Политическая наука №2 / 2016. Политическая наука в современной России

Коллектив авторов

Следует отметить, что схожие выводы были получены на материалах и других эмпирических проектов. Так, на протяжении нескольких лет было осуществлено наиболее масштабное в стране исследование депутатского корпуса постсоветской России, которое было частью общеевропейского проекта «Парламентское представительство в Европе. 1848–2014», в орбиту которого было вовлечено более 20 европейских стран. Предметом исследования в рамках этого проекта стало парламентское представительство на национальном уровне; при этом предмет исследования был рассмотрен в процессе полуторавековой эволюции. Автор этих строк была руководителем российской части проекта, предполагавшей исследование особенностей российского парламентаризма. По итогам реализации проекта было опубликовано несколько монографий за рубежом [Best, Cotta, 2007; Gaman-Golutvina, 2014] и в России. Исследование показало, что во всех созывах Государственной Думы ФС РФ удельный вес предпринимателей не только многократно превышал удельный вес этой категории в социальной структуре населения и удельный вес других профессиональных категорий в российской Думе, но также превышал соответствующие европейские показатели и определял доминирование в

России функционального представительства по сравнению с территориальным и партийным [Gaman-Golutvina 2014; Гаман-Голутвина, 2006 б; Пляйс, Гаман-Голутвина, 2006]. Аналогичные данные на другом материале получил выдающийся отечественный исследователь С.П. Перегудов [Перегудов, 2011].

Интенсивный интерес крупного бизнеса к политике побудил исследователей к изучению корпоративных элит [Кочетков, 2012], а активное вхождение бизнеса в региональные управленческие структуры стимулировало исследовательский интерес к отношениям крупнейших игроков региональной политики – власти и бизнеса, что стало предметом изучения в работах Н.Ю. Лапиной и А.Е. Чириковой [Лапина, Чирикова, 2000]. Исследование системы отношений региональных властей и групп интересов [Особенности активности групп… 2000] дало основание Н.Ю. Лапиной выделить четыре основных модели отношений властных элит регионов с элитой бизнеса (модели «патронажа», «партнерства», «приватизации власти», «борьба всех против всех»), подвергнув детальному анализу использовавшиеся игроками ресурсы и технологии [Лапина, 1997]. А.Е. Чирикова идентифицировала в качестве наиболее распространенного типа организации власти в российских регионах модель корпоративно-бюрократической полиархии, выделив основные типы управленческих команд областных администраций (интегрированные, фрагментированные и коалиционные). Подтвердив доминирование неформальных практик, Чирикова отметила, что в 2000-е годы модель явного доминирования неформальных практик в управлении региональными процессами сочетается с моделью «двойного действия», при которой формальные и неформальные практики сосуществуют одновременно и дополняют друг друга [Чирикова, 1997]. Результаты своих многолетних исследований региональных элит А.Е. Чирикова обобщила в работе «Региональные элиты» [Чирикова, 2010].

В недавних работах А.Е. Чирикова, В.Г. Ледяев и Д.Г. Сельцер обратились к эмпирическому изучению организации власти в малых городах на примере двух небольших городов Пермского края. Исследование показало, что структура власти очень узка (имеет элитистский характер). Конфигурация наиболее влиятельных акторов в городах отражает доминирование двух групп – руководства исполнительной власти и представителей крупного бизнеса. В этой паре лидирует политическая (административная) элита. Ключевыми фигурами являются мэры, хотя в иных городах вполне вероятно лидерство руководителей районных администраций, обладающих сопоставимыми или большими ресурсами влияния. Крупный бизнес остается значимым актором городской политики. Возможности и политический потенциал других групп весьма ограничены; при этом они существенно варьируются и могут меняться в зависимости от персональных характеристик их представителей. Взаимодействие между акторами весьма разнообразно, динамично и обусловливает возможность складывания различных видов коалиций. Коалиции оказались весьма распространенными, довольно прочными и вполне эффективными. Таким образом, несмотря на авторитарную природу российского политического режима, накладывающую ограничения на различные аспекты городской политики, локальные акторы сохраняют значительную автономию [Ледяев, Чирикова, 2015; Ледяев, Чирикова, Сельцер, 2014 а; Ледяев, Чирикова, Сельцер, 2014; Чирикова, Ледяев, Сельцер, 2014 б].

