Шрифт:
ХАЛВА
Как-то неожиданно подошел к концу сезон, вместе с ним закончилась и хорошая погода. Народ грузил на подошедшую к нашей стоянке "Зарю" палатки, ящики с материалами раскопок, грузились сами. Имущества было много, а грузили на самый верх теплоходика, там же и сами устроились, чтобы не шокировать пассажиров своим бродяжьим обликом. Вообще-то поездка "верхом" на "Заре" – явное нарушение с точки зрения речного начальства, но зато – свидетельство особых отношений нашего шефа с речниками, поэтому мы и пользовались такими поблажками и были своими у команды. «Речники не раз бывали у нас в гостях, на наших
Последние прощальные глотки воды из Ковы – как велит обычай -
и мы отходим под рев сирены и "марш славянки" хотя слышат это
только бакенщик да, может, рыбаки на шиверах, но у речников свои
правила и шик.
К вечеру добрались до Богучан, выгрузились и сразу в аэропорт, но билетов на самолет было всего два на девять человек. Шефа с нами не было, он шел с Сейфом на «моторке», которую нужно было пригнать в Красноярск на зимовку, и помочь нам своими связями с местным начальством не мог. Двое сели в самолет и забрали большую часть груза. Нам остались только рюкзаки и спальники.
Все, в общем, шло нормально, но у меня страшно разболелась голова, боль валила с ног, пришлось устроиться прямо на полу в зале ожидания. Парни устроили ложе и, похоже, были несколько растеряны: как это человек, у которого рот как говорится, не закрывался постоянно шутивший и балдевший всю дорогу вдруг свернулся клубком и буквально корчится от боли. Аптека закрыта – воскресенье, с собой таблеток не возили – всем не более 22 лет, народ хронически здоровый. Правда, магазины работали, их здесь было немало в то время. Решено было к приезду шефа купить водки и чего-нибудь поесть – начинающийся дождь должен был сделать начальство терпимым к нашей предприимчивости. Да и как-то надо было убить время, а поход за "товаром" был единственно возможным способом.
Седой осторожно тронул за руку: «Тебе чего-нибудь надо?" Башка раскалывалась на части, найденные у пассажиров разномастные таблетки еще не помогали, я, не открывая глаз, попросил: «Халвы, если будет».
Дальше память диковинно перепутала явь и сон, объявление рейсов, бормотание телевизора, и вместе с этим я бегу от стаи собак, и дикий хохот из таежной темноты, и снова просыпаюсь от приступа боли, а через минуту лечу в пропасть, охваченный ужасом от встречи с еще чем-то более страшным.
Hе знаю сколько прошло времени – час или два, вдруг – слышу в полусне знакомые голоса. Стараясь меня не разбудить, парни говорили о чем-то потихоньку. Смысл до меня не доходил. Видимо, я шевельнулся, и разговор стих. Я снова почувствовал грубоватую, неловкую руку Седого: "Дато, держи". На его ладони лежало грамм двести подсолнечной халвы в хрустящей оберточной бумаге. Где они ее нашли? Видимо, долго пришлось ходить. Что-то подступило к горлу, подкатило к глазам, пришлось отвернуться. 3атем, собрав, как у нас говорили, "всю железную волю в кулак", предложил: «Угощайтесь!» Пацаны, глянув на сверток, дружно скривились, а Седой буркнул: "Ага, счас, я сладким не закусываю, рубай, если нравится».
Кругом сидели мужики и шеф, уже была распечатана «белая», стояли тушенка и зеленый горошек, лежал горкой покромсанный хлеб. Шеф рассказывал о перипетиях дороги, дожде, завеса которого мешала в Мурском пороге, как пришлось менять винт после столкновения с топляком. Все было как всегда: дружно гоготали, подзуживая друг друга, как это всегда бывает у людей, которым хорошо только потому, что просто снова вместе.
Халвы не хотелось, но я пожевал чуть-чуть и вдруг понял, что боли нет. Когда она исчезла, я не заметил, что было тому причиной – таблетки, сон, халва или все сразу и вместе – не знаю.
Через два часа все спали. А домой мы добрались только через двое суток: день-"3арей" и еще один – автобусом, проклиная судьбу и немножко шефа за то, что не смог отправить нас самолетом.
А халву я люблю по-прежнему и всегда покупаю, когда есть возможность. Но та останется в памяти навсегда как напоминание о прекрасном времени, о том, « как молоды мы были…".
примечания:
Шеф – Дроздов Н.И., руководитель археологической экспедиции
Седой – Седых Сергей, тогда студент
Сейф – Сейфулин Коля, тогда тоже студент, но пользующийся огромным доверием шефа, руководитель отряда археологов на р. Кова
Дато – Автор, тогда студент, сейчас учитель сельской школы
«Пацаны» – друзья-археологи из далекого 1979 года
РЫЖИК
Предновогодние хлопоты потребовали немедленного посещения нашего сельского магазина. Руководителем закупочной «экспедиции» назначили младшую дочь Людмилу, а я должен был отвечать за транспорт. Пять минут – и мы на торговой площади села, где непосредственно и в ближайшем окружении расположена вся наша торговая сеть.
Дочь помчалась со списком заказов обследовать магазины, а я вынужден был общаться с магнитолой и посматривать по сторонам, невольно обращая внимание на происходящее в ближайших окрестностях.
А в окрестностях особенного ничего не происходило. У ларька двое мужчин считали наличность и о чем-то спорили, куда-то неторопливо направлялась небольшая стайка собак.
Вдруг одна из них, лохматая и приземистая, по всему видать – заводила, погналась за небольшим рыжим песиком, мечтая надрать ему холку за неуважение или за другие какие грехи. У собак это также сложно, как и у людей. Но у Рыжика были другие планы, он внезапно рванул в сторону моей машины и заскочил под нее. Лохматый агрессор, рыкнув для порядка, важно затрусил к поджидавшим его собратьям и возглавил прерванный поход по своим, нам неведомым, собачьим делам.
Рыжик выбрался из-под днища, огляделся и, уверившись в собственной безопасности, начал обнюхивать снег, обследуя местность, которая избавила его от неминуемой трепки. Затем он заметил меня в машине и сел в метре напротив дверцы, как бы говоря:
–Привет, как дела?
Я улыбнулся, и дружески кивнул, мол, все в норме. Наклоняя голову то влево, то вправо он внимательно смотрел на меня и как бы продолжал немой диалог:
–Что так и будем сидеть и глазеть друг на друга?
Видно было, что жизнь у него не комнатная, хлеб достается нелегко и, тем более, нерегулярно, но это не сделало его покорным судьбе. Он вроде как собачий Гаврош: с чувством собственного достоинства, никогда не унывает и из всякого трудного положения найдет выход. Тем более, никогда не станет унижаться и клянчить подачки. Я открыл дверцу и протянул руку.