Политическое цунами
Шрифт:
Заговорил ли кто-то всерьез о необходимости подвести черту под эпохой Модерна?
Да, безусловно. Об этом всерьез заговорили со времен первых докладов Римскому клубу [144] , обосновывая невозможность далее жить по правилам Модерна фундаментальными глобальными ограничениями (нагрузкой на экологию планеты, исчерпанием невозобновляемых ресурсов и так далее). Никто не собирается обвинять Римский клуб в сознательной мистификации. Разумеется, экологические проблемы, проблемы ресурсов невероятно остры. И, тем не менее, сводится ли все только к объективной остроте этих проблем? Или же мы имеем дело еще и с чем-то другим?
144
144 Meadows D. et.al. The Limits to Growth. N.-Y.: Universe Books, 1972;
Это «другое» достаточно очевидно. Просто не все хотят поставить вопрос ребром. Рискнем это сделать, оговорив, что мы сознательно заостряем проблему в рамках обсуждения одной из возможных гипотез. Не более того, но и не менее.
В рамках Модерна, принятого на вооружение сейчас новыми великими странами, такими, как Индия и Китай, речь идет о неотъемлемом праве всех развившихся национальных государств обеспечить своим гражданам — в качестве приза за ускоренное развитие — высокий жизненный уровень. Предположим, что великим развивающимся странам удастся, успешно осуществляя свой национальный Модерн в рамках Модерна всечеловеческого, предоставить своим гражданам (пусть и в отдаленной исторической перспективе) все то, чем обладает сейчас гражданин Европы или США. Ну, например, отдельный коттедж, две машины на семью и так далее.
Что в этом случае произойдет с невозобновляемыми ресурсами? С бензином, который надо залить в новые 6–7 миллиардов машин? С энергией, которую надо откуда-то добыть для того, чтобы обеспечить правильное функционирование 2–3 миллиардов новых коттеджей?
Вот очевидная, но не обсуждаемая стратегическая проблема.
Но есть и проблема менее стратегическая, но обладающая определенным прагматическим значением.
Модерн как историческая эпоха обладает определенными правилами или законами. Один из этих законов — закон неравномерного развития. Молодые национальные государства, успешно играющие по правилам Модерна, рано или поздно догоняют и обгоняют ранее лидировавшие старые государства. Так, к началу Первой мировой войны молодое германское государство стало догонять и обгонять старого лидера — Британскую империю.
На сегодняшний день старый лидер, справедливо завоевавший ключевые позиции в рамках правил игры, задаваемых эпохой Модерн, — Соединенные Штаты Америки.
Но правила игры таковы, что не может не появиться молодого лидера. Таким лидером на глазах всего мира становится Китайская Народная Республика, которая, в свою очередь, оглядывается на еще одного крупного молодого игрока — Индию.
В подобной констатации нет ни грамма алармизма, нет никакой попытки демонизировать происходящее. Это так потому, что так устроен мир. Потому, что в рамках этого устройства мира, то есть в рамках Модерна, молодое мощное успешное государство обязательно начнет обгонять лидера.
Вопрос в одном — как поведет себя лидер? Что он сделает, если правила эпохи Модерна обязуют его передать эстафету лидерства, а он этого не хочет и не может сделать? Не возникнет ли соблазна кардинально изменить правила? При том, что усталость Модерна позволяет в принципе это сделать.
Перейдем от этих общих построений к интересующему нас феномену разогрева Большой исламской дуги.
В Соединенных Штатах существовали и существуют две главные стратагемы.
Одна — это стратагема, условно говоря, республиканской партии, или «фирменное блюдо имени Генри Киссинджера», согласно которому Ближний Восток держится на следующих китах: Израиль, Египет, отчасти Турция — и на стабильных военных режимах, про которые давно говорилось: «Сукин сын, но наш сукин сын»,
Другая стратагема, лежащая в основе игры, условно, демократической партии, или «фирменное блюдо имени Збигнева Бжезинского», состоит в том, что Соединенным Штатам для того, чтобы играть на всех «мировых полянах», нужен радикальный исламизм.
Разумеется, нельзя сводить каждую стратагему не только к имени отдельного, сколь угодно влиятельного, политического стратега, но и к одной из главных политических партий. Позволяя себе подобное упрощение, мы просто хотим сделать картину несколько более ясной. При том, что стратагемы действительно существуют. И их привязка к определенным фигурам и политическим субъектам не столь важна, как факт наличия стратагем.
В чем разница между этими стратагемами?
Одна из них (для упрощения будем называть ее «киссинджеровской») говорит о том, что Соединенным Штатам нужен новый мировой порядок, что они воспринимают господство как порядок. То есть как своего рода Четвертый Рим.
Любой мировой лидер мечтает об установлении мирового порядка. США мечтали установить свой мировой порядок на протяжении всей второй половины XX века. После распада СССР у США возникли реальные возможности осуществить эту мечту. Но оказалось, что за ее осуществление надо заплатить слишком высокую цену. И что американский народ, вкусивший от комфорта и безопасности, платить такую цену не хочет.
Ведь что такое новый мировой порядок по модели Четвертого Рима? Это римские легионы во всех провинциях и некий план, предлагаемый Римом для провинций и именуемый «Pax Romana». После Второй мировой войны у США хватило драйва на то, чтобы разместить свои легионы в провинциях под названием Япония и Германия. И предложить этим провинциям аналоги «Pax Romana» в виде планов Макартура и Маршалла.
К моменту ввода американских войск в Ирак оказалось, что аналогичного «Pax Romana» для Ирака у США нет. Кроме того, оказалось, что нужно слишком много легионеров для новых провинций даже в рамках Большой исламской дуги. Нужно не только держать 300–400 тысяч солдат в Ираке. Нужно вводить 500–600 тысяч солдат в Иран (потому что без этого любые бомбардировки — это просто верх кретинизма). Нужно предуготовиться к введению аналогичного контингента в Пакистан. И так далее.
Выяснилось, что США этой нагрузки выдержать не могут и не хотят. Что американский народ не хочет иметь трехмиллионную сухопутную армию, потому что это армия с обязательным призывом.
Итак, Соединенные Штаты поняли, что они стать Четвертым Римом не могут. Что делать? Отказаться от мирового господства?
Во-первых, никто, обладая мировым господством, не откажется от него только потому, что обеспечивать такое господство трудно.
Во-вторых, США капитализировали мировое господство, превратили его в сверхвыгодный и сверхнеустойчивый бизнес-проект. Основанный на двух факторах — печатном станке и авианосцах. Печатный станок позволяет финансировать создание новых авианосцев, а новые авианосцы охраняют прерогативы печатного станка.
Это вовсе не означает, что нет высокоэффективной американской индустрии и американских технологий, великолепного американского хозяйственного комплекса в целом. Но доля этого комплекса в мировом хозяйстве уже иная, нежели 60 лет назад. И эта доля неуклонно уменьшается.
Невозможность обеспечить мировое господство по модели Четвертого Рима не может не породить в определенной части американской элиты (той, которую мы условно связали с именем Бжезинского) стремления к обеспечению мирового господства по другой модели — модели нового Карфагена. Если нельзя установить новый мировой порядок, то можно создать управляемый беспорядок и обеспечить в рамках этого беспорядка господство. Пусть неустойчивое и проблематичное, но господство.