Политическая наука №2 / 2016. Политическая наука в современной России
Шрифт:
В перечне благоприятных факторов развития направления следует упомянуть также довольно быстрое формирование профильной сети исследователей. Институционализирующими центрами стали Москва, Санкт-Петербург, Пермь (усилиями В.П. Мохова), а также Исследовательский Комитет РАПН «Политические элиты». Не случайно на всех конгрессах РАПН проблематика изучения политических элит и лидерства, как правило, выделялась в качестве самостоятельного направления. Особо следует выделить работу ежегодного семинара «Социологические проблемы институтов власти в условиях российской трансформации», который проводит Социологический институт Санкт-Петербурга совместно с РАПН с 2001 г. Благодаря настойчивости и компетентности А.В. Дуки этот формат сыграл существенную роль в консолидации элитологического сообщества. Система эффективных профессиональных сетей стала матрицей развития элитологии.
Первое в нашей стране исследование – причем эмпирическое – было осуществлено еще в советское время: под руководством профессора А.А. Галкина в Институте конкретных социальных исследований (ИКСИ) АН СССР в начале 1970-х годов. Предметом исследования были динамика изменения и эволюция различных групп правящей элиты США, Великобритании и Германии 1950-х – 1960-х годов. Результаты были опубликованы А.А. Галкиным в Ежегоднике «Рабочий класс в мировом революционном процессе» и частично – в совместной с Бурлацким книге «Современный левиафан» [Бурлацкий, Галкин, 1985].
В том же году вышла книга другого видного ученого Г.К. Ашина, содержавшая анализ развития концепций элит в западной политической науке [Ашин, 1985] и положившая начало системному изучения теорий элит в нашей стране.
В течение последующих трех десятилетий изучение элит претерпело значительную эволюцию. Начало 1990-х годов ознаменовалось возраставшими по численности, но невысокими по качеству и крайне фрагментарными с точки зрения методологических и теоретических аспектов публикациями. Следующее десятилетие было посвящено освоению потенциала классических и современных западных теорий элит и интенсивному накоплению эмпирических данных относительно процессов рекрутирования и ротации отечественных элит. В конце 1990-х годов стали появляться систематизированные исследования. Произведенная усилиями А.В. Дуки и его коллег в 2001 г. своеобразная «инвентаризация» сделанного в элитологии с 1990 по 2000 г. включила 460 источников; к концу первого десятилетия нового века это количество превысило 1000. Однако изменения не ограничились количественными показателями: возросло не только число исследователей – сформировалось несколько точек роста субдисциплины [Ашин, 2005, с. 239].
Важным содержательным фактором становления элитологии, структурировавшим ее проблемное поле, стала дискуссия по ключевым теоретическим и методологическим сюжетам: содержание концепта «элита» и возможности его использования в методологическом и прикладном аспектах [Гаман-Голутвина, 1996]. В упомянутой дискуссии можно выделить для аспекта. Первый касается широкой и узкой интерпретации термина «элита». Сторонники «широкой» трактовки полагают, что элита – это высшая страта, существующая в любой системе социальной стратификации, определяющая функционирование и развитие общества в целом или отдельных его подсистем и выступающая ключевым субъектом выработки норм и ценностей общества. В узком смысле концепт «элита» используется для характеристики управленческой, политико-административной категории [Ашин, 2008].
Есть и иные трактовки «узкого» и «широкого» понимания термина «элита». Согласно первому, элита есть исторический социальный субъект, рождающийся в Новое время. Согласно другой позиции, возможно использование термина в более широком значении: элита – это социальная константа всех эпох, сообщество лиц, осуществлявших управление на различных этапах политической эволюции [Мохов, 2007.]. В частности, очевидно, что возникновение и генезис института государства были сопряжены с формированием аффилированной с ним социальной категории, осуществлявшей функции управления. Исследование закономерностей обретения и удержания власти, особенностей рекрутирования и ротации составляет предмет элитологии как комплексной научной дисциплины. Важным этапом дискуссии стало выделение отдельных категорий в структуре элиты (политическая, экономическая, духовно-идеологическая, профессиональные) [Гаман-Голутвина, 2013].
