Полковник Гуров. Компиляция (сборник)
Шрифт:
— Он его вырубил. Действуйте!
После этого досчитал до пятидесяти, беззвучно откинул крышку багажника и вылез наружу. Добравшись до ближайшего оконного проема, подтянулся и заглянул в проем. В темноте ничего не было видно. Тогда он пошел вдоль стены, отыскивая запасной вход. Подобравшись к северным дверям, поднялся по ступеням, прошмыгнул внутрь. И сразу услышал его. Преступник разговаривал. Может, сам с собой, может, с жертвой, Крячко не вникал. Он медленно двигался на звук.
— А всему виной твоя гордыня, дружочек. — Голос убийцы звучал обыденно. — И не спорь со мной. Гордыня, она многих погубила. Взять, к примеру, меня: отчего я не лежу в теплой постельке перед экраном телевизора, попивая пивко, а вожусь тут с тобой на грязном полу загаженной
Крячко добрался до высокой колонны, закрывающей обзор, и осторожно выглянул. Топырин расположился в центре здания. У его ног лежало тело актера, он был без сознания. Обложившись рулонами пленки, Топырин старательно работал. При этом он говорил, не переставая.
— Убивать тебя будет приятно. Не то что этого недоумка фермера. Разве какой-то вшивый колхозник может понять тонкую организацию души творческого человека? Разумеется, нет. Даже мой дражайший начальник не был на это способен. Жалкий бездарь! Знал бы ты, сколько унижений я от него терпел. Он считал меня никчемным журналистом. Держал в редакции из жалости. Самое обидное, что жалел он даже не меня, а мою покойную матушку. Да, да, ты не ослышался, господин Хван был когда-то знаком с моей матушкой и после ее смерти считал своим долгом опекать меня. Гнусный выродок! С каким же наслаждением я убил его! Жаль, что человека нельзя убить дважды. Я бы с радостью сделал это и два, и три раза. Ты знаешь, что он считал себя моим благодетелем? Впрочем, откуда тебе это знать? Ты ведь с ним даже не знаком. Ничего, если верить теории церковников, скоро вы с ним встретитесь. Сможете обсудить ощущения. Сможете даже оценить мой гений. Я ведь действительно гений! Посуди сам, разве мог бы посредственный журналистишка разработать столь безупречный план? Да никогда в жизни! А я смог! Я убил четверых, включая моего благодетеля, а полиция только руками разводит: кто этот неуловимый убийца?
Первый рулон закончился. Топырин аккуратно сложил втулку в лежащий рядом рюкзак и потянулся за вторым рулоном.
— Знаешь, в чем их ошибка? Они ищут шизанутого маньяка, который выбирает жертвы спонтанно. А у меня все продумано. Я не стал бы рисковать, набрасываясь на незнакомцев. Нет, я изучил ваши жизни так тщательно, как только возможно. Я знаю о ваших привычках больше, чем вы сами. И поэтому у меня не бывает промахов. У полиции случаются, а у меня никогда. Ну и кто после этого неудачник? Ты не поверишь, но в моей родной редакции все считают меня неудачником. Думаешь, мне есть до этого дело? Плевать! Теперь-то они станут меня уважать. Еще бы! Освещать такое громкое дело доверили не кому-то из них, а мне, Зиновию Топырину! Это я заставил их воспринимать меня всерьез. И по-другому уже не будет. Кончились деньки, когда они могли задвигать Зиновия Топырина на галерку. Их драгоценный господин Хван мертв, а я, подающий надежды журналист Зиновий Топырин, — жив и готов продолжать писать о серийных убийцах, терроризирующих всю область. Не переживай, я и про тебя напишу. А когда покончу с этим делом, придумаю что-то другое. А ты как думал? Зачем останавливаться, если все так хорошо идет?
Сквозь болтовню убийцы Крячко услышал болезненный стон. Девайкин приходил в себя. Заметил это и преступник.
— Наконец-то, а то мне уже надоело разговаривать с воздухом, — радостно рассмеялся он и похлопал Девайкина по щекам: — С возвращением, Эдуард! Имечко тебе родители дали, прямо скажем, идиотское. Наверное, в детстве ты страдал от дразнилок, которые придумывали твои одноклассники. Меня тоже в детстве дразнили, так что и в этом мы с тобой схожи.
