Полковник Коршунов (сборник с рисунками автора)
Шрифт:
Клочья облаков налетали на склон перевала. Мороз усиливался, и туман оседал ледяной коркой на одежде, оружии, лицах людей.
Командир шел, зигзагами подымаясь вверх, мимо своего измученного отряда. Жеребец тянул повод, скользил и спотыкался на камнях, кое-где торчащих из-под снега.
Командир шел молча, стиснув зубы и нагнув голову вперед. Дышать было трудно, и от прилива крови тупо болела голова, но хуже всего было с левой ногой. Ногу он, кажется, отморозил. Ту самую ногу, которая совсем недавно зажила после раны. Пуля пробила икру на два сантиметра выше голенища. Врач, делавший перевязку, еще смеялся, что басмач поберег
Из сумятицы снежных хлопьев навстречу командиру вышел, также ведя в поводу свою лошадь, его помощник.
— Что там? — хрипло сказал командир.
Голос не слушался, голос был слишком тихим. Командир крикнул:
— Степан, почему стал? Почему стал отряд, спрашиваю?
Степан остановился, отворачиваясь от снежного вихря и закрывая лицо руками. Он молчал, пока командир не подошел вплотную к нему.
— Ну? Что там у тебя?
— Нет дороги. Лавиной завалило тропу. Или не туда пришли?
— Пришли туда. Дорога здесь. Пошел.
И командир двинулся вперед, толкнув Степана плечом.
Голова отряда остановилась недалеко от гребня перевала. Кучка бойцов с лошадьми молча стояла перед краем пропасти. В пропасть обрывалась тропа. Бойцы расступились, и командир встал на самом краю.
Дна пропасти не было видно. Верхушки острых скал торчали далеко внизу, а еще ниже клубились облака. В пропасть спускалась крутая, покрытая снегом осыпь. Здесь лавина пересекла и разрушила тропу.
Вначале идти было еще можно, хоть и очень было круто. Но из-за снежного тумана видно было только метра два в ширину осыпи. Что было дальше? Есть ли путь дальше? Какой ширины осыпь? Снег застилал все. Рискнуть пойти? Все прекрасно понимали, что если пути нет, то повернуться и пройти назад по такой крутизне не удастся.
Ветер гнал вниз, в пропасть, снежные вихри. Командир с минуту стоял молча, потом шагнул вперед, соскочил с края тропы на осыпь, пошатнулся и стал крепко. Бойцы придвинулись ближе. Ветер свистел. Никто не произнес ни слова. Командир потянул повод. Жеребец, упираясь, пригнул голову, понюхал снег и шагнул с тропы. Передние ноги его сразу скользнули вниз, камни и снег покатились в пропасть. Жеребец сел на круп. Командир почти лег, упираясь ногами и изо всех сил натягивая повод. На несколько секунд лошадь и человек застыли неподвижно. Казалось, вот-вот оба они сорвутся в пропасть. Но конь, осторожно передвигая передними ногами, уперся копытами и медленно выпрямил задние ноги. Тогда выпрямился и командир.
Стоявшие на краю тропы из-за ветра не слышали, как он подбадривал коня. Он называл его ласковыми именами.
Потом командир, осторожно ступая, пригнувшись, пошел вперед, и конь пошел за ним. Они скрылись в снежном тумане. Бойцы ждали у конца тропы.
Степан Лобов, помощник командира, протиснулся вперед и остановился, тяжело дыша. Он пристально всматривался в снежную завесу и ничего не мог разглядеть.
«Пропал командир», — подумал Степан и сказал так громко, что слышали бойцы:
— Шурка… Шурка…
Бойцы молчали.
Потом ветер донес спокойный голос командира.
— Где ж вы? — кричал командир. — Скоро вы там?
Красноармеец Суббота первый спрыгнул с тропы на осыпь.
— Скорее! — кричал командир.
Бойцы двинулись через осыпь. Осыпь была шириною в двадцать метров. Лобов прошел последним. Он следил, как переправляется отряд, и торопил отстающих.
Недалеко за осыпью был гребень перевала. По ту сторону ветер был слабее и снег меньше. Отряд спускался. Люди двигались почти бегом, задыхаясь, падая, обгоняя друг друга. Всем хотелось поскорее спуститься, разогреться в быстром движении.
Командира Лобов догнал, когда уже сели в седла. Командир, бросив поводья, ехал впереди отряда. Его жеребец сам выбирал дорогу.
— Коршунов! — позвал Лобов, погоняя лошадь. — Шурка!
Командир ничего не ответил.
Лобов въехал выше на склон и поравнялся с ним.
Командир спал, прямо сидя в седле.
2
Еще утром Коршунов предсказывал, что этот перевал последний, что к вечеру, после перевала, будет встреча с басмачами, и Коршунов не ошибся. Уже на склоне перевала головной дозор заметил следы лошадей и конский помет. Следы были свежие, и по ним было видно, что лошади шли медленно, пятидневным бегством басмачи замучили своих лошадей.
Но пограничники те же пять дней гнались за бандой, и лошади пограничников устали не меньше.
Коршунов остановил отряд у подножья перевала. Люди выглядели плохо. Почти все пострадали от мороза. На красных обветренных лицах белели отмороженные пятна. От усталости и голода лица бойцов осунулись и похудели. Казалось, многие едва держатся в седлах.
Коршунов сказал бойцам:
— Банда от нас уходит, товарищи. Банда уходит за теми холмами.
Бойцы молчали. Лошади стояли, понуро опустив головы.
— Если мы догоним их за теми холмами, мы возьмем банду, товарищи. Если не догоним — басмачи уйдут за кордон.
Никто ничего не ответил. Коршунов помолчал. Потом он тронул коня и сказал, отъезжая на фланг:
— Товарищ Лобов, возьмете первое отделение. На рысях отойдя за холмы, остановите банду. — Коршунов говорил отрывисто. — Не сближаясь, спешите бойцов. Перестрелкой задержите банду. Исполняйте.
— Первое отделение, за мной! — весело крикнул Лобов. — Рысью ма-арш! — пропел он.
Первое отделение пошло рысью. Лобов ехал впереди. Он сидел пригнувшись, как бы летя вперед. Его измученная лошадь едва шла. Коршунов проводил глазами первое отделение, пока всадники не скрылись за ближними холмами.
«Плохая рысь, — подумал Коршунов. — Никуда лошади не годятся».
Он закутался в бурку и шагом поехал впереди отряда. Отряд стал подыматься на холм.
Невысокие холмы, как застывшие волны, шли один за другим от подножья перевала до равнины. На холмах снега не было. Коричневая жесткая трава покрывала холмы. Горы окружали равнину, и снег лежал на вершинах. Облака заволокли небо. Синие грозовые тучи низко ползли, цепляясь краями за горы. Второй, более высокий слой облаков был светлее. Еще выше, в разрывах между облаками, виднелось небо. За облаками садилось солнце. Куски неба были розовые, и солнечные лучи, кое-где пробиваясь сквозь толщу туч, окрашивали розовым снег на вершинах. Горы вдали были синими там, где на них падала тень от облаков, и зеленовато-серыми там, где их освещало солнце.