Осуществленное А.В. Дукой и его коллегами по Социологическому институту в Санкт-Петербурге изучение ценностных ориентаций региональных элит (на примере санкт-петербургского и ленинградского властных сообществ) [Власть и элиты, 2012; Властные структуры… 2012; Российские властные институты… 2011; Региональные элиты… 2011; Российская региональная элита… 2002] позволило определить основные дифференцирующие переменные: принадлежность к поколению, условия семейной социализации, профессиональная социализация и опыт деятельности во властных структурах. Исследователями выявлена связанность политических и экономических ориентаций; определено (при сравнении с данными массовых опросов), что в целом элита, по сравнению с населением, в большей степени ориентирована на рыночные механизмы в экономике. Однако уровень терпимости в отношении политических оппонентов остается достаточно низким; пока рано говорить о наличии единых, разделяемых большинством региональной элиты ценностей; политическая культура остается весьма гетерогенной.

Содержательная «объемность» отечественной региональной элитологии определена тем, что объектом анализа стали также идеологические инструменты легитимации власти региональных лидеров эпохи 1990-х годов (работы А.К. Магомедова) [Магомедов, 2000; Магомедов, 2012]. Целый ряд существенных аспектов – характеристики местных элит, исторические аспекты формирования региональных властей в стране – стали предметом исследований В.П. Мохова [Мохов, 2012; Мохов, 2010; Мохов, 2008; Мохов, 2003]. На конкретном историческом материале В.П. Моховым проведен социополитический анализ динамики региональной номенклатуры России за послевоенный период. На основе статистического анализа социальных характеристик, биографий и карьерных стратегий региональных руководителей выявлены основные тенденции социальной динамики данной группы по основным социально-демографическим параметрам, образованию, а также параметрам политической социализации.

Несомненно, региональные элиты представляют собой наиболее основательно изученный сегмент российских элит. Особенностью данных исследований стала множественность использовавшихся методов: глубинные неформализованные интервью, экспертные и массовые опросы, case-studies, анализ биографий, включенное наблюдение и др.

Существенное значение для системного осмысления темы имел первый в отечественной элитологии проект по изучению политического

класса. Эта тематика крайне редко встречается и в мировой науке – не случайно изданная в 2012 г. по итогам проекта монография стала первой и пока единственной в России по данной теме [Гаман-Голутвина, 2012]. Политический класс в данной монографии определяется как сообщество лиц, профессионально работающих в сфере политики. Иначе говоря, политический класс есть сообщество людей, живущих «для политики» и «за счет» политики [Вебер, 1990], что существенно отличает их от политиков «по случаю» и от политиков «по совместительству». Полагаем, что структура политического класса представляет собой концентрические круги, окружающие ядро, в качестве которого выступает политическая элита. Последняя являет собой многосоставное образование, включая высший эшелон исполнительной, законодательной и судебной властей; участвующих в политике влиятельных предпринимателей; немногочисленных в современном обществе представителей аристократии; экспертов высокого уровня; немногочисленных влиятельных представителей медиасферы. В качестве «спутников», располагающихся на окружающих ядро орбитах, выступают различные категории политического класса: управленческая бюрократия среднего уровня – центральная, региональная и местная; политические эксперты; политические консультанты; политические технологи; партийные функционеры; профессиональные лоббисты; высший эшелон групп давления; политические журналисты. Доминирование той или иной категории определяется политической конфигурацией государства, историческими традициями политического развития. Знание состава политического класса информативно: он многое может дать для понимания сущности политического режима. При этом границы самого политического класса размыты, а грани между его отдельными категориями предельно подвижны. Общность политического класса и политической элиты определяется их локализацией в сфере политики; в качестве критерия их различения выступают их функции в процессе принятия решений: политическая элита является непосредственным субъектом принятия решений, тогда как в задачи политического класса входит сопровождение этого процесса.

