Чтение онлайн

на главную

Жанры

Политическая наука №1 / 2016. Политическая организация разделенных обществ
Шрифт:

Отметим, что, несмотря на это исследовательское «многоголосие», принципиальной точкой расхождения во мнениях выступает один вопрос: на чем должен быть сделан приоритетный акцент – на включении сегментов в политический процесс с предоставлением соответствующих гарантий их прав или на создании институциональных стимулов к формированию умеренного межгруппового центра. И первое, и второе преимущественно оценивается не в нормативном ключе (хотя и это может иметь место), а инструментально, с точки зрения практической необходимости обеспечения стабильности. Как отмечает С. Вольф, рациональный выбор институционального дизайна предполагает, что конфликты могут регулироваться с помощью институциональных сделок, которые сохраняют прочность до тех пор, пока вовлеченные

в них акторы имеют стимулы (власть, статус, безопасность, экономические преимущества и др.) их придерживаться – и тем самым воспроизводить [Wolff, 2010, p. 2].

Учитывая это расхождение, мы попытаемся представить анализ как логики условного «мейнстрима», так и некоторых других подходов к организации разделенных обществ. Прежде, однако, представляется существенным уточнить само понятие разделенного общества.

Общества: Фрагментированные, многосоставные, разделенные…

В книге «Демократия в многосоставных обществах» А. Лейпхарт отмечает, что стимул для создания эмпирической модели консоциативной демократии ему дала «теоретическая разработка проблем политической стабильности, в особенности классическая типология политических систем Г.А. Алмонда» [Лейпхарт, 1997, с. 40]. Как известно, в последней Алмонд обозначил, но подробно не рассмотрел промежуточный тип систем (страны Скандинавии и Нижние земли – Бельгия, Нидерланды, Люксембург), помещенный им между гомогенным и весьма стабильным англо-американским типом и фрагментированным и менее стабильным европейско-континентальным. В дальнейшем он предложил отнести скандинавские системы к англо-американскому типу демократии ввиду их высокой политической однородности.

Нидерланды, Бельгия, Австрия и Швейцария заслужили особое внимание Лейпхарта (кстати, уроженца Нидерландов) тем, что при высокой фрагментированности их политические системы оставались стабильными. Ученый объясняет этот феномен сотрудничеством лидеров различных групп с целью преодоления субкультурных противоречий [Lijphart, 1968]. В более поздних работах он заменил термин «фрагментированное общество» на «многосоставное» (plural society) и определил его как общество, разделенное сегментарными различиями религиозной, идеологической, языковой, региональной, культурной, расовой или этнической природы, которые совпадают полностью или частично с линиями политического противостояния [Лейпхарт, 1997, с. 38–50].

Термин «разделенное общество» имеет свою историю. Он был впервые использован Э. Нордлингером в книге «Регулирование конфликтов в разделенных обществах» (1972). Несмотря на такое название, Нордлингер в самом начале своей работы говорит, что ее темой является не управление конфликтами в разделенных обществах вообще, а регулирование конфликтов в глубоко разделенных обществах с открытыми (неавторитарными) режимами, и подчеркивает свой интерес к случаям «тяжелого исхода» политического конфликта [см.: Guelke, 2012, p. 6–7].

Определение глубоко разделенных обществ у Я. Лустика не фиксирует конфликты с «тяжелым исходом». Это общество, в котором «аскриптивные связи генерируют антагонистическую сегментацию, основанную на политически отчетливых конечных идентичностях, поддерживаемую в течение существенного промежутка времени и по широкому кругу вопросов» [Lustick, 1979, p. 325]. Исследователь полагает, что эта и другие дефиниции («многосоставное», «вертикально сегментированное», «коммунально разделенное» общество) могут быть использованы как синонимы, однако его акцент на аскриптивных связях как источнике сегментарных противоречий сужает понятие многосоставности Лейпхарта.

Х. Лернер, объясняя использование понятия «глубоко разделенное общество», привязывает его, как и Нордлингер, к «интенсивным и комплексным» социетальным конфликтам, но отсоединяет от демократических систем. По ее мнению, «пэттерны политического поведения в постконфликтных разделенных обществах отличаются от тех, что предполагаются в разделенных, но стабильных демократиях, где сильное чувство гражданской связи питает межгрупповое доверие» [Lerner, 2011, p. 30]. Для глубоко разделенных обществ характерны конфликты между группами, имеющими конкурирующие представления о своем государстве; сам конфликт выражен в столкновении социетальных норм и ценностей, в особенности касающихся национальной или религиозной идентичности [ibid., p. 31]. Сходной позиции придерживается П. Панов, который особо обращает внимание на «примордиализацию» любых отличительных признаков групп в таких обществах [Панов, 2013, с. 33–34].

