Политика доброты. Сборник.

Гьяцо Тензин

Д. Л.: Оказаться в положении беженца — это очень полезно. Вы становитесь ближе к реальности. Когда я был Далай Ламой в Тибете, то старался смотреть на мир реалистично, однако каким-то образом обстоятельства сложились так, что между мной и окружающим миром возникла некоторая дистанция. Я так думаю. Я был несколько оторван от реальности. А потом я стал беженцем. Что ж, очень хорошо. Это была замечательная возможность набраться опыта, развить в себе решимость, или, иначе говоря, внутреннюю силу.

Дж. А.: Когда Вы стали беженцем, что помогло Вам обрести эту силу? Была ли это утрата высокого положения? Потеря страны? Тот факт, что все вокруг Вас страдали? Были ли Вы в этот момент призваны вести свой народ иным путем по сравнению с тем, к которому были привычны?

Д. Л.: Изгнание из родной страны — это на самом деле отчаянная, опасная ситуация. В этот момент

всем приходится иметь дело с реальностью. Это не то время, когда нужно притворяться, что все вокруг замечательно. Это нечто особенное. Вы чувствуете свою вовлеченность в реальную жизнь, принадлежность к-.реальности. В мирное время все идет гладко. Даже если возникает проблема, люди притворяются, что все в порядке. Во •время переломных периодов, таящих в себе угрозу, нет смысла притворяться, будто все хорошо. Вы должны принять тот факт, что дела обстоят плохо. Плохо — это плохо. Так, когда я покинул Норбулинг, нам угрожала опасность. Мы шли в непосредственной близости от армейских бараков китайцев. Они были расположены на другом берегу реки — там же, где китайский дозорный пост. Видите ли, за две-три недели до нашего бегства мы получили точную информацию о том, что китайцы находятся в полной боевой готовности. Они собирались нас атаковать. Это был всего лишь вопрос конкретного дня и часа.

Дж. А.: В тот момент, когда Вы переправились через реку Кьячи и встретили ожидавшую вас группу партизан кхампа, взяли ли Вы на себя прямое руководство дальнейшими действиями? Кто, к примеру, принимал решения во время Вашего бегства?

Д. Л.: Как только мы покинули Лхасу, была создана внутренняя группа для обсуждения всех возникающих моментов, комитет. В него входили я и еще восемь человек.

Дж. А.: Принадлежала ли Вам идея принимать решения сообща?

Д. Л.: Да. Те, кто остался в Лхасе, также создали Народный комитет. Что-то вроде революционного совета. Конечно, с точки зрения китайцев, это был контрреволюционный комитет. Понимаете, эти люди были избраны народом в течение нескольких дней... Комитет был учрежден, им принимались все самые важные решения. Кроме того, я отправил письмо в этот комитет, подтверждая его право на существование. Наш маленький комитет — комитет тех, кто бежал вместе со мной, — обсуждал практические моменты каждую ночь. Изначально, как Вы знаете, мы планировали создать штаб в Южном Тибете. Кроме того, в разговоре с Пандитом Неру — я думаю, это было 24 апреля 1959 года — я упомянул о том, что мы учредили временное правительство Тибета, переместив его из Лхасы в Южный Тибет. Я обронил это мельком при личной встрече с премьер-министром. Он не на шутку всполошился. (Смеется.) «Мы не признаем ваше правительство», — заявил он. И это несмотря на то, что наше правительство было сформировано, пока мы еще не покинули Тибет, а в момент беседы я уже находился в Индии...

Дж. А.: Я бы хотел задать Вам вопрос о Вашем воплощении как бодхисаттвы бесконечного сострадания Авалокитешвары (тиб. — Ченрезиг). Что Вы сами думаете об этом? Есть ли у вас какое-либо определенное мнение на этот счет?

Д. Л.: Мне сложно дать точный ответ на Ваш вопрос. Я не смогу утверждать наверняка, если только не приложу к этому медитативное усилие, то есть не прослежу свою жизнь в обратном порядке — дыхание за дыханием. Мы верим, что существует четыре типа перерождений. Первый — обычный, когда существо не в силах определить свое будущее рождение. Тогда перевоплощение зависит от природы прошлых деяний. Противоположностью такого перерождения является всецело просветленный Будда, который просто манифестирует себя в физической форме для оказания помощи другим. В таком случае нет никаких сомнений, что данный человек — Будда. Третий тип перерождения — это когда человек благодаря духовным достижениям прошлого имеет право выбора или, по крайней мере, обладает возможностью воздействовать на условия своего следующего перерождения, место и ситуацию. Четвертый тип называется «благословенной манифестацией». При таком перерождении человек обладает благословением творить благие деяния, оказывать помощь, превышающую его нормальные возможности, например передавать религиозное учение. Для того чтобы переродиться таким образом, человек в предыдущей жизни должен обладать очень сильным желанием помогать другим. Тогда он обретает необходимую силу. Несмотря на то что некоторые из этих типов перерождений видятся мне наиболее вероятными, я не могу вам точно сказать, к какому из них отношусь.