Данное исследование сочетало изучение теоретико-методологических аспектов и рассмотрение конкретных сегментов политического класса, включая его ядро – политическую элиту. Другой особенностью данного проекта было сочетание теоретического и компаративного анализа с эмпирическими методами (социологические, статистические, компаративные).

Политико-компаративные исследования элит

В свое время Г.-В.-Ф. Гегель писал, что сущность лучше всего познается при пересечении ее пределов, т.е. углубленное познание предполагает сопоставление сущности с тем, что ею не является. Не случайно сравнительный метод в политической науке является одним из наиболее востребованных. Приведем интересный факт: на состоявшейся в 2015 г. 111-й Ежегодной конференции Американской ассоциации политической науки порядка 40 % исследований было так или иначе выполнено в рамках сравнительной политологии.

В нашей стране компаративное изучение элит представлено, к сожалению, немногими авторами, что объясняется, по-видимому, организационными и иными сложностями в проведении политико-компаративных исследований. Однако, несмотря на немногочисленность, данное направление перспективно. Объектом изучения выступали политико-административные элиты и административные реформы; элиты массмедиа; персональный состав национальных легислатур; отношения центра и регионов; политические элиты постсоветских стран и стран БРИК; модели политического лидерства.

Хронологически первым политико-компаративным исследованием стало кросстемпоральное исследование [Гаман-Голутвина, 2006]. В целом данный формат очень редок. К сожалению автора этих строк, в отечественной компаративистике оно остается, пожалуй, единственным исследованием такого рода. Реализация эвристически сложных исследовательских задач, касающихся компаративной идентификации причинно-следственных связей в формировании властных сообществ, предполагала использование целого ряда стратегий и методов, прежде всего формата кросстемпорального анализа. Масштабное исследование эволюции властных сообществ России на протяжении периода почти в 1000 лет включало построение теоретической модели анализа, позволяющей сопоставлять различные по ряду существенных признаков, но единые по структурно-функциональным характеристикам модели элитообразования; идентификацию и сравнительный анализ механизмов и каналов рекрутирования властных групп в рамках различных форм отечественной государственности (Киевская Русь, Московское государство, Российская империя, СССР, Российская Федерация) с обоснованием единиц анализа; выявление моделей рекрутирования в различных социальных контекстах; определение базовых внутренних противоречий, влияющих на трансформацию властных групп и их последующую эволюцию; сравнительное изучение персонального и качественного состава властных групп, их структуры и внутриэлитных отношений на каждом этапе эволюции; выявление причинно-следственных связей и общих закономерностей эволюции властных групп, трансформационных тенденций и перспектив дальнейшего развития.

Благодаря изысканиям Р.Ф. Туровского, осуществившего изучение системы отношений центр – регионы в контексте сравнительного анализа российского и мирового опыта, сравнительные российские региональные исследования были «вписаны» в мировую палитру изучения центр – региональных отношений [Туровский, 2006 а; Туровский, 2006 б]. Были исследованы особенности российской модели отношений центр – регионы, которые заключаются в изменчивости баланса этих отношений. Одной из ключевых институциональных предпосылок для изменчивости этого баланса стала расплывчатость положений российской Конституции 1993 г., которая отличается от всех принятых в ХХ в. конституций федеративных государств тем, что устанавливает только общие рамки отношений центр – регионы. Это позволяет федеральной элите периодически менять систему этих отношений [Туровский, 2006 б, с. 226–227]. Р.Ф. Туровский в ряде работ представил детальный анализ этапов эволюции отношений центр – регионы, содержания и специфики этой эволюции.