной тенденции берут верх, и с этим необходимо считаться. Нет смысла вникать в детали, но представляется неоспоримым, что особого противоборства в фашистских правящих кругах относительно фундаментальных направлений будущей германской внешней политики просто не было. Сталин в данном случае стал жертвой не столько дезинформации, сколько собственных неосновательных расчетов на существование какого-то миролюбивого крыла в германских правящих кругах той поры. Конечно, с их стороны делались заявления миролюбивой тональности, но они имели целью усыпить бдительность вероятного противника и не раскрывать раньше времени свои карты в предстоящей серьезной борьбе, которая все более явно маячила на политическом горизонте. В дальнейшем эти, назовем их условно, иллюзии Сталина о том, что в стане гитлеровского фашизма может существовать миролюбивое крыло, рассеялись в прах. Однако они сыграли свою негативную роль в ряде практических подходов Москвы к некоторым проблемам Европы.
Еще за несколько лет до открытия съезда в качестве одного из весьма актуальных международных вопросов в повестке дня возник вопрос о возможности заключения пакта о ненападении между Москвой и Варшавой. Такое развитие событий явно встревожило германские правящие круги и Сталин в беседе с писателем Э. Людвигом выступил с исчерпывающими пояснениями. На это стоит специально обратить внимание читателя, поскольку речь идет о пактах о ненападении. В дальнейшем, в конце 30-х годов, в связи с заключением пакта о ненападении с Германией, этот вопрос превратился чуть ли не в ось, вокруг которой вращались международные проблемы. Поэтому будет уместным изложить здесь принципиальную, более раннюю позицию Сталина по вопросу о пактах о ненападении, ибо это дает возможность глубже понять его решение конца 30-х годов.
Вождь следующим образом сформулировал советскую точку зрения: «Мы всегда заявляли о нашей готовности заключить с любым государством пакт о ненападении. С рядом государств мы уже заключили эти пакты. Мы заявляли открыто о своей готовности подписать подобный пакт и с Польшей. Если мы заявляем, что мы готовы подписать пакт о ненападении с Польшей, то мы это делаем не ради фразы, а для того, чтобы действительно такой пакт подписать. Мы политики, если хотите, особого рода. Имеются политики, которые сегодня обещают или заявляют одно, а на следующий день либо забывают, либо отрицают то, о чём они заявляли, и при этом даже не краснеют. Так мы не можем поступать…