Дж. А.: Традиционно Вы считаетесь воплощением божества сострадания Ченрезиг. Что Вы думаете об этой своей роли? Немногие из людей считались божественными в том или ином роде. Является эта роль для Вас бременем или отрадой?

Д.

Л.: Она весьма полезна. Через эту роль я могу приносить большую пользу людям. Именно поэтому она мне нравится: я хорошо себя в ней чувствую. Ясно то, что она приносит пользу людям и что между мной и этой ролью существует кармическая связь. Кроме того, очевидно и то, что здесь также присутствует кармическая взаимосвязь с тибетским народом в частности. Вам может показаться, что при существующих обстоятельствах мне очень повезло. Однако за «везеньем» стоят реальные причины или основания. Здесь действуют кармическая сила моей возможности взять на себя роль и сила моего желания сделать это. В связи с этим существует высказывание великого Шантидевы в его «Вступлении на путь деяний бодхисаттвы»: «До тех пор пока существует пространство, пока непрерывны странствия в круговерти бытия, пусть буду существовать и я, устраняя их страдания». У меня есть такое желание в этой жизни, и я знаю, что оно присутствовало и в прошлых жизнях.

Дж. А.: При такой необъятной цели в качестве мотивации, как Вы справляетесь с наличием определенных личностных границ, с ограниченностью своих человеческих возможностей?

Д. Л.: Я опять отвечу словами Шантидевы: «Если даже благословенный Будда не может ублажить всех чувствующих существ, то как могу я?» Даже просветленное существо, обладающее безграничным знанием, силой и желанием спасти всех остальных от страданий, не может уничтожить индивидуальную карму каждого существа.

Дж. А.: Этот ли подход позволяет Вам не поддаваться своим чувствам, видя страдания шести миллионов тибетцев, за которых Вы на определенном уровне несете ответственность?

Д. Л.: Моя мотивация направлена на всех чувствующих существ. Однако в том, что, во вторую очередь, я был направлен для оказания помощи тибетцам, даже нет вопроса. Если проблема поддается решению, если в данной ситуации вы можете что-то сделать, то тогда нет повода для беспокойства. Если же проблема неразрешима, то беспокойство вам не поможет. В беспокойстве вообще нет никакой пользы.

Дж. А.: Многие люди говорят так, но не многие действительно живут по этому принципу. Ощущали ли Вы это в себе всегда или Вам пришлось этому научиться?

Д. Л.: Это ощущение приходит из внутренней практики. Если смотреть на вещи шире, то страдание будет присутствовать всегда. С одной стороны, вы обречены сталкиваться с результатами неблагих действий, произведенных вами на уровне тела, речи или ума в прошлом. С другой — страдание является неотъемлемой частью самой вашей природы. Мой подход основывается не на одном факторе, но на многих. С точки зрения реальной вещи, порождающей страдание, как я уже сказал, нет причины для беспокойства, если ситуация разрешима. Если она неразрешима, то в беспокойстве также нет пользы. С точки зрения причины страдание вызвано неблагими поступками, накопленными лишь нами самими, и никем другим. Карма не исчезает бесследно. Она приносит свои плоды. Никто не сталкивается с последствиями тех поступков, которых сам не совершал. И наконец, с точки зрения природы самого страдания, субстанциональные составляющие тела и ума имеют страдание как свою истинную природу. Они служат основой для страдания. До тех пор пока вы ими обладаете, вы подвержены страданиям. Если заглянуть в глубь ситуации, то, пока у нас нет независимости и мы живем в чужой стране, нас одолевают страдания одного рода; если мы вернемся в Тибет и обретем независимость, то возникнут иные разновидности страданий. Вот так обстоят дела. Вы можете решить, что я пессимист, но это не так. Это буддийский реализм. Именно так через буддийское учение и наставления мы справляемся с ситуациями. Когда пятьдесят тысяч человек из клана Шакья были убиты в один день, Будда Шакьямуни, предводитель этого клана, отнюдь не страдал. Стоя, прислонившись к дереву, он произнес следующие слова: «Мне немного грустно сегодня, потому что пятьдесят тысяч человек из моего клана были убиты». Но сам он остался не затронутым происшедшим. Вот так то. (Смеется.) Это были причина и результат их собственной кармы. Он ничего не мог с этим поделать. Мысли подобного рода только укрепляют меня, делают более деятельным. Здесь вовсе нет утраты силы ума или воли перед лицом вездесущей Природы страданий.

Дж. А.: Меня интересует, что делаете Вы для того, чтобы расслабиться: я имею в виду садовничество и опыты с электроникой.

Д. Л.: A-а, мои хобби. Способ проводить время. (Смеется.) Если я могу что-то починить, то мне это доставляет огромное удовольствие. Я начал разбирать вещи на части, когда был еще совсем маленьким: мне было любопытно, как работают некоторые механизмы. Я хотел знать, что находится внутри двигателя внутреннего сгорания. Но сейчас я стараюсь только чинить то, что ломается.