Политическая наука №2 / 2016. Политическая наука в современной России
Шрифт:
Другим парадигмальным подходом в рамках политической конфликтологии является функционализм, рассматривающий конфликты как функцию человеческого поведения. Основоположник этой парадигмы Г. Зиммель трактовал социальный конфликт не просто как столкновение интересов, но как нечто большее, возникающее на основе инстинктов враждебности. Отсюда конечным источником конфликтов является внутренняя биологическая природа людей, в то время как столкновение интересов лишь обостряет борьбу, но не является ее основной причиной. В отличие от макроконфликтов, исследованных Марксом, Зиммель чаще всего анализировал явления противоположного характера – менее интенсивные и острые конфликты, которые укрепляли прочность и интеграцию системы, стимулировали ее упорядоченные изменения. Вместе с тем он выявил ряд условий, влияющих на остроту конфликта, т.е. на степень прямой конфронтации борющихся партий [Зиммель, 1996].
Наследником Г. Зиммеля в рамках так называемого конфликтного («позитивного»)
В политическую науку конфликтный функционализм был привнесен С. Липсетом [см.: Липсет, 1987]. Последний предпринял анализ путей и способов, с помощью которых ценностные системы и политические институты противостоят конфликтам и служат поддержанию порядка и консенсуса. С. Липсет решительно выступает против преувеличения различий между конфликтной и консенсусной парадигмами. Признание общих ценностных систем, по его мнению, еще не означает снижения уровня внутренних конфликтов. Даже ценности, принятые во всем обществе, могут на практике порождать острую борьбу, революционное и отклоняющееся поведение. Следовательно, одни и те же институты можно рассматривать и как средства интеграции, и как факторы конфликта. Это относится, прежде всего, к политическим партиям и профсоюзам. Неорганизованные люди потенциально являются гораздо большей опорой для революционных и экстремистских движений левого и правого толка, чем те, кто принадлежит к определенным группам. Эмпирические исследования 1950-х годов привели западных политологов к выводу о том, что происходит смещение линий конфликтов с межгрупповых на межличностные (интерперсональные) отношения, и в этом – одно из существенных условий стабилизации современных демократических обществ. Еще одним условием стабилизации плюралистической демократии является так называемое «текучее членство»: члены общества принадлежат к множеству не только действительно существующих, но и потенциальных групп интересов. В концепции Д. Трумена конфликт групп динамизирует политику и социальные изменения. Но сам по себе конфликт всегда содержит в себе тенденцию к равновесию, балансу интересов, а социальная система корректирует структурные диспропорции.
Функционализм оказался весьма плодотворной методологией в исследовании политических конфликтов не только на внутриполитической арене (т.е. в рамках отдельного государства), но и на международном уровне. Возникшие под сильным влиянием бихевиористской методологии общая теория конфликта К. Боулдинга, теория К. Митчелла исходили из общности поведенческих моделей людей вне зависимости от микро- или макроуровня их взаимодействия [см.: Boulding, 1988; Mitchell, 1989]. В конце ХХ в. научный мир столкнулся с более сложной и многообразной политической реальностью, в которой более значимую роль, чем прежде, стал играть культурный фактор как средство идентификации и политической мобилизации. Отражением этой новой реальности стала концепция столкновения цивилизации С. Хантингтона как наиболее вероятного (хотя и далеко не предопределенного) основного конфликта XXI в. [см.: Хантингтон, 2003]. «Подробный, богатый информацией анализ Хантингтона ни в коем случае не является подстрекательским, как можно подумать исходя из призыва автора и названия его книги. Пока ислам остается исламом (а он им останется) и Запад остается Западом (что гораздо проблематичнее), этот фундаментальный конфликт между двумя большими культурными кругами и жизненными формами будет и дальше определять их взаимоотношения, как он определял их на протяжении минувших 1400 лет», – отмечал Р. Дарендорф [Dahrendorf, 2006, s. 211]. Имеется в виду конфликт между либеральным и фундаментально нелиберальным порядком.
Повышенное внимание к макроконфликтам, в особенности к феномену современной войны, включая ее новые, гибридные формы, уделяют также немецкие исследователи, в частности X. Мюнклер [см.: Muenkler, 2003; Muenkler, 2005].
Наряду с изложенными основными конфликтологическими подходами (структурализм и функционализм) большой вклад в исследование политических конфликтов внесли представители историко-сравнительного метода в политической науке, специализировавшиеся на изучении революций и модернизаций, – П.А. Сорокин, Т. Скокпол, Ш.Н. Айзенштадт [см.: Сорокин, 1992; Skocpol, 1979; Айзенштадт, 1993], а также те авторы, которые сегодня пытаются в рамках этой парадигмы («догоняющих революций») осмыслить события 1989–1990 гг. в странах Центральной и Восточной Европы, – Т.Г. Аш, Х. Фишер, У.К. Пройс, К. фон Байме, Ю. Хабермас и др. [см.: Ash, 1990; Fischer, 1990; Preus, 1990; Habermas, 1990; Дарендорф, 1994, s. 39; Rischer, 1993; Beyme, 1992].
