Полкороля
Шрифт:
– Давненько таковая не попадалась, – сжав зубы от злости, выдавил Ярви.
– Найти ее непросто, но именно этой тропой следуют короли. Попомни, за сделку еще придется расплачиваться.
– Ты, Ничто, скор на вопросы, да с ответами припоздал. Не ты ли поклялся мне помогать?
Ничто сузил глаза, порыв ветра захлестнул его волосы на изрубленное в боях лицо.
– Я принес клятву, и я исполню ее или умру.
– Отлично, – отворачиваясь, произнес Ярви. – Ловлю на слове.
Внизу галерные невольники, стиснув зубы, проливали пот, порою хрипло кряхтя от усилий – по рядам рыскал надсмотрщик, с кнутом, свитым кольцами за
Но чем ближе манил Черный престол, тем тяжелее на плечи давила клятва и тем быстрее у него кончалось терпение.
Кто-то должен грести.
– Прибавь хода, – зарычал он надсмотрщику.
Дом твоего врага
Сумаэль соскочила на пристань и двинулась проталкиваться к столу, за которым, со стражей по бокам, располагалась портовая смотрительница. Ярви вслед за ней, чуточку менее ловко и гораздо менее властно спустился по сходням и ступил на твердую землю. По земле своей по праву державы он шел надвинув капюшон и пряча глаза. За ним молча шли остальные.
– Меня зовут Шадикширрам, – объявила Сумаэль, небрежно раскрывая бумагу и швыряя ее на стол, – вот мое разрешение на торговлю от Верховного короля, заверенное рунной печатью праматери Вексен.
Перед этим они подождали, пока у стола не окажется младшая из смотрительниц, надеясь, что та отмахнется от них и просто пропустит. Вместо этого женщина, теребя пальцами ключи на шее – один от ее усадьбы, второй от портовых кладовых – внимательно изучала разрешение. Достаточно долго, чтобы все задергались. На Ярви накатила дурнота от тревоги, когда он подметил, что уголок документа побурел от высохшей крови. Разумеется, крови настоящей владелицы, пролитой Ярви собственноручно. Смотрительница пригляделась к Сумаэль и проговорила именно те слова, которых он до жути боялся:
– Вы не Шадикширрам. – Один из стражников слегка сдвинул руку в кольчужной перчатке на древке копья, тут же Ничто подвинул заткнутый за пояс большой палец поближе к мечу, и тревожная дурнота Ярви переросла в ужас. Неужто здесь все и кончится? В грязной стычке у причалов?
– Она не раз сходила на берег, обычно под мухой…
Сумаэль со страшной силой врезала кулаком по столешнице, и смотрительница оторопело отшатнулась, когда ей рявкнули прямо в лицо:
– Ты говоришь о моей доброй матушке, Эбдель Арик Шадикширрам, и в другой раз – выбирай выражения! Она отправилась в Последнюю дверь. Утопла в ледяных северных водах. – Ее голос сломался, и она утерла тыльной стороной ладони сухие глаза. – Свое дело мама передоверила мне, любимой дочери – Сумаэль Шадикширрам. – Она схватила разрешение со стола и опять заорала, обдавая слюной стражу, смотрительницу, а заодно и Ярви: – А я веду дела с королевой Лайтлин!
– Она больше не…
– Ты поняла, о ком я! Где Лайтлин?
– Обычно она у себя в казначействе.
– У меня к ней разговор! – Сумаэль развернулась на каблуках и гордой походкой направилась прочь от пристани.
– Она не рада посетителям… – растерянно пролепетала вслед смотрительница.
Когда Ярви и остальные проходили мимо, сестра Ауд приятельски похлопала по столу.
– Если вас это утешит, она обрадуется встрече не меньше нашего.
– Представление на ура, – произнес Ярви, поравнявшись с Сумаэль. Они шли по рядам, где свисала свежая рыба, валялись сети и рыбаки выкрикивали цену на утренний улов. – Что бы без тебя с нами было?
– Сама едва не обоссалась, – шикнула она в ответ. – Кто-нибудь за нами идет?
– Даже не смотрит. – Портовая смотрительница уже вовсю срывала расстройство на новых прибывших, и скоро они потеряди ее из вида.
Наконец-то он дома. Однако Ярви чувствовал себя чужестранцем. По сравнению с прошлым все помельчало, нет того оживления, пустые причалы и стойла, брошенные дома. Сердце подскакивало всякий раз, когда объявлялось знакомое лицо. Точно вор, навещающий место своего преступления, он глубже втискивался под капюшон, и какая б ни стояла холодрыга, спина чесалась от пота.
Если его узнают, об этом скоро услышит государь Одем и не мешкая поспешит закончить то, что начал на крыше Амвендской башни.
– Так вот они – курганы твоих предков?
Ничто сквозь спутанную шевелюру таращил глаза на север, вдоль длинного изгиба безлюдного побережья с травянистыми холмиками, высившимися по краю. Самый ближний, крутобокий, пестрел зеленью не дольше нескольких месяцев.
– Моего убитого отца Атрика. – Ярви подвигал челюстью. – И утонувшего дяди Атиля, и прочих королей, что правили Гетландом во тьме веков.
Ничто поскреб обросшую, грязную щеку.
– Свою клятву ты принес перед ними.
– Так же, как ты предо мною – свою.
– Не страшись. – Ничто ухмыльнулся, пока они пробирались сквозь толчею у ворот внешних городских стен. Той сумасшедшей, яркоглазой ухмылкой, которая только нагоняла на Ярви страху. – Плоть забывчива, но сталь – никогда.
Похоже, сестра Ауд знала дороги Торлбю лучше Ярви – уроженца и сына этого края. Его повелителя. Служительница вела их узкими улочками, зигзагами взбегавшими в гору, высокие и узкие дома мостились между скалистых выступов – сквозь кожу города проступали серые кости Гетской земли. Сестра вела их через мостки над полноводными протоками, где рабы наполняли кувшины для богачей. В конце концов она привела их на вытянутый, зауженный двор в тени угрюмой цитадели. Крепости, в которой Ярви родился и рос; беспрестанно унижался; учился, чтобы стать служителем; и однажды узнал, что стал королем.
– Вот и дом, – сказала сестра Ауд. Дом стоял у всех на виду. В прошлом Ярви часто здесь проходил.
– Для чего служителю Горма держать дом в Торлбю?
– Мать Скейр говорит, что мудрый служитель знает жилище врага лучше собственного.
Ярви хрюкнул:
– Мать Скейр не меньше матери Гундринг любит меткие поговорки.
Ауд повернула ключ.
– Они в ходу у всей Общины.
– Возьми Джойда. – Ярви потянул Сумаэль в сторонку и негромко добавил: – Ступайте в казначейство и найдите мою мать. – Если им улыбнется счастье, то Хурик будет на боевой площадке.
– И что я скажу? – спросила Сумаэль. – Что ее кличет мертвый сын?
– И что он, наконец, научился застегивать плащ. Приведи ее сюда.
– А если она мне не поверит?
Ярви представил себе лицо матери таким, как бывало, когда она опускала на него свой суровый взгляд. Весьма вероятно, что она усомнится.
– Тогда мы придумаем что-нибудь другое.
– А если она не поверит и прикажет меня казнить за нанесенное оскорбление?
Ярви помолчал.
– Тогда я придумаю что-нибудь другое.