Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2
Шрифт:
Голос. Это ново!
Стецкий. Томский усиленно припоминал, что т. Ленин когда-то предлагал ему пост Генерального секретаря.
Голос. Ему? (В зале движение.)
Стецкий. Да, ему. Я, товарищи, говорю это не с целью произвести сенсацию, а для того, чтобы расчистить почву для изложения принципиальных разногласий» [377] .
377
Там же. С. 276.
Заявление, что и говорить, весьма и весьма примечательное! Оно примечательно не только с точки зрения характеристики накала происходившей политической
В феврале 1929 года лидеры правого блока обратились с обширным заявлением, адресованным Политбюро ЦК. В нем они в систематическом виде и весьма обстоятельно сформулировали весь спектр своих разногласий со Сталиным и большинством ЦК. Документ содержал и ряд острых высказываний лично в адрес Сталина. Бухарин, Рыков и Томский обвиняли генсека в серьезных извращениях политики в области сельского хозяйства и промышленности. Особый акцент был сделан на том, что Сталин по существу навязал партии курс на военно-феодальную эксплуатацию крестьянства. Что, по мнению авторов заявления, чревато самыми тяжелыми последствиями для экономики государства, отношений с крестьянством и вообще для социально-политической стабильности в стране. Не менее серьезными были и обвинения в бюрократизации и попрании принципов демократии в партийной жизни. Лидеры оппозиции с достаточным на то основанием отмечали, что принимаемые партийные решения «ставит рядом тов. Сталина и партию, как равновеликие величины, или же прямо заменяет тов. Сталина Центральным Комитетом, а ЦК — тов. Сталиным» [378] .
378
Как ломали НЭП. Стенограммы пленумов ЦК ВКП(б). 1928 — 1929. Т. 4. С. 607.
И, наконец, как ключевой пункт, был поставлен вопрос о ленинском завещании.
Поскольку разногласия в высшем эшелоне партийного руководства стали уже секретом Полишинеля, о них в партии знали многие, повсеместно шли разговоры, рождались всякого рода домыслы и слухи, Сталин счел целесообразным и выгодным для себя вынести их на широкое обсуждение в партийных организациях. На собраниях и активах местных парторганизаций развернулось не сколько обсуждение, сколько осуждение позиции правых. Партийный аппарат, по существу полностью, за исключением верхушки московской организации, был под контролем генсека и ему не приходилось опасаться за исход такой, с позволения сказать, партийной дискуссии. Но дело было не только в создании видимости соблюдения демократических норм, в своеобразном декоруме, призванном продемонстрировать честность и открытость политической борьбы. Такой шаг был нацелен еще и на, чтобы укрепить в местных организациях престиж и ведущее положение Сталина. Страна и партия должны были еще раз воочию убедиться в том, кто является главной фигурой на партийном Олимпе, кто играет роль мотора, приводящего в движение локомотив под общим названием советское общество. В такой обстановке попытки лидеров правых снова вытащить на свет вопрос о выполнении ленинского завещания выглядели не столько как серьезный акт политической борьбы, а скорее как акт политического отчаяния.
Если политике правых в целом вообще была свойственна двойственность, противоречивость, чрезмерное обилие всякого рода недомолвок и недоговоренностей, то в постановке вопроса о ленинском завещании все это выражалось почти в обнаженном виде. С одной стороны, авторы заявления утверждали, что с тех пор, как были написаны ленинские строки, «необъятная власть» стала еще более «необъятной», настолько необъятной, что, например, вопреки прямому решению партийного 15-го съезда до сих пор не опубликовано ни завещание Ленина (кроме бюллетеней съезда, раздававшихся делегатам), ни другие документы, относящиеся к тому же периоду. Казалось бы, что из этого последует вывод о необходимости вернуться к выполнению завета вождя и освободить Сталина от его поста.
Однако, руководствуясь своей противоречивой и непоследовательной логикой, лидеры правых заявляли: «Из этого вовсе не вытекает, что мы требуем ухода Сталина и т. п., каковое требование нам хотят навязать. Мы думаем лишь, что тов. Сталину нужно учесть совет (очень мудрый), данный Лениным, и не отступать от коллективности в руководстве. Мы считаем, что т. Сталина, как и каждого другого члена Политбюро, можно и должно поправлять, не рискуя за это быть превращенным во «врага партии». Обеспечить подобные элементарные условия для работы членов Политбюро — вот задача ЦК и ЦКК.