— Не трогай меня, ты, урод!
Это произнес Девайкин. Крячко весь подобрался. «Где же Гуров с бойцами? Чего он медлит? — раздраженно подумал он. — Доказательств уже выше крыши, пора брать выродка». Но с места не двинулся. Отправляя его с Девайкиным, Гуров четко обозначил, что действовать он должен только в том случае, если ситуация выйдет из-под контроля. В данный момент Крячко ситуацию контролировал. Убийца вознамерился потянуть время, ему хотелось излить душу тому, кто спустя короткое время унесет его секреты в могилу. Это значило, что до тех пор, пока не наговорится, он Девайкина не убьет. И Крячко решил ждать.
— Ты бы себя сейчас видел, — хохотнул Топырин. — Глаза навыкате, лицо белее мела, волосы всклокочены. Лежишь тут, обмотанный пленкой, и оскорбляешь того, от расположения которого зависит твоя жизнь. Урод — это ты, дружок, тут и спорить не о чем. Напомнить тебе, как ты здесь оказался? Это я тебя позвал! Но на что ты купился? Роль в мистическом триллере! Да какому режиссеру придет в голову выбрать тебя для съемок триллера? Рекламщик мыла «Голубое облако» и детских подгузников в роли маньяка — это же курам на смех! Об этом ты не подумал?
— Зачем ты это делаешь? — снова подал голос Девайкин.
— Тебе правда интересно? Серьезно? Хочешь знать, зачем я убиваю тебя?
— Да уж, окажи такую любезность, — процедил Девайкин.
«Время тянет, молодец, актер, — мысленно похвалил Крячко. — Давай, заставь его говорить. Заставь признаться во всех совершенных преступлениях. Это будет та самая гениальная роль, о которой ты мечтал». От нетерпения он переступил с ноги на ногу, и под подошвой хрустнул камешек. Топырин вскинулся, прислушиваясь, и нервно выкрикнул:
— Кто здесь?
И в этот момент в дверной проем ворвались бойцы ОМОНа во главе с полковником Гуровым.
— Стоять, ни с места! — закричал Гуров. — Зиновий Топырин, вы арестованы!
Топырин выронил из рук рулон, вскочил и бросился бежать. Он бежал прямо на Крячко, пытаясь добраться до бокового выхода. Как только он поравнялся с колонной, за которой скрывался полковник, тот выскочил и точным ударом сбил беглеца с ног. В тот же миг его окружили бойцы в масках и с автоматами наперевес. Топырин выругался и, подняв руки, прокричал:
— Не стреляйте, я сдаюсь! Я сдаюсь, вы не можете убить меня!
Бойцы подняли его с пола, заломили руки за спину, защелкнули наручники.
— Ну, здравствуй, Зиновий, — подошел к ним Гуров. — Какую байку поведаешь на этот раз?
— Думаете, поймали меня? Думаете, вам удастся повесить на меня все четыре убийства? — Поняв, что жизни его ничто не угрожает, Топырин начал улыбаться. — Позвольте вам напомнить: у вас на меня ничего нет!
— Вот как? А что же, по-твоему, здесь произошло? Быть может, ты оказался здесь совершенно случайно? Ты не собирался убивать Эдуарда Девайкина? Может, ты его спасал, и серийный убийца скрылся с места преступления буквально за минуту до нашего появления? Брось, Топырин, тебе не отвертеться!
— Я не такой дурак, — хихикнул Зиновий. — Я не стану опровергать очевидное. Просто вы неправильно поняли мои мотивы.
— Да неужели? Может, просветишь нас относительно твоих мотивов? — усмехнулся Лев.
— Охотно. Я заманил актера Девайкина сюда потому, что хотел получить убойный репортаж. Я решил сымитировать почерк серийного убийцы, чтобы иметь возможность написать о нем в единственном лице. Свора журналистов, пишущих об одном и том же, это не тот уровень, о котором я мечтал. Эксклюзивный материал, вот что я хотел получить, но и только. Я не собирался по-настоящему убивать его. Сделал бы пару снимков, а потом позвонил бы в полицию и сообщил о новом преступлении Подмосковного маньяка.