Политрук. На Ржевском выступе
Шрифт:
– Якуш! Ходанович! Будем закрепляться.
Сержант со старшиной ухмыльнулись дуэтом, и я не удержал на лице строгого выражения, тоже заулыбался.
– Часовых у землянок сняли, а куда дели?
– Да вон, где сортир у них, – Ходанович махнул рукой. – Самое место!
– А теперь… – Помедлив, я договорил: – Надо тихо вырезать солдатню.
– Пока сонные, – деловито кивнул Лев.
– Справимся, товарищ командир, – посерьезнел Якуш. – У меня Антаков – мастер! Часовых режет, как баранов, те даже не мекнут. И Вано… Тот, вообще!
– Тогда – вперед, –
Покинув блиндаж, окунулся в темноту – луна нагоняла смутный свет со спины, вытягивая шатучую тень.
– Товарищ командир… – подал голос Фадеев.
– Вижу, – остановился я.
Из землянки, ежась, выбрался немец, белея кальсонами да сорочкой. С хряском зевнув, он загрюкал сапожищами в направлении удобств. Семенил фриц забавно, но недолго – Вано Махарадзе вырос за его спиной, как ангел мести. Блеснула сталь, полоснув по горлу, и перерезала крик.
– Минус один, – хладнокровно прокомментировал я.
– Да я бы их всех… – выдавил Годунов. – Как тараканов!
– Выведем, Ваня, выведем…
По дороге к немецкому НП мы никого не встретили, а скрюченные тела «истинных арийцев» валялись в тупичках или в вынесенных ячейках. Их смерти меня нисколько не трогали. Напротив, я испытывал злую радость, вспоминая о братской… детской могиле.
Сдохли? Так вам и надо. Мы вас сюда не звали!
…Бойцы собирали трофейное оружие, разворачивали немецкие пушки и пулеметы в обратную сторону, набивали ленты, прочищали затворы от нагара, подтаскивали поближе ящики с боеприпасами – и жевали на ходу трофейные гостинцы.
Обживались на новом месте.
Саперы Косенчука уползли на разминирование – для подсветки мы врубили немецкий прожектор. А красноармейцу Фадееву я вручил донесение и отправил к комполка – без подкрепления нам не продержаться.
Опустившись на корточки, я посидел немного, просто чтобы согнуть ноги. Набегался. Хотя как раз об усталости думалось меньше всего. Победа! Вот что грело душу!
Первая настоящая победа – и моя личная, и всей роты. Даже уверять не стану, будто чуял себя храбрецом-удальцом. Куда там… Страшно было. Тревожно. Ведь мы, как гвоздь, засели в крепкой обороне немцев, а они тут вокруг! Закрепились и вширь по фронту, и на глубину в десятки километров! У Моделя «всё схвачено».
Но правду говорят: нет такой крепости, которую не взять русскому солдату! И еще я скручивал в себе спесивые мыслишки о том, что вся слава должна достаться мне одному. «Экстраскунсу».
Провел бойцов через минное поле? Молодец. А зачищал кто? Ты? Нет, твои товарищи по оружию. Однополчане.
Даже то, что мы до сих пор живы – заслуга не твоя, а ночной тьмы. У границ захваченного плацдарма я выставил дозорных в немецкой форме. Один лишь раз на бравого Трошкина вышел сонный фельдфебель. Буркнул: «Гут…» – и убрел досыпать. Но летние ночи коротки…
Нервничая, я слопал пару долек «панцершоколада» – и понял, что жую наркотик. Голова ясная, тело бодрое, энергии
Развязные, бесшабашные, наглые, они не ведали страха, глотнув пару «волшебных» таблеток. Прикинув, я подкормил метамфетаминовым зельем своих – один раз можно, а ночка будет та еще…
…Воздух к утру посвежел, донося мирные запахи – росистой травы, ряски с близких стариц, влажной листвы, тронутой туманом. Но вниманием моим все чаще завладевал восток – небо в той стороне серело, предвещая скорый рассвет. Неужто придется уйти?..
– Товарищ Лушин? – Негромкий голос командира полка заставил меня вздрогнуть.
– Он самый! – ответил я не по уставу, но уж слишком велико было облегчение.
– Показывай свои владения, политрук!
В зыбком свете керосинового фонаря я разглядел подполковника и пару быстроглазых стрелков за его широкой спиной.
– Есть!
Натоптанной траншеей мы прошли к наблюдательному пункту, врытому в землю на вершине небольшого холма.
– Смотрите, товарищ командир, – сказал я негромко, – Полунино.
Село лежало невдалеке, тихое и спящее, смутно виднеясь в потемках. Лишь кое-где тлели огонечки фонарей или керосинок, нарушая светомаскировку. Впрочем, самолеты с красными звездами на крыльях редко сюда залетали, вот и ослабла хваленая прусская «дисциплинен».
– Каждый каменный дом или подвал – это ДОТ, товарищ подполковник, – негромко заговорил я, кивая на село. – Каждое деревянное строение, даже сарай или овин – ДЗОТ. На перекрестках зарыты танки, по самую башню. Село надо брать сейчас, пока немцы не ожидают нападения! Днем нас вычислят, и начнется… Сначала минами забросают, а потом «Юнкерсы» налетят!
– Придумал чего, политрук? – Салов прищурился, словно экзаменуя меня. – Что предлагаешь?
– Держаться, – хмыкнул я. – Что же еще… Тут стоят гаубицы – откроем огонь. И минометов хватает. А пушки «ахт-ахт» – они же зенитные!
– Добро, – кивнул комполка. – Сейчас соберем до батальона и начнем. Введем танки в прорыв… Ну, это утром только. А пока… на Полунино! – Помолчав, он добавил тоном помягче: – Благодарю за службу, товарищ политрук!
– Служу Советскому Союзу! – козырнул я.
Из газеты «Красная Звезда»:
«ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ, 1 августа (По телеграфу).
Наша разведка обнаружила большое скопление вражеских самолетов на полевом аэродроме в одном из районов Юга. Командир авиационного подразделения тов. Кудряшов решил внезапным ударом сорвать планы противника. Штурмовики поднялись в воздух.
Ведущий тов. Пискунов и штурман капитан Шевелев незаметно подошли к вражескому аэродрому и, снизившись до 50 метров, быстро «прочесали» северную его окраину. На земле вспыхнуло восемь очагов пожара. Вражеские зенитки открыли бешеный огонь.