Мы проходим мимо личных нападок и вытаскивания старых ошибок Бухарина. Это завело бы нас слишком далеко, если бы мы стали рассказывать о всех ошибках Сталина, которые мы покрывали, оберегая его авторитет» [379] .
Желая сместить Сталина с его поста, лидеры правого блока вместе с тем не имели мужества заявить об этом открыто. Они попросту юлили, о чем свидетельствует приведенный выше пассаж из их заявления. Конечно, могут возразить, что обстановка не позволяла им ставить вопрос, что называется, в лоб. Однако такой своей непоследовательностью и постоянными виляниями они сами себя загоняли в угол и давали в руки Сталину оружие для их сначала политического, а затем и организационного разгрома. Словом, желая вырыть яму Сталину, они рыли политические могилы сами себе. Столь очевидные, бросающиеся в глаза противоречия в политическом поведении лидеров правых, ловко использовались Сталиным — не просто мастером, а гроссмейстером такого рода политических игр. И читая стенограммы пленумов, где развертывалась эта борьба, не приходится удивляться тому, что генсеку удавалось наносить по своим оппонентам неотразимые удары. Поскольку на его стороне была, если не вся правда, то большая ее доля, подкрепленная убедительной логикой.
379
Как ломали НЭП. Стенограммы пленумов ЦК ВКП(б). 1928 — 1929. Т. 4. С. 615.
То, что вопрос о завещании Ленина снова всплыл в качестве актуального и, может быть, самого важного в той обстановке, говорит о многом. Прежде всего о том, что с именем Сталина стала ассоциироваться принципиально новая стратегическая линия в политике партии. И смена генсека означала бы не что иное, как смену политического курса. Личные моменты в той обстановке, хотя и не утратили полностью своего значения, тем не менее отступили на второй план. Ибо бесспорно одно — политика того или иного политического лидера всегда имеет приоритет перед самой этой личностью. Она важнее и значимее. Впрочем, нельзя также искусственно отрывать, а тем более противопоставлять политику — личности. Ведь в самой политике как раз и выражается личность. Это приложимо не только к Сталину, но и имеет всеобщий характер. Поэтому в период наиболее ожесточенной борьбы с правыми многие сторонники генсека рьяно выступили в его защиту, мотивируя это тем, что защищают не только лично Сталина, но прежде всего курс, который с полным правом на то ассоциировался с его именем.
Один из малоизвестных партийных деятелей, полемизируя с правыми, заявил, что их интересует прежде всего вопрос о руководстве. «Вот с этого вы бы и начинали. Это для вас является решающим. Нет, товарищи, это дело у вас не пройдет и вам никакими средствами не удастся свалить Сталина… Современное руководство, которое возглавляет тов. Сталин, шельмуют больше, чем всех трех вас вместе взятых (имеются в виду Бухарин, Рыков и Томский — Н.К.). Мы считаем, что Сталин не может уйти, должен работать и должен дальше руководить нашей партией. Почему вы этот вопрос ставите, чего вы хотите? Вы хотите изменить партийное руководство. Еще раз повторяю: не пройдет это.
Если бы вы на это дело пошли, то вы совершили бы величайшую, глубочайшую политическую ошибку против человека, за которым ничего плохого не было, кроме некоторой грубости. Другого вы ничего не можете привести… Поэтому все нанизывать против тов. Сталина из-за того, что он грубоват, но ведет правильную линию, — это по меньшей мере недобросовестно.
Я думаю, что тут надо прямо поставить вопрос, что никакого изменения в партийном руководстве быть не должно. Оно отвечает духу Ленина, духу нашей партии, и тов. Сталина нужно максимально поддержать, чтобы он и дальше продолжал вести нашу партию на основе коллективного творчества, коллективным путем во всей дальнейшей, сложной и ответственной работе» [380] .
380
Как ломали НЭП. Стенограммы пленумов ЦК ВКП(б). 1928 — 1929. Т. 4. С. 234.