На наш взгляд, востребованность широкой трактовки элиты объясняется тем, что выявление атрибутивных характеристик элит вызывало включение в орбиту рассмотрения их генезис: очевидно, что процесс формирования субъекта определяет его сущность. И в этом случае оказывается востребованным обобщающий понятийный конструкт, пригодный для «кросстемпорального» исследования, открывающего возможности выявления атрибутивных характеристик. Комментируя упомянутый сюжет дискуссии, можно отметить, что монополия той или иной позиции вряд ли оправдана; использование того или иного методологического подхода зависит от конкретных исследовательских задач и избранной методологической системы координат. А.В. Дука показал, что в эмпирических и теоретических исследованиях властных элит возможны три невзаимоисключающих типа исследований. Во-первых, элиты могут быть представлены как функциональные группы. Во-вторых, элиты могут быть проанализированы как определенный социальный слой. В-третьих, элиты могут быть рассмотрены как институты. Каждый из указанных вариантов исследований тяготеет к определенным теоретическим основаниям и обладает собственными объяснительными возможностями и ограничениями [Дука, 2005].
Второй сюжет профильной дискуссии касался соотношения ценностного и структурно-функционального подходов к дефиниции. Во многом диссонирующее звучание термина было определено слабой укорененностью функционального подхода в отечественной политической мысли [Тощенко, 2008].
Для прояснения теоретических контекстов элитологии существенное значение имели публикации Г.К. Ашина, который подверг детальному анализу теоретический потенциал классической и современной элитологии, предложив ряд продуктивных подходов к систематизации эвристического потенциала этого наследия [Ашин, 2006]. Предметом исследований в работах Ашина стали содержательная и функциональная специфика элитологии в системе социального знания; генезис элитологии и ее типология; методологические установки элитизма; история российской и американской элитологии. Существенное внимание Г.К. Ашин уделил исследованию возможностей совмещения элитистской парадигмы с демократической, изучению истории, теории и практики элитного образования в США и европейских странах.
Близка этому подходу тематика работы А.П. Кочеткова, который рассматривает исторические и современные практики взаимодействия элитных и массовых групп на различном материале, уделяя особое внимание влиянию элит на характер политического режима применительно к российским реалиям в условиях перехода мирового сообщества в глобально-информационное общество [Кочетков, 2009].
Вклад В.Г. Ледяева в прояснение теоретических аспектов дискуссии определяется, прежде всего, содержащимся в его работах основательным анализом классических и современных концепций власти [Ледяев, 2000; Ледяев 2008; Ледяев, 2010; Ледяев, 2012]. В последних по времени публикациях В.Г. Ледяев обращается также к анализу современного российского политического режима. Осуществленный с помощью трех базовых концептов – господства, конфигурации форм власти и эффективности власти, – этот анализ выявляет противоречивость административно-политического класса в качестве субъекта политического господства.
Существенным результатом данной дискуссии можно считать консенсус большинства исследователей (О.В. Гаман-Голутвина, А.В. Дука, Н.Ю. Лапина, В.Г. Ледяев, А.Е. Чирикова и др.) относительно необходимости отказа от использования нормативного критерия в определении элиты в пользу аналитического подхода в рамках социологических и политических исследований [Гаман-Голутвина, 1996; Дука, 2005; Чирикова, 2008], что способствовало продвижению в изучении процессов элитогенеза.
Следует признать безусловно продуктивными усилия А.В. Дуки по разработке институционального подхода в политико-социологическом анализе властных элит [Институционализация… 2003; Проблемы институционализации… 2003; Элита третьего пути… 2006]. Институционализацию он рассматривает, во-первых, как способ обретения новыми властными группами финансового положения, необходимого для создания социальной дистанции, символических механизмов идентификации и демаркации; во-вторых, как сплочение элиты в условиях разрушения идеологии и механизмов сдерживания конкурирующих групп; в-третьих, как снижение неопределенности во внутригрупповом и межгрупповом взаимодействии на фоне ослабления традиционных для сообщества нормативных регуляторов. Исследования А.В. Дуки показали, что институциональный фактор связан с общим институциональным дизайном и возникновением структуры институциональных возможностей для появления и закрепления новых институтов. Структурный контекст институционализации властных групп определяет возможности элиты обеспечивать себе легитимизацию, социальную поддержку и социальную базу своего воспроизводства, а борьба за ресурсы выступает необходимым элементом процесса институционализации. При этом монополизация власти является не столько следствием привычки монопольно управлять, сколько необходимостью институционализации элиты: последняя должна структурировать социальное и политическое пространство «под себя». Представляет интерес также выявление в работах А.В. Дуки функций коррупции в процессе институционализации элиты.
Основатель пермского центра элитологических исследований В.П. Мохов сосредоточил усилия на анализе трансформации проблемного поля элитистских исследований. Мохов разделяет подход Г.К. Ашина в его различении понятий элитизма и элитаризма. На основе изучения современной литературы В.П. Мохов выделил шесть основных значений понятия «элитизм», присутствующих в современном научном дискурсе [Властные элиты… 2004]. В настоящее время В.П. Мохов работает над уточнением критериев циркуляции элит [Мохов, 2014].