Несмотря на отмеченные выше нюансы в подходах, термин «многосоставное общество» можно считать наиболее широким. Он включает в себя и вариант «глубоко разделенное общество», который достаточно редко используется для характеристики демократических систем с развитыми гражданскими структурами.

Еще один терминологически любопытный момент связан с тем, что под многосоставными обществами часто понимают этнически разделенные (мы сами сослались в начале этой статьи на базы данных о властных отношениях этнических групп и об этнических войнах, аргументируя значение институционального выбора для разделенных обществ). Между тем у Лейпхарта приведены и другие основания для формирования сегментов и сегментарных противоречий (см. выше).

Самое простое объяснение заключается в том, что этнические конфликты возникают в современном мире достаточно часто, а модель консоциативной демократии нередко проходит проверку именно в ходе постконфликтного урегулирования. Но что такое этнос? Научные школы предлагают разные ответы на этот вопрос. Этнос определяют и как расширенную родственную группу, и как групповой инструмент борьбы за приобретение дефицитных ресурсов, и как продукт целевого социального конструктивизма. В российском общественно-политическом и научном дискурсе этот термин насыщен, как правило, примордиалистскими смыслами, т.е. этнос приравнивается к антропологической константе.

В дефиниции классика «культурного примордиализма» Э. Смита этнос предстает «типом культурной общности, которая подчеркивает значение мифа об общем происхождении и исторической памяти и которую можно выделить по одному или нескольким культурным основаниям – религии, обычаям, языку или институтам» [Smith, 1991, p. 20]. В таком контексте этнические характеристики могут трактоваться весьма расширительно.

Проблема (и источник многих конфликтов) состоит в том, что эти характеристики как символические узы родства и близости оказываются удобным средством национального строительства. Это предполагает политизацию общего происхождения, языка, истории и других объектов и, поскольку история знает мало примеров образования моноэтничных наций, ведет к появлению «этнических» победителей и аутсайдеров, готовых отстаивать свои права [Кудряшова, Мелешкина, 2009].

Вопрос о власти: Разделить нельзя интегрировать

Споры в литературе по политической организации разделенных обществ ассоциируются в первую очередь с двумя яркими фигурами – выдающимися компаративистами А. Лейпхартом и Д. Горовицем [см., например: Лейпхарт, 1997; Lijphart, 1999; 2007; Horowitz, 1985; Horowitz, 1991; 2014 4 ]. Первый выступает убежденным сторонником консоциативного подхода (лат. consociatio – сообщество), считая распределение власти между сегментами не только лучшим выбором для разделенных обществ, но и наиболее реалистичным – мажоритарные системы не могут быть использованы в таких обществах, поскольку системно исключают меньшие сегменты из процесса принятия решений. Последнее может с большой вероятностью порождать насилие и в итоге привести к распаду политической системы.

4

Реферат этой статьи Д. Горовица («Распределение власти в полиэтничных обществах: Три большие проблемы») опубликован в данном выпуске журнала «Политическая наука».

Поделиться:
Популярные книги

Царь поневоле. Том 1

Распопов Дмитрий Викторович
4. Фараон
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Царь поневоле. Том 1

Измена. Не прощу

Леманн Анастасия
1. Измены
Любовные романы:
современные любовные романы
4.00
рейтинг книги
Измена. Не прощу

Мастер Разума IV

Кронос Александр
4. Мастер Разума
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Мастер Разума IV

Король Масок. Том 1

Романовский Борис Владимирович
1. Апофеоз Короля
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Король Масок. Том 1

Мерзавец

Шагаева Наталья
3. Братья Майоровы
Любовные романы:
современные любовные романы
эро литература
короткие любовные романы
5.00
рейтинг книги
Мерзавец

Я — Легион

Злобин Михаил
3. О чем молчат могилы
Фантастика:
боевая фантастика
7.88
рейтинг книги
Я — Легион

Не грози Дубровскому! Том II

Панарин Антон
2. РОС: Не грози Дубровскому!
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Не грози Дубровскому! Том II

Девятый

Каменистый Артем
1. Девятый
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
9.15
рейтинг книги
Девятый

Матабар. II

Клеванский Кирилл Сергеевич
2. Матабар
Фантастика:
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Матабар. II

Ты нас предал

Безрукова Елена
1. Измены. Кантемировы
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Ты нас предал

Девочка по имени Зачем

Юнина Наталья
Любовные романы:
современные любовные романы
5.73
рейтинг книги
Девочка по имени Зачем

Не грози Дубровскому! Том V

Панарин Антон
5. РОС: Не грози Дубровскому!
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Не грози Дубровскому! Том V

Проданная Истинная. Месть по-драконьи

Белова Екатерина
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Проданная Истинная. Месть по-драконьи

Генерал Империи

Ланцов Михаил Алексеевич
4. Безумный Макс
Фантастика:
альтернативная история
5.62
рейтинг книги
Генерал Империи