Политическая наука №2 / 2016. Политическая наука в современной России
Шрифт:
Ключевые слова: конфликт; теория конфликтов; политическая конфликтология; российская школа конфликтологии.
Abstract. The article examines the state of the global and Russian political conflictology. Century of two world wars and the Cold War is over, but the beginning of the XXI century – the century of new tests mankind. Scientists, who study political conflicts, have to give your answer to the challenges of this new reality.
The authors talk about the stages of development of the theory of conflict in the world and Russia, on the establishment of political conflict resolution and education scientific community of scientists, who study political conflicts in the country, about the problems of scientific plan, which stand in front of them.
Keywords: conflict; conflict theory; Political Conflict; Conflict Russian School.
Понятие «конфликт» является сегодня едва ли не самым распространенным как в публицистической, так и в научной литературе. ХХ век («преступное столетие», по определению З. Бжезинского) характеризуется невиданным ранее по масштабам и глубине противоборством социальных сил в ходе борьбы за переустройство миропорядка и человеческих отношений. Начавшись кровавым катаклизмом Первой мировой войны, переросшей затем в революции и локальные гражданские конфликты в рамках национальных государств, подошел к концу XX в. В научных и интеллектуальных кругах обсуждаются перспективы крушения современной миросистемы и формирования нового миропорядка. «Мир подходит к точке бифуркации, и эффект беспорядочных колебаний будет огромен» – такова доминирующая точка зрения. Окончание холодной войны явилось завершением одной мировой трагедии и началом новых испытаний человечества. Пятидесятилетнее мировое противостояние по социальному признаку, казавшееся всепоглощающей осью мировой политики, явилось на самом деле гигантской ширмой, за которой скрывались и другие, не менее острые конфликты. Сегодня одни авторы (С. Хантингтон) прогнозируют обострение борьбы между нациями и группами, представляющими различные цивилизации; другие полагают, что главной сферой противостояния и конфликтов в XXI в. станут вопросы распределения и контроля над ресурсами, что приведет к новому виду социальной напряженности внутри общества и потенциально – к напряженности международной (Ф. Фукуяма). В свете сказанного совсем не случайным выглядит тот факт, что проблематика конфликтов неоднократно оказывалась в центре внимания различных научных организаций, включая Международную ассоциацию политической науки, объявлявшую 1997 г. годом изучения социального конфликта.
Особую остроту конфликты приобрели в так называемых транзитных обществах, каковыми в конце XX в. стали государства Центральной и Восточной Европы, Россия, государства постсоветского пространства, а также ряд других. Эта конфликтность связана с трудностями кардинальной ломки всей системы общественных отношений, происходящей в этих странах, характером переживаемого ими как экономического, так и политического кризисов, трудными поисками путей выхода из них. Следует признать, что эти процессы застали политологов врасплох. Только недавно стали появляться глубокие исследования причин, форм, типов развертывающихся в политической сфере конфликтов. Отчетливо прослеживается тенденция к политизации большинства современных конфликтов – от производственных до этноконфессиональных, от межгрупповых до межорганизационных, включая межгосударственные.
В последние годы объектом повышенного внимания конфликтологов стали государства Северной Африки и Ближнего Востока, в которых под давлением массовых протестных движений ушли в отставку или были смещены представители коррумпированных правящих элит, долгие годы сохранявших за собой монопольную власть. Феномен «арабской весны» остается предметом ожесточенных теоретических споров и политических дискуссий.
Сказанное означает наличие острой потребности в объяснении происходящих социально-политических процессов, прогнозировании траектории развития возникающих конфликтов, своевременном применении политических и иных технологий по их регулированию и минимизации негативных последствий. Как никогда остро в политической повестке дня стоит вопрос о мерах по ограничению использования насильственных методов разрешения конфликтов, по воспитанию уважительного отношения к иной позиции или точке зрения, но при этом неприятию экстремистских, расистских идей, идеологий и их носителей. В век растущего культурного разнообразия, в условиях глобальной цивилизации ведение комплексных культурных диалогов – это теперь наша судьба [Бенхабиб, 2003, с. 222]. Вместе с тем, как справедливо отмечал бывший президент Международной ассоциации политической науки (МАПН) Т. Лоуи, политологам должен быть ближе пессимистический взгляд на проблему, поскольку «нам, занимающимся политической наукой, следует быть специалистами по изучению патологий. Мы неизбежно являемся функционалистами, но нас должны волновать прежде всего дисфункции; нам больше следует интересоваться противоречиями и побочными последствиями системы, чем тем, как она работает» [Лоуи, 1999, с. 110–111]. Полагаем, что в еще большей степени такая методологическая посылка справедлива для политических конфликтологов.