Кроме того, проблематика политических конфликтов активно рассматривается в рамках демократических транзитов, большой вклад в изучение которых внесли Ф. Шмиттер, А. Пшеворский, Д.А. Растоу, В. Банс, Р. Саква, Ф. Рюб и др. [см.: Пшеворский, 1993; Банс, 199; Шмиттер, 1996; Рюб, 2003]. Особое внимание здесь уделяется функциональной роли конфликта как механизма поставторитарных трансформаций.
Следует также обратить внимание на ту эвристическую роль, которую в политической теории сыграли труды ведущих европейских социологов и политологов, работающих в рамках постструктуралистской научной парадигмы. Это П. Бурдье, Ж.-М. Денкэн, М. Доган, У. Матц и т.д. [см.: Бурдье, 1993: Бурдье, 1996; Денкэн, 1993; Доган, 1994; Матц, 1992]. «Открытие» этими авторами поля политики как процессирующей структуры со свойственными ей дифференциациями, ассоциациями и диссоциациями политических субъектов способствовали выходу на новый нетрадиционный уровень в трактовке политического конфликта не только как практически-политического, но и теоретического, и символического (культурного) противоборства за доминирование в социальном пространстве и возможность влиять на модификации и трансформации последнего. Несмотря на то что эти работы не исследуют непосредственно политический конфликт, но представляют собой социологический анализ политики, изложенные в них подходы представляются весьма перспективными в отношении интересующей нас проблематики.
Таким образом, история возникновения и развития политической конфликтологии как самостоятельной отрасли политической науки свидетельствует о ее междисциплинарном характере, последовательном вычленении конфликтологических аспектов политической реальности из таких смежных наук, как политическая социология, политическая психология, теория международных отношений, и объединение их в рамках полиструктурной научной отрасли с собственным объектом, предметом и методами исследования.
Было бы несправедливым утверждать, что изучением политических конфликтов в России занялись только в 90-х годах ХХ в. Автор книги и докторской диссертации, защищенной в 2007 г. в Москве по теме «Становление социологии конфликта в России (теоретико-методологические и институционально-организационные основы)», С.Л. Прошанов убедительно показал, что в нашей стране социологическое знание о конфликтах начало формироваться еще в XIX в. в русле мировой тенденции, хотя и имело свои отличительные черты. На базе библиографического и наукометрического анализа динамики ежегодного количества публикаций по проблеме конфликта исследователь выделяет два больших периода: прединституциональный (с 60-х годов XIX в. до 1991 г.) и институциональный (с 1991 г. по настоящее время) и четыре этапа зарождения и становления конфликтологии как науки [Прошанов, 2008, с. 9].
Первый этап – с 1860– х годов по 1917 г. – был связан как с усвоением привнесенных с Запада идей О. Конта и К. Маркса, распространение которых было связано с надеждами передовой русской интеллигенции на социальные перемены в российском обществе, так и с идеями пионеров российской социологии конфликтов, таких как Я. Юделевский, П. Сорокин, А. Звоницкая.
Несмотря на то что идеи революции и классовой борьбы нашли живой отклик в России (Н.К. Михайловский, П.Л. Лавров, русские марксисты), тем не менее они не были однозначно восприняты всем научным сообществом. С 1890-х годов началась конфронтация между теорией марксизма и немарксистскими учениями (М.М. Ковалевский, Н.И. Кареев, В.М. Хвостов и др.), фактически отразившая и общемировой тренд, вылившийся в 50-е годы XX в. в борьбу двух научных школ – диалектического и структурно-функционального анализа – и завершившийся созданием общей теории конфликтов, где были восприняты от одной из школ – идея борьбы, возникновения и разрешения противоречий как источника социального развития, а от другой – идея равновесности, устойчивости, связей, компромисса и консенсуса на основе общих норм в социальных отношениях.
Вместе с тем российской общественной мысли вообще и конфликтологической мысли в частности была присуща самобытность, а в некоторых своих действиях и открытиях она не раз опережала западную науку. Например, еще в начале ХХ в. во время организации Русской высшей школы общественных наук в Париже (при Парижской всемирной выставке) в 1900–1902 гг., основателями которой стали российские социологи М.М. Ковалевский и Е.В. Роберти, для почти 500 слушателей читался курс «Мирное разрешение народных конфликтов». В 1910 г. российский социолог Я.Л. Юделевский (1868–1957) пишет книгу «Социальные антагонизмы и классовая борьба в истории» [Делевский (Юделевский), 1910], где возводит в абсолют и наделяет признаками борьбы весь живой и неживой мир, разделяет понятия «антагонизма» и «борьбы», групповые и индивидуальные интересы; выделяет стадию осознания противоречия, присутствия инцидента в поведении конфликтантов, который открывает путь к конфронтации; подходит к типологизации конфликтов по характеру интересов, в том числе и политических. Тем самым он предвосхитил идеи американского социолога К. Боулдинга, который в 1950-е годы фактически повторяет основные постулаты российского ученого. Юделевский предвосхищает и общеизвестный «Зиммелевский парадокс» – уступи сильному сопернику.