Политрук
Шрифт:
– Команда для всех. Залпом, пли!
Затрещали выстрелы, строй самолётов нарушился, один отделился, начал резко снижаться, оставляя за собой чёрный шлейф дыма.
– Ну, давай знакомиться, политрук, – подошёл к Илье молоденький худощавый лейтенант, – Николай Ерёменко, командир первого взвода. А на двух других взводах сержанты, офицеров не осталось. – Он потупился, как будто был виноват в том, что из всех командиров взводов остался один офицер. – Вместе теперь воевать будем. И, оглядев Илью, спросил:
– Сколько
– Восемнадцать.
– О, я на целый год старше, – и звонко рассмеялся.
Мерно и часто вздрагивала земля, в тяжёлый гул пролетавших над траншеями снарядов врывался тонкий посвист мин – артиллерия обрабатывала передний край противника. Илья вжался в такую спасительную, такую тёплую землю. Вот-вот наступит миг, когда надо оторвать от неё вдруг ставшее непослушным тело. Взлетела красная ракета – сигнал к атаке.
– За мной, ребята! Ура-а-а!
Ротный выскочил из траншеи, выхватил на ходу пистолет из кобуры.
«Ну, же вперёд, Илюха, разве не об этом ты мечтал в своих мальчишеских нах, вот она – атака». Какая-то неведомая сила вытолкнула Илью наверх, справа и слева он слышал тяжёлое дыхание бегущих рядом бойцов. Вперёд, вперёд. Кто- то падает, через него перескакивают, пелена застилает глаза, колотится сердце, из горла рвётся хриплое «ура».
Столб огня рядом, и что-то тугое и сильное сбивает с ног. Илья падает, через некоторое время глаза начинают различать чёрные фонтаны взрывов среди лежащих людей, в уши врывается нарастающий свист пуль и монотонное тарахтение пулемёта. И тут же доносится крик:
– Убит командир роты!
«Рота прижата к земле, если ещё промедлить, все будут перебиты». Эта мысль пришла в голову Илье неожиданно. Ну, вот он тот самый миг, когда надо действовать.
– Рота вперёд, за мной!
Илья выскочил из траншеи с винтовкой наперевес, краем глаза успел заметить справа и слева бегущих бойцов, сзади нарастает топот сапог, «поднялись ребята», совсем рядом мелькает лёгкая мальчишеская фигура с пистолетом в руке. «Лейтенант Ерёменко, командир первого взвода, вспомнил он молодого офицера». Впереди открылась немецкая траншея.
Николай первым прыгает в неё, за ним Илья, теперь в ход идут штык и приклад. Не зря отрабатывали на учениях приёмы рукопашного боя, а Илья был лучшим спортсменом в школе. Вскоре траншея была очищена от гитлеровцев, и тут Илья вспомнил, что из винтовки можно вести огонь. Он передёрнул затвор, но стрелять уже не понадобилось.
– Молодец, политрук! – взводный похлопал его по плечу, – вот и получил боевое крещение, я рад, что ты таким оказался.
Вдруг из-за поворота траншеи застрочил пулемёт, это дзот, не замеченный бойцами в суете боя. Лейтенант Ерёменко бросился туда и за ним несколько солдат. Едва они высунулись из траншеи, как прямо к ногам упала немецкая граната с длинной деревянной ручкой. Все застыли в оцепенении, и только взводный резко нагнувшись, схватил гранату и швырнул её в открытую дверь дзота. Раздался сильный взрыв, но за секунду до этого пуля пронзила грудь отважного лейтенанта.
Погибших хоронили в скорбном молчании. Тяжело было на душе у Ильи. Николай Ерёменко стоял перед глазами и слова его занозой застряли в мозгу: – «Теперь воевать вместе будем». Никого из солдат он не успел узнать близко, но с каждым был уже связан общей судьбой, общей бедой, нависшей над страной. Ненависть вползала в сердце, неведомое доселе чувство, оно горячей волной захлёстывало душу. А над могилой уже звучали слова:
– Клянёмся отомстить за смерть боевых друзей!
– Клянёмся!
– Клянёмся!
Случай пораженчества и предательства, с которым Илья столкнулся немного времени спустя, запомнился ему на всю жизнь. Он встревожил, заставил задуматься о том, из-за чего становятся предателями, из страха ли, из желания ли любой ценой сохранить свою жизнь.
Однажды, после того, как он провёл беседу с бойцами и они уже разошлись, к нему подошёл ничем не примечательный красноармеец.
– Товарищ замполита, у меня будет к вам вопрос.
– Задавайте, я слушаю. Представьтесь, пожалуйста.
– Кастрыкин Иван меня звать. Я из Калужской области, из села Роговатое. Вот вы говорили о необходимости разбить врага и даже, если понадобится отдать жизнь за победу. Так ведь мы его должны были разбить уже давно и воевать на чужой территории. Но этого не произошло и, я думаю, не произойдёт. Нет у нас мощи супротив немца.
Илья пристально разглядывал красноармейца. Обыкновенное круглое крестьянское лицо с белёсыми бровями, только глаза смотрят настороженно и недоверчиво.
– Я рассказал, что Германия напала на нас внезапно, несмотря на договор, и мы не успели подготовиться.
– Знаю я, как это внезапно, – презрительно возразил Кастрыкин. – У меня свояк перед войной демобилизовался, служил в Белорусском военном округе. Так он рассказывал, как немецкие самолёты свободно над нашей территорией летают, и никто их не сбивает. А немцы ходят недалеко от границы с какими-то приборами и всё наше расположение фиксируют. Кругом шпионы. Нашей армии никогда не победить Великую Германию.
– Да, было много ошибок, об этом говорил товарищ Сталин, но мы всё равно разобьём немца. А говорить то, что ты говоришь, это пораженчество, в армии оно недопустимо.
– А то, что моего отца и всю семью угнали в Сибирь, оставив малых умирать без хлеба и еды, допустимо. В нашей деревне всех, кто лучше работал, поставили к стенке, а имущество растащили. Немцы бы никогда так не сделали. Уж лучше сдаться, сохранить жизнь, чем умирать, как собака.
Илья понял, что этот солдат невольно или нарочно, втягивает его в какую-то нехорошую историю.
– Я не хочу говорить с вами на эту тему. Это преступно. Идите и подумайте, на что вы можете толкнуть своих товарищей.