Теоретико-методологические подходы к исследованию политических конфликтов
Заслуга К. Маркса, создавшего одну из самых влиятельных конфликтологических теорий, заключалась в признании естественной конфликтности социальных отношений и характеристик конфликтов как неизбежного свойства и источника изменения социальных систем. В ней были представлены как структурные компоненты конфликта (объект, предмет, субъекты), так и факторы, влияющие на его формирование и динамику. Несмотря на потерю былой популярности в силу ряда известных слабостей (экономический детерминизм и т.д.), теория классового конфликта К. Маркса содержит важный методологический прием, использующийся в современной политической конфликтологии, – прием доминантного размежевания, т.е. выделения основного противоречия, главного конфликтного раскола (кливажа), играющего значимую роль в идентификации конкретного политического конфликта и выборе способов и методов его урегулирования.
Наследниками основанной К. Марксом структуралистской парадигмы исследования политических конфликтов стали мыслители ХХ в. – Р. Дарендорф, Й. Галтунг, А. Турен. Р. Дарендорф предложил вариант политической трактовки дихотомического отношения классов, взяв за основу заимствованное у М. Вебера понятие господства. Классы, выделяемые по чисто экономическим признакам, являются для Дарендорфа лишь частным случаем феномена класса. Согласно Дарендорфу, общественный порядок поддерживается при помощи процессов, создающих отношения авторитета в различных типах императивно координированных ассоциаций (ИКА), т.е. союзах господства. Последние представляют собой хорошо различимую организацию ролей в системе властных отношений: роли управляющих и управляемых, которые борются и конкурируют между собой за дефицитные ресурсы – власть и авторитет, являющиеся главным источником конфликтов и общественных перемен. Таким образом, социальная действительность служит прообразом этих бесконечно повторяющихся конфликтов по поводу авторитета в различных типах ИКА, из которых состоит социальная система [см.: Дарендорф, 1994 а; Дарендорф, 1994 б; Дарендорф, 2002: Dahrendorf, 1957; Dahrendorf, 1989; Dahrendorf, 2003].
Методологические установки Дарендорфа прослеживаются в рамках так называемой динамической социологии А. Турена. Автор исходит из той же дихотомической модели общества и концентрирует свое внимание на современных формах конфликтов. Вместе с тем общество рассматривается Туреном не через социальную структуру, а через социальную динамику, благодаря чему оно становится историческим движением, историчностью. Необходимо изучать не классы сами по себе, но их отношения как социальных акторов, являющиеся отношениями конфликта между господствующим классом, который служит историчности и использует ее в своих интересах, и подчиненным классом, который сопротивляется этому господству и оспаривает присвоение первым социальной динамики. «Он (господствующий класс) впервые порождает глобальное, культурное, а не только экономическое или политическое сопротивление, которое не является защитой групп или особых социальных интересов, но протестом всех управляемых против технократической доминации», – считает А. Турен [цит. по: Ансар, 1996, с. 118; Турен, 1998].
Норвежский ученый Й. Галтунг известен своей концепцией структурного насилия и структурных конфликтов. Последние становятся следствием структурных диспропорций, порождающих напряжения и насильственные воздействия как на отдельных индивидов, так и на целые социальные группы. Под структурным насилием автор понимает социальную несправедливость в смысле неравного распределения ресурсов и неравных жизненных шансов. В противовес «узкой» концепции насилия, принимающей во внимание только прямое, физическое насилие, он формирует «широкую» концепцию насилия, ориентированную на выяснение как общей природы этого феномена, так и его специфических типов. Структурное насилие является не менее распространенным и значимым, чем прямое (физическое) насилие. Отсюда наиболее эффективным способом разрешения структурных конфликтов является систематическое изменение сети взаимодействий в социальной структуре, т.е. ее реорганизация [см.: Galtung, 1994; Галтунг, 2004].