Политика. История территориальных захватов XV-XX века
Шрифт:
Этот компромисс решительно ничего не устраивал. Ведь было уже известно, что вожди социал-демократов — Шейдеман, Эберт и их товарищи — поставили ультиматум: отречение императора и кронпринца и полное их удаление от дел; было известно и то, что громадная масса рабочих, в те дни шедшая за Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург, ни в каком случае не примирится ни с каким половинчатым, сомнительным решением вопроса об императоре и кронпринце.
Макс Баденский, все еще надеясь спасти монархию в случае полного и безусловного отказа Вильгельма и его сына и видя, что Вильгельм даже и в эту роковую минуту продолжает не понимать положения, решился действовать самостоятельно и не ждать более согласия императора…
Между тем Вильгельм (уже с 7-го числа знавший, что во всяком случае успеет бежать в Голландию) в последние часы еще продолжал по инерции говорить старые эффектные слова и предаваться привычной жестикуляции. Кронпринц предложил ему уехать из неспокойного уже Спа в другую армию, именно в ту группу войск, которой командовал сам кронпринц. «Нет, зачем, — возразил император, —
Все это и многое другое мы читаем в литературе, и расположенной, и враждебной к Вильгельму, а также в мемуарах Вильгельма, ненужной, скучной книжке, лживой с первой строки до последней, где он оправдывается в своих деяниях. Он всегда, все тридцать лет своего царствования, игравший разные роли, вдруг почувствовал отвращение к театральным жестам. Посылать под ураганный артиллерийский огонь миллионы людей «fur Kaiser und Reich» и требовать от них ежедневного, ежечасного героического презрения к смерти, требовать громогласно и в самых напыщенных словах — это никогда не представлялось ему театральным жестом, но пойти в битву в первый раз самому, чтобы попытаться этим риском поддержать дорогой ему (и проваленный им) монархический принцип, — это ему показалось вечером 9 ноября «театральным». Правда, неглубокий и незначительный, однако быстрый ум этого человека все-таки в эти самые страшные минуты его существования говорил ему, по-видимому, о непоправимых последствиях бегства, о том, что голландская дорога спасает жизнь, но губит все, кроме жизни: личную честь, династическую традицию, монархию — все, что ему было дорого. Уже подан был поезд, уже Вильгельм вошел в вагон, как вдруг граф Платен сообщил ему только что полученное телефонное известие от принца Эйтеля-Фрндриха: императрица просит передать, что «все хорошо». По-видимому, императору стало стыдно. «Моя жена поддерживает меня, а меня хотят убедить ехать в Голландию. Яэтого не сделаю. Это было бы все равно, как если бы капитан оставил свое тонущее судно». Он и теперь хотел свалить на других ответственность за свое бегство, и теперь, уже начав бегство, повторял громкие фразы, не имевшие при данных обстоятельствах и тени смысла. Ночевать Вильгельм решил в поезде. В 10 часов вечера в вагон пришел Грюнау с новым известием: революционные войска идут походом на Спа. Ни часу больше терять нельзя было.
10 ноября в 8 часов утра к голландскому пограничному пункту Эйздену подъехал автомобиль. Вильгельм II в сопровождении нескольких лиц вышел из автомобиля, подошел к пограничной страже и назвал себя: он был на нейтральной земле. Долгие часы германский император ждал на станции, пока спешно извещенное голландское правительство упрашивало по телефону графа Бентинка, английского лорда из старинной голландской семьи, владельца лежащего недалеко от границы поместья Амеронген, дать хотя бы временный приют бежавшему монарху. Только спустя много часов после начала бегства Вильгельм оказался в Амеронгене. За первым обедом, когда голландские хозяева и немецкие гости чувствовали себя мучительно неловко и не смели одни от стыда, другие от жалости поднять глаз, Вильгельм говорил много и охотно, с одушевлением и живостью. Говорил он один — все остальные молчали. Леди Норе
Почти тотчас за бегством Вильгельма последовало и бегство кронпринца, который в своих воспоминаниях обнаруживает полное отсутствие чувства комического, так как хочет уверить читателя, что бежал он исключительно по одному лишь своему человеколюбию, боясь, как бы, чего доброго, из-за него, кронпринца (т. е. с целью восстановления его на прародительском престоле), не возникло междоусобное кровопролитие. Он укрылся, как и отец, в Голландии, но в другом месте: голландское правительство велело ему отправиться на остров Виринген.
При таких условиях кончила свое существование династия, долгие столетия правившая в Пруссии и 47 лет занимавшая — в пору величайшего блеска Германии — германский императорский престол. В берлинском дворце на том самом месте, с которого в первый день войны в 1914 г, Вильгельм кричал народу о коварстве врагов, о справедливой войне и победе, теперь стоял под красным знаменем Карл Либкнехт и говорил о людях, доведших германский народ до самой страшной катастрофы всей его полуторатысячелетней истории.
Прежде чем говорить о дальнейшем развитии германской революции, нам необходимо коснуться переговоров о перемирии, начавшихся за день до бегства Вильгельма и кончившихся через полтора дня после бегства.
Уже 5 ноября 1918 г. статс-секретарь Соединенных Штатов Лансинг сообщил германскому правительству, что союзники согласны дать Германии перемирие на тех условиях, которые будут сообщены германским уполномоченным от лица верховного командующего всех союзных армий маршала Фоша. При этом делались две оговорки: одна насчет «свободы морей» (о чем упомянуто в 14 пункте Вильсона), именно, что «не все толкования» этого понятия могут быть приняты, и другая — что не только занятые немцами территории должны быть освобождены, но что немцы еще обязаны вознаградить население за все убытки. Другими словами, Англия и Франция заявляли, что вообще пункты Вильсона вовсе для них не обязательны, А затем слово предоставлялось маршалу Фошу, совместно с которым союзные правительства и выработали условия перемирия.
Уже 6 ноября спешно стала снаряжаться германская мирная делегация. Во главе ее по поручению канцлера Макса Баденского, но, конечно, прежде всего по собственному желанию стал вождь партии центра, статс-секретарь без портфеля в кабинете Макса Баденского, Матиас Эрцбергер. Собственно, это стоило ему жизни, потому что травля, приведшая спустя почти три года к его убийству, в значительной степени связывалась с этой страницей его карьеры, хотя ни с какой точки зрения как раз в этом роковом для Германии перемирии он не был повинен. Это был ум беспокойный и самоуверенный. Он всегда переходил от одной крайности к другой. В самом начале войны ои уверовал в близкую победу Германии и был, как уже сказано в своем месте, некоторое время аннексионистом. В 1917 г… уже предчувствуя гибельный оборот дел, он провел мирную резолюцию в рейхстаге. Теперь он почему-то решил, что не генерал, а он, Эрцбергер, должен отправиться к Фошу. Между тем именно этим он потом облегчил генералам возможность свалить часть вины на него и сочинить легенду (или подкрепить легенду) об «ударе кинжалом в спину» (Dolchstosslegende), о революции и революционерах, к которым причислен был Эрцбергер, выдавших Германию неприятелю.
7 ноября в 9 часов вечера автомобиль под белым флагом с германскими уполномоченными, перейдя через линию траншей, подошел к Ордруа (близ Ла-Канелль), тотчас же был окружен французскими солдатами; Эрцбергер с товарищами пересели в вагон с опущенными шторами и отправились по назначению. 8 ноября утром поезд подошел к маленькой станции Ретонд в Компьенском лесу. Тут-то и ждал их вагон маршала Фоша. В 9 часов утра 8 ноября Эрцбергер, генерал Винтерфельдт, Оберндорф, капитан флота фон Ванселов, Гейер и переводчик Гелльдорф были введены к маршалу. Фош словами не оскорбил их, чего они боялись, по собственному позднейшему признанию, но и руки им не подал. Он добился прежде всего, чтобы они заявили, что прибыли просить перемирия (первая фраза Эрцбергера гласила, что они прибыли получить «предложения» союзников). Затем Фош велел прочесть условия, на которых он согласен объявить перемирие.
Вот главные условия, которые были поставлены победителями.
Немедленное очищение Бельгии, Франции, Люксембурга, Эльзас-Лотарингии; в течение 15 дней выдача Антанте 5 тысяч тяжелых и полевых орудий, 25 тысяч пулеметов, 3 тысяч бомбометателей, 1700 аэропланов, очищение левого берега Рейна и занятие его войсками Антанты; запрет увозить что бы то ни было с левого берега Рейна при его очищении; выдача 5 тысяч локомотивов, 150 тысяч вагонов, 5 тысяч автомобилей в полной исправности; содержание оккупационной армии Антанты за счет Германии; уничтожение трактатов Брест-Литовского и Бухарестского; безусловная сдача войск, еще державшихся в немецкой Восточной Африке; выдача Антанте всего золота, полученного от России и Румынии, а также захваченного в Бельгии; возвращение всех военнопленных, причем немцы-военнопленные не возвращаются Антантой; выдача всех подводных лодок, 8 легких крейсеров, 10 дредноутов, 6 крейсеров, 50 истребителей; все же остальные суда военного флота отводятся в гавани, где и обезоруживаются и остаются под наблюдением